Наталья Борохова - Адвокат инкогнито
Виктория зашла в редакцию «Вечерней панорамы», стараясь выглядеть спокойной и невозмутимой. В конце концов, она просто читательница, которую задела некорректная заметка в газете.
– Где тут у вас сотрудник, занимающийся «Уголовной хроникой»? – спросила она стайку веселых девиц, должно быть корреспондентов, дымивших на лестничной площадке.
Девушки отослали ее к некоему Стасу Полунину, высокому, худощавому парню в клетчатой рубашке.
– К вашим услугам, – отрывисто бросил тот и немедленно проехался нахальным взглядом по фигуре посетительницы.
«Похоже, с парнем будут проблемы», – подумала она. Но отступать было не в правилах Виктории Соболевой. Прямо с места в карьер она сунула Полунину газетный лист.
– Ваша работа?
Тот посмотрел на нее внимательнее:
– Да. Я автор.
Виктория набрала в грудь воздуха. Ее голос должен был звучать совершенно естественно.
– Видите ли, молодой человек, я – университетский профессор…
– Мне кажется, где-то я вас видел… – перебил парень и нахмурил лоб, копаясь в своих воспоминаниях. – Вы что-то ведете на телевидении? Угадал?
«Черт тебя дери! – мысленно ругнулась Виктория. – Неужели он тоже смотрит женские передачи?»
– Телевидение тут ни при чем, молодой человек… Стас, – поправилась она. – Я читаю лекции студентам, в том числе об особенностях государственного строя, и рассказываю им об определенных конституционных принципах. Вы ничего не слышали о презумпции невиновности?
– Чего-то слышал.
– Так вот, – менторским тоном продолжила Соболева, – никто не может быть признан виновным иначе, чем по приговору суда и в соответствии с законом. Во всяком случае, это обещает наша Конституция.
– А я-то тут при чем? – хлопнул ресницами парень, и острый кадык над воротом его рубашки нервно дернулся.
– У вас есть приговор по делу э-э… насильника из университета?
– Нет.
– Почему же вы пишете о том, что он совершил изнасилование и покушение на убийство, словно это уже установленный факт? Что вы будете делать, если суд вынесет оправдательный приговор?
– Ничего не буду делать. А чего вы, собственно говоря, от меня хотите?
– Опровержения.
– Опровержения?! А что я должен, по-вашему, опровергать? Ученый извращенец совершил преступление. На настоящий момент дело расследуют. Где тут неправда?
– Вы говорите, что он совершил преступление. А если бедняга стал жертвой оговора? А ведь он – доктор наук, профессор. Вы понимаете, что станет с его репутацией? Она превратится в лохмотья!
– Позвольте… – на лице парня мелькнула догадка. Он внимательнее посмотрел на возмущенную профессоршу. – Позвольте… Я, кажется, начинаю догадываться. Он кем-то вам приходится, тот самый профессор?
Виктория дернула плечами.
– С чего вы взяли?
– А зачем бы тогда вам приходить сюда, возмущаться, да еще к тому же вспоминать какие-то подозрительные принципы?
– Я – представитель возмущенной общественности.
– Вашей общественности нечего возмущаться, – заметил Стас. – Я доношу до нее информацию. Вы сами-то о гласности слышали?
– Доводилось, – сухо ответила Соболева. А паренек-то оказался не промах. Решил бороться с ней ее же оружием.
– Так вот, милая дама. Мы живем в свободном обществе, и люди вправе знать, что в нем происходит. Криминальная хроника – часть нашей жизни, хотите вы того или нет. И если мне придется выбирать между интересами пакостника, который обвиняется черт знает в чем, и интересами законопослушной читательской массы, я встану на сторону большинства.
– Я так понимаю, это ваше последнее слово, – гордо подняв голову, констатировала Виктория. – Опровержения не будет?
– Не дождетесь, – пообещал парень.
– Ну, тогда я иду к главному редактору.
– По коридору, крайняя дверь справа. Там увидите вывеску. Нашего главного редактора зовут…
– Мне нет дела, как его зовут, – ответила Соболева, решительно шагая по направлению к коридору.
Как выяснилось позже, она сильно ошибалась…
Дверь отлетела в сторону чуть более порывисто, чем того ожидала Виктория. Мужчина за столом поднял голову.
– Черт возьми, что тут происходит? – рявкнул он. – Неужели моего секретаря нет на месте?
– Я пришла не для того, чтобы разговаривать с секретарем, – выпалила Виктория. – Мне нужны вы, а не ваши спецкоры и секретари-референты. Я вообще не понимаю…
И осеклась на полуслове. Мужчина за столом, кажется, тоже потерял дар речи. Он смотрел на нее во все глаза, выпустив из рук «Паркер» с золоченым пером. Выражение недовольства на его лице быстро сменилось изумлением и растерянностью. То же самое сейчас читалось на лице посетительницы.
– Виктория?! – вырвался у хозяина кабинета вопрос, в котором смешалось все: радостный испуг человека, которого застали врасплох, удивление и, пожалуй, растерянность.
– Виктор?!
