Марина Серова - Сияние алчных глаз
— Вашу мысль я понял. Но право делать выводы я оставляю за собой.
— Это пожалуйста! — согласилась я. — Только, смотрите, не ошибитесь!
— Не ошибается тот, кто ничего не делает, — с натянутой улыбкой ответил Костров.
— Это надо понимать так, что обычно вы избегаете ошибок ничегонеделанием? — уточнила я.
— А теперь вы меня оскорбляете! — с упреком заметил Костров.
— Я просто задала вопрос.
— Это был неумный вопрос, — объяснил он мне. — Я для того сюда и поставлен, чтобы исполнять свой долг… Если мне понадобится с вами связаться, как я смогу вас найти?
— Я живу в гостинице «Приозерская», в триста шестнадцатом номере, — пояснила я. — Вы найдете меня там. Еще раз напоминаю свое имя — Ольга Шварц.
Костров снова поднял брови.
— Выходит, вы не местная? — растерянно спросил он.
— Вы необыкновенно проницательны, — любезно сказала я. — Я журналистка столичной газеты.
Жалобные глаза следователя наполнились ужасом. Он принялся без толку перекладывать у себя на столе бумаги и опять начал краснеть. Я поняла, что ему не терпится посоветоваться с начальством, и поспешила откланяться. Костров попрощался со мной с видимым облегчением.
Разговор с ним отнял у меня последние силы. Я буквально умирала от голода. Поэтому забрела в первый же попавшийся ресторан и пообедала. А уж потом, немного воспрянув духом и телом, еще раз позвонила в редакцию.
На этот раз мне ответили, что Дмитрий Борзой лежит в травматологическом отделении, потому что куда-то врезался на своем «Запорожце». Настроение у меня опять испортилось, и я помчалась в больницу.
В больнице был тихий час, но за небольшую сумму меня пропустили к Борзому, лежавшему в отдельной палате.
Когда я увидела его распростертым на специальной хирургической кровати, у меня сжалось сердце. Он был весь в бинтах, а правая нога находилась на вытяжке. У него был взгляд одурманенного лекарствами человека, но, когда он узнал меня, в глазах его заплескался самый настоящий ужас.
— Привет, Дима! — сказала я, выкладывая на тумбочку пакет с гостинцами. — Это тебе для подкрепления. Если не понравится, не сердись — закупала наспех… Что же с тобой стряслось?
Борзой молчал, пристально глядя на меня. Ужас в его глазах не исчезал, и я начала беспокоиться, что Дима, не дай бог, повредился в уме.
— У тебя все в порядке? — обеспокоенно спросила я.
Борзой разлепил губы и еле слышно сказал:
— У меня все в порядке… Послушай… послушай меня! — он задыхался от волнения.
— Да что случилось, Дима? — спросила я, наклоняясь к нему поближе. — Ты какой-то странный сегодня…
— Послушай, что я скажу, девочка! — забормотал он. — Бросай все и беги из этого города! Я не могу тебе ничего объяснить, но… Прямо сейчас все бросай и беги прочь! Послушай меня, умоляю! А теперь немедленно уходи отсюда, немедленно!.. Умоляю тебя! — В глазах его была искренняя мука и беспредельный страх.
Я поняла, что подробностей не будет, молча пожала ему руку и вышла из палаты. Кажется взрыв уже приближался. Мой приятель Дима был напуган смертельно. Страх его был настолько велик, что он остерегался называть вслух источник опасности — так представитель первобытного племени избегает произносить имя злобного божества.
Это, конечно, его личное дело, но мне было важно знать, кто сумел так испугать моего жизнерадостного приятеля. Поэтому я решила поговорить с лечащим врачом Борзого, который мог быть осведомлен о том, что произошло с журналистом.
Врача я нашла в ординаторской. Крупный неразговорчивый мужчина с черными невеселыми глазами, безразлично проглотив мою версию дальнего родства с Борзым, согласился ответить на вопросы, но попросил быть покороче, потому что спешил к больным.
Он сказал, что травмы Борзого достаточно серьезны, но жизни его ничто не угрожает, и можно ожидать полного восстановления трудоспособности.
— Но что же все-таки случилось? — поинтересовалась я.
Врач пожал плечами.
— Дорожно-транспортное происшествие. Он врезался в какую-то машину. Видимо, не справился с управлением. При первичном осмотре было установлено, что пострадавший находился в состоянии легкого алкогольного опьянения… Подробности мне неизвестны. Но сюда уже приходил человек из ГИБДД — он беседовал с больным. Наверное, вам лучше поговорить с ним.
— Вы случайно не помните фамилию этого человека? — спросила я.
— Постойте, кажется, его фамилия… Башкиров! Точно — Башкиров!
— А больше никто не навещал больного?
