Эллен Полл - Труп на балетной сцене
— Эта дама полагает, что парню что-то подсыпали, — объяснил Пелтц и обратился к Джульет: — А почему вы думаете, что он не сам себе что-нибудь ввел?
Джульет колебалась. Она поняла: полицейские заподозрили, что это она подпоила Мора, а потом, видя катастрофические последствия, решила рассказать обо всем.
— Вы что-нибудь видели? — вступил в разговор напарник Пелтца по фамилии Рурк.
Джульет никак не могла сообразить, что ответить, и наконец мотнула головой:
— Это было бы такой же глупостью, как если бы на аэродромной полосе перед самым взлетом напился пилот. Если, конечно, речь идет о наркотиках.
Полицейские переглянулись. Летчики — известные выпивохи, говорили их глаза. Джульет решила не спорить. Ни один из офицеров не показался ей особенно смышленым.
— Вы видели, чтобы он что-нибудь ел или пил? — поинтересовался Рурк. — Кто-нибудь крутился возле его еды и вещей?
— Нет… или вот что… — Ее тихий девичий голос осекся. — Он пил содовую, но я не видела, чтобы кто-нибудь касался бутылки.
Офицер Пелтц изогнул бровь, потом добавил к фамилии ее адрес и номер телефона. Через несколько минут медики увезли больного. Викторин поспешила следом, чтобы сопровождать Антона в карете «скорой помощи». Полицейские тоже ушли. Грег объявил, что едет следом в такси.
А затем Рут совершенно потрясла Джульет: она вызвала танцовщиков и решила продолжать заниматься постановкой первого акта. Труппа переволновалась, и все, казалось, в шоке, что после таких экстраординарных событий приходится заниматься повседневной работой. Но впереди были два дорогих репетиционных часа, два часа, за которые предстояло отдать несколько тысяч долларов зарплаты. Рут коротко сообщила, что Антона «отправили», и тут же перешла к обсуждению провалов в синхронности движений во время прогона.
Джульет возвращалась на свое место, когда заметила под роялем рюкзачок Антона и бутылку колы, из которой он пил. Итак, полицейские решили, что им не нужны его вещи. Немного нерешительно она взяла бутылку, а колпачок нашла во внешнем кармашке рюкзачка. Захватив то и другое, не очень охотно вернулась на стул. Ее одновременно и восхищала дисциплинированность Рут, и наводила на мысль, что подруга не в себе. Разве мог человек в твердом уме сосредоточиться на работе после того, как был свидетелем подобной сцены? Но Рут в последние дни вообще ошалела, особенно если дело касалось «Больших надежд». Казалась одержимой, жутко боялась провала и не обращала внимания ни на что, кроме своего драгоценного проекта.
Другие реагировали на происходящее гораздо естественнее. Патрик, хотя и подчинился хореографу, побледнел и был явно расстроен. Занявший место Антона Харт был профессионалом, но не мог вложить в то, что делал, ни настроения, ни плавности, и его лицо искажали смешанные чувства. Рут поставила его в пару с Кирстен Ахлсведе, которая была гораздо — на пять-шесть дюймов — выше партнера. Ее красивые голубые глаза застыли, может быть, от потрясения, может быть, от злости на настырность хореографа, а может быть, по какой-то другой причине, которую Джульет не надеялась угадать. Она заметила, как переглядываются Кирстен и Лили Бедиант, выслушивая замечания Рут. Лили добросовестно делала все, что положено, но лицо было мрачнее тучи. Тери Малоун стояла с остальными и ждала своей очереди, но Джульет показалось, что она вот-вот бросится наутек к своей рукописи. Рядом хмурилась и тихо кипела Олимпия Андреадес. Электра с мужем сидели у стены под станком — ее маленькое симпатичное личико испуганно сморщилось, а его, хоть и потемневшее, казалось непроницаемым. Единственным, кто чувствовал себя свободно, был Алексей Островский, тот самый квадратный русский; похоже, ему даже доставляло удовольствие видеть подавленными всех остальных. Пока Рут затеяла с Луисом новый спор по поводу ритма и тактов, он с зеркальной точностью изображал сумасшедший танец Антона и сам, словно помутившись разумом, в конце упал в забытьи. Клоунада вызвала несколько несмелых улыбок, но большинство артистов гневно сверкали глазами, так что в конце концов он тоже притих.
Когда наконец Рут, поблагодарив, отпустила труппу, по залу пронесся отчетливый вздох облегчения. Танцовщики шумно покидали помещение, многие бросали недовольные взгляды в сторону хореографа, но она, как обычно, ничего не замечала.
Оставшись наедине с Рут, Джульет предложила подвезти ее в больницу. Однако подруга слишком устала и расстроилась. Она решила, что нет смысла туда ехать: все, что потребуется, ей сообщат Грег и Викторин. И раньше, чем ей бы хотелось, добавила Рут.