Имя с соленым привкусом на губах…
Но к ней уже не вернется лихорадка первой любви. Не будет больше слез в подушку по ночам, волнующего ожидания и первых признаний, от которых кружится голова. Все прошло и никогда не повторится. И только соленый привкус ее горьких слез останется в памяти – как самое яркое впечатление далеких солнечных лет юности.
Конечно, он изменился. Но не настолько, чтобы не узнать прежнего сероглазого молодого человека, худого и мускулистого. Теперь он выглядел солидно, как и подобает успешному мужчине, вступившему на порог своей зрелости. На висках едва пробивается первая седина, но лицо осталось таким же живым, как и прежде. Разве что линия рта стала чуть жестче. Серые глаза закалились и смотрятся стальными. Разумеется, он раздался в плечах и приобрел некую осанистость. Где вы, первые мальчишеские усики и длинные, как плети, угловатые руки? Куда делся прежний чуть резкий голос? Теперь он звучал низко и значительно, в нем появилась хорошо заметная хрипотца.
– Какими судьбами, Виктория? – спросил главный редактор газеты, поднимаясь навстречу посетительнице. – Пожалуйста, садись.
Соболеву не нужно было упрашивать. Ноги ее и без этого подкашивались.
– Я не ожидала увидеть тут тебя, Виктор, – молвила она, проводя рукой перед лицом, словно отгоняя видения. – Я здесь… Впрочем, долго рассказывать.
Он присел перед ней на краешек стола, как обычно делал только в присутствии самых близких людей. Разумеется, не посетителей.
– Дай-ка посмотреть на тебя… Какая же ты стала!
Его глаза жадно вбирали всю ее, словно стараясь запечатлеть ее облик в памяти на случай, если они больше никогда не встретятся.
Под этим пристальным взглядом ей стало неуютно.
– Конечно, я изменилась. Постарела, – сказала она, желая заглушить нарочито бодрым голосом свою неловкость. – Ты же понимаешь, мне уже не восемнадцать.
– Но и мне не двадцать, – улыбнулся он. – Однако ты выглядишь просто потрясающе, Виктория. Королева Виктория. Помнишь, как я называл тебя?
– Помню, – краешками губ улыбнулась она.
– Сейчас ты больше похожа на королеву, чем когда была худенькой долговязой девчонкой в простом ситцевом сарафане.
– Ты помнишь мой сарафан? – Голос ее дрогнул.
– Конечно. Синий в мелкий белый цветочек. Помню и ту смешную шляпу, которую ты стянула у своей матери и носила, чтобы казаться старше. Кажется, ты мне тогда говорила, что у тебя появился поклонник – капитан дальнего плавания.
– Я, конечно, врала.
– Я догадывался, – улыбнулся он. – Теперь это кажется смешным, а тогда я был готов вызвать его на дуэль.
– Да, – счастливо улыбнулась она, уплывая в страну юношеских воспоминаний.
– Как ты живешь? – спросил он. – Знаю, что добилась успеха. Доктор наук. Профессор.
– Да.
– Как муж? Как дети?
– Все замечательно. Двое детей, Маша и Петя. Замечательный муж Аркадий. Тоже, кстати, профессор.
– Ого! Да вы молодцы.
– Да. И у тебя, вижу, тоже все хорошо. – Она кивнула в сторону портрета в серебряной рамке. На фоне безоблачного, должно быть, южного неба улыбалась молодая симпатичная женщина. Руками она обнимала худенького сероглазого мальчика.
– Да, – подтвердил он. – Сыну уже почти пятнадцать.
– Ровесник Пети, – кивнула головой она. – Я рада, что у тебя все хорошо. Не знала, кстати, что ты теперь главный редактор.
– Не бог весть что, но мне нравится, – улыбнулся он. – Ну, так, может, по чашечке чая с коньяком?
Она пожала плечами. Должно быть, немного кокетливо, поскольку он, не дождавшись ее ответа, вызвал секретаря, велев принести все, что требуется для чаепития.
Виктория на какой-то момент почувствовала себя счастливой. Словно вдруг кто-то снял с ее плеч тяжкий груз, который ей довелось носить столько долгих лет, почти всю ее жизнь. Конечно, Виктор приходил к ней во сне, как герой девичьих грез. Она не раз вспоминала о нем, внезапно вперив взгляд в пространство, в паузах, когда студенты, склоняясь над тетрадями, усердно записывали тезисы ее очередной лекции. Представляла его себе почему-то всегда несчастным, промокшим до нитки, каким он был тогда, под сильным майским ливнем, во время их последнего разговора. Капли катились по его лицу, и было трудно разобрать, дождь это или же слезы. Встретив его сейчас, через семнадцать лет, и убедившись, что у него все хорошо, Виктория почувствовала облегчение, смешанное с легким разочарованием или, может, даже с ревностью. Как же, ее поклонник недолго мучился воспоминаниями и сумел найти свое семейное счастье почти сразу после их расставания. Думал ли он еще о ней или выбросил из головы ее образ сразу же, как ощутил сладость новых объятий? Такова жизнь! Ничто не может быть вечным, в том числе и любовь. Все нормально – мгновенная вспышка страсти, взрывающая монотонную серую жизнь, а за ней долгий период постепенного тления.