— Н-нет, пожалуй… Рвался все к нему один — владелец пострадавшего автомобиля, но мы это пресекли. Потом с ним, по-моему, разговаривал этот самый инспектор.
— Спасибо, вы мне очень помогли, — сказала я и распрощалась.
Второй раз я слышала эту фамилию — Башкиров. Случайность или строгий инспектор со жгучими, диковатыми глазами возникает на моем пути не просто так? Вспоминая испуг Борзого, я была склонна верить в это.
Больше в больнице мне нечего было делать. На городских улицах уже начинали сгущаться сумерки. Жизнь шла как обычно — катились по мостовой автомобили, светились огнями витрины магазинов, толпы уставших людей спешили домой, не обращая внимания на предвыборные листовки, расклеенные по всем углам. Но я подозревала, что где-то в недрах этого города зарождается легкая паника и кто-то лихорадочно соображает, что делать с незнакомкой по имени Ольга Шварц. Мне оставалось отправляться в гостиницу и ждать.
Все произошло даже быстрее и проще, чем я ожидала. Едва я успела подняться к себе в номер, как в дверь постучали.
— Открыто! — сказала я.
В комнату ввалились двое мужчин. Один был дороден, румян и все время улыбался. Однако глазки его, выглядывающие из-под густых бровей, смотрели хитро и подозрительно. Второй казался щуплым и сердитым. Войдя, они быстро окинули взглядом комнату, и дородный сказал:
— Ольга Шварц, если не ошибаюсь?
— Не ошибаетесь, — ответила я. — С кем, простите, имею честь?
Толстые губы мужчины раздвинулись в широкой улыбке. Он протянул мне удостоверение.
Ну вот, слетается воронье, подумала я, прочитав его фамилию — Балчугин Николай Васильевич. Возвращая удостоверение, спросила:
— И что же хочет от меня милиция?
— К нам поступили сведения, — важно сообщил Балчугин, — что вы вели съемку на секретном объекте. Мне поручено разобраться с этим вопросом.
— Пожалуйста, разбирайтесь! — пожала я плечами.
— Мне нравится, что вы так разумно реагируете на наш визит, — похвалил меня Балчугин. — Хочу надеяться, что вместе мы быстро разрешим это недоразумение.
— Да, мне тоже не нравится, когда недоразумения затягиваются, — призналась я. — И как же вы представляете себе наше сотрудничество?
— Ну, во-первых, мне бы хотелось ознакомиться с видеоматериалами, — радостно заявил Балчугин.
— Увы, у меня их нет, — развела я руками.
Толстое лицо Балчугина нахмурилось. Он сделал нетерпеливый жест рукой и коротко бросил:
— Тишков, осмотри помещение!
Я без особого огорчения наблюдала, как щуплый осматривает помещение, роется в моем чемодане и перетряхивает сумочку. Балчугин, несколько сбитый с толку моим спокойствием, поинтересовался, придав своему голосу невыносимо приторные интонации:
— А где же они, госпожа Шварц? Где ваша видеокамера? Ведь они существуют?
— Разумеется, — кивнула я. — Но где они — это секрет.
— В таком случае, — делаясь серьезным, заявил Балчугин, — вам придется пройти с нами!
— С удовольствием, — ответила я. — А далеко?
— Ну, что вы! — улыбнулся Балчугин. — Наша контора совсем рядом. Только захватите свою сумочку, а то ворья развелось!..
Я не протестовала. Мы покинули гостиницу и сели в красную «Ниву», стоявшую у тротуара. Откинув сиденье, Балчугин пропустил меня назад и тут же плюхнулся рядом, придавив своей тушей. Сердитый Тишков уселся за руль и завел мотор.
Едва автомобиль тронулся, мой сосед вытащил из-за пазухи пистолет и демонстративно передернул затвор.
— Советую вам и дальше вести себя спокойно! — сказал он совсем другим тоном — жестким и злым. — Шутки закончились!
Глава 10
Старицкую с утра мучила невыносимая головная боль. Вчерашнее свидание выбило ее из колеи окончательно, и как-то примириться с жизнью ей удалось, только опорожнив вторую бутылку мартини. Поздней ночью она забылась в тяжелом хмельном сне, а уже в шесть часов утра ее разбудил безжалостный треск будильника. Чтобы привести себя в чувство, пришлось прибегнуть к помощи ледяного душа и крепчайшего кофе. Любовь Ивановна умела держать себя в руках в любых обстоятельствах — бизнес есть бизнес, и слабых он не прощает.
Сегодня утром ей предстояло пристроить партию водки, навязанную ей человеком, который был страстью и мучением ее жизни. Он позвонил в семь часов утра и сообщил, что грузовики уже прибыли и ждут около завода. Голос Анатолия был сух и деловит. Как ни старалась Любовь Ивановна, но ей не удалось уловить в нем даже намека на какое-то теплое чувство.