Впервые потеряв терпение и не в силах выносить свою непростую приятельницу, Джульет круто повернулась и вышла одна. Она верила, что тех, кого любишь, надо принимать со всем, что в них есть, — и хорошим, и плохим. Но нынешняя реакция Рут была за гранью. Саму Джульет потрясла сцена припадка Антона. Она подумала, не завезти ли в больницу его рюкзак, но потом решила, что это может подождать до завтра. Вечером Викторин и Грег присмотрят, чтобы у больного было все необходимое.
Джульет вернулась домой и позвонила своей самой старинной подруге Молли Лоуренс. Ей очень хотелось утешения. Пять лет назад Молли полюбила мужчину, ушла с работы и уехала из города. Теперь, выброшенная на Лонг-Айленд и занятая воспитанием трехлетнего сынишки, влачила существование в своем несчастливом браке. Но от этого не перестала быть прежней Молли; стоило ей несколько минут послушать Джульет, как она сформулировала диагноз:
— Душечка, у тебя был чрезвычайно суматошный день. Неудивительно, что так расходились нервы. Тебе требуется горячая ванна и что-нибудь из Бетховена. Ароматизированное масло или соли в ванну и… м-м-м… я бы посоветовала струнный квартет, опус 59, номер 3. Если не сможешь высидеть все, попробуй в два приема.
Джульет послушалась: отмокала в ванне почти час, а потом сделала на ужин бутерброды с ореховым маслом и джемом. Остаток вечера она провела в обществе леди Портер, которая демонстрировала все более изощренное коварство.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
— Умер? — Джульет выронила трубку радиотелефона, и та закатилась под подушку, на которую она облокачивалась. Порывшись, она извлекла ее. — Что ты несешь?
— Антон умер, — повторила Рут. — Час назад, в палате интенсивной терапии. Только что позвонил Грег. У него был сильный жар, невероятный. Температуру так и не сумели сбить. Он буквально сварился.
— Господи помилуй! — Джульет, пытаясь обрести самообладание, скосила глаза на часы: двенадцать минут седьмого. — Что сказали доктора? Его накачали наркотиками?
— Накачали? — эхом отозвалась хореограф, выделив голосом слово. — Нет, сказали, что он принимал экстази.
— Что принимал?
— Экстази. Эк-ста-зи. Распространенный уличный наркотик. В каком монастыре ты обитаешь?
Джульет выпрямилась в постели.
— Это что, смертельный яд? Или передозировка?
— Нет, конечно, не яд. От него у людей возникает волшебное чувство. — Рут помолчала, потом заговорила спокойнее: — А еще врачи полагают, что никакой передозировки не было. Они не могут объяснить, откуда такая реакция. Антон танцевал, в зале было жарко, возможно, произошло резкое обезвоживание организма, — вот все, что было сказано. Но он умер. Как это могло произойти? Джульет, что мне теперь делать?
Осознав, хотя и немного поздно, что поспать больше не удастся, Джульет встала и направилась на кухню.
— Слушай, Рут, — спросила она, спускаясь по лестнице, — ты когда-нибудь замечала, чтобы Антон принимал наркотики?
— Нет, а что?
— А вообще-то танцовщики ими балуются?
— Еще как. Особенно «химией» и кокаином.
— Вот как? — искренне удивилась Джульет. А такие бесподобные фигуры. Она добралась до кухни и, прижимая телефон плечом к уху, взяла чайник. — Рут, вчера ты что-то шептала на ухо Антону. Сразу после сцены с апельсинами. Что ты говорила?
— Не помню. Кажется, спрашивала, не тревожит ли его лодыжка и…
— И как? — перебила ее подруга, задерживаясь у раковины и наливая воду.
— Сказал, что нет. Жаловался на легкое головокружение. А так ничего особенного. Я посоветовала быть сдержаннее и не выпендриваться.
— Да, он был из тех, кто любил повыпендриваться. — Только тут до Джульет стало доходить, что Антона Мора больше нет, что он умер. — Почему он тебе улыбнулся и похлопал по руке?
— Понятия не имею. Наверное, уже поплыл. Как он мог это сделать перед самым прогоном?..
Пока Рут продолжала стенать, Джульет выглянула в переднюю убедиться, что рюкзачок Антона все еще там.
— Джульет! — Рут перешла ко второй части беседы, принялась договариваться о встрече. — Ты меня слышишь? Можешь подъехать?
— Извини. Подъехать куда?
— В студию. Поддержишь меня сегодня? Грег объявит о том, что случилось, а мне следует подумать об изменении в составе исполнителей. Да что там думать, надо менять солистов. Ну, хватит болтать. — И, не дождавшись ответа, повесила трубку.
