Владимир Сверкунов - Тело призрака
Вбежав в кабинет Сивцова, он с порога прокричал:
— Есть подозрительная могила!
Анатолий не сразу понял, о чем идет речь, хотя еще утром дал задание Рахматову. Но в данную минуту его больше занимало другое — все, что было связано с Яночкиным.
Наконец, сообразив, в чем дело, он попросил Романа изложить подробности.
— Ну что ж, готовь документы, думаю, проблем с разрешением на эксгумацию у нас не будет, — сказал Сивцов, внимательно выслушав подчиненного. — Только не забудь письменно известить эту Марину — адрес ее ты знаешь. Кстати, на каком кладбище находится могила?
— На Рождественском, — ответил Рахматов.
— Какое совпадение! — воскликнул Анатолий. — Завтра там хоронят Яночкина. Давай-ка, совместим эти два мероприятия. Эксгумацию планируй на одиннадцать, а потом сразу пойдем на похороны — они в двенадцать. И Юру с собой возьмем.
Рахматов сделал все, как сказал ему Сивцов. Ему даже удалось найти участкового милиционера, который без проблем вручил Марине Николаевне Подкорытовой извещение об эксгумации и сразу же передал следователю контрольный корешок с ее подписью.
Назавтра на машине Романа они втроем ехали на кладбище. Могильщики, поартачившись и убедившись в том, что магарыч им не светит, взялись за лопаты. Администрация кладбища выделила двоих понятых, те стояли и всем видом показывали, что им надо спешить выполнять свои непосредственные обязанности.
Наконец, лопаты уткнулись в крышку гроба. Рабочие подкопали его с боков, приподняли какими-то хитрыми крючками, подсунули под дно две веревки, а концы выбросили на края вырытой ямы.
В этот момент Сивцов заметил приближающуюся к ним женскую фигуру в серой норковой шубке.
— Марина? — спросил он Рахматова и, получив в ответ утвердительный кивок, скомандовал могильщикам: — Поднимайте!
К тому моменту, когда Подкорытова подошла к разрытой могиле, они уже снимали крышку гроба. Марина не успела помешать, хотя, судя по всему, хотела это сделать.
У понятых, будто они всю жизнь пели дуэтом, одновременно вырвался возглас удивления:
— Вот, блин…
В гробу на мягком белом покрывале лежал громадный мраморный дог.
— И это Иннокентий Ричардович? — прокричал Рахматов, обращаясь к Подкорытовой.
Но она, не обращая внимания на сыщика, бросилась к гробу и, обняв собачью голову, стала причитать:
— Кешенька, милый, прости, что тебя потревожили!
Сивцов тронул ее за плечо и жестко сказал:
— Гражданка, опомнитесь, что вы делаете! Как вы могли додуматься похоронить пса среди могил людей?!
Она, не отрываясь от трупа своего любимца, зло бросила:
— Какие люди?! Одна мразь кругом! Одни сволочи! Вот он, — она погладила шерсть усопшего пса, он — человек! Настоящий!
В ее глазах читалось явное безумие, но Анатолий решил выслушать собачницу до конца и сделал соответствующий знак подчиненным.
— Он никогда не предавал меня, всегда был добр и ласков. Мы жили душа в душу, и никто нам не был нужен. Только он и я, — она посмотрела на рабочих, давившихся от смеха, и закричала: — Что ржете, алкаши чертовы! Да вы когтя его не стоите, хоть мужиками называетесь.
Еще минута, и ситуация могла закончиться дракой. Анатолий решил вмешаться. По его жесту Роман и Юра взяли женщину под локти и оттащили от гроба.
— Я полагаю, что вы подделали документы и на таком основании добились захоронения пса на кладбище, — официальным голосом произнес Сивцов. — За это вы ответите по закону: вам грозит крупный штраф. — И, не обращая внимания на проклятия, сыпавшиеся со стороны Подкорытовой, сказал понятым: — Пусть ваша администрация составит акт и напишет заявление в райотдел милиции о незаконном погребении. Мы, со своей стороны, подтвердим данный факт.
Трое сыщиков успели на похороны Яночкина вовремя. Гроб как раз выносили из автобуса, чтобы поставить на небольшом постаменте. Желающих напутствовать Яночкина в последнюю дорогу оказалось немного. Не было и Колобова, хотя Сивцов ожидал его увидеть.
Анатолий подошел к уже дважды знакомому ему Петрову, поздоровался и спросил, почему нет Сергея Сергеевича?
Тот, несколько смутившись, сослался на то, что Колобова вызвали в Администрацию президента по срочному делу, поэтому он и не смог поехать.
Речи произнесли быстро, и гроб вскоре оказался зарытым влажной глинистой землей. Юрий Курков подходил то к одному, то к другому сослуживцу Бориса Павловича, пытаясь выяснить, связывали ли его с кем-нибудь хотя бы товарищеские отношения? Увы, в расставленные им незримые сети попал только один факт, который мог представить интерес для следствия. Оказалось, что Яночкин и Колобов являются хоть и дальними, но родственниками.
28
На открытии выставки собрался весь московский бомонд, хотя было не совсем понятно, что же привлекает любителей "гламура" в подобных мероприятиях, где все идет довольно скучно, по строго заведенному порядку? Неужели бокал дорогого, пусть даже и французского шампанского?!
Когда отзвучали речи, была перерезана ленточка, сделаны фотографии и действительно знаменитых, и скандально известных личностей, разодетая публика стала чинно прохаживаться вдоль картин. Но многие посетители, у которых, кажется, даже на лбу сияли огромные латинские буквы "VIP", больше смотрели не на полотна, а друг на друга, при этом глаза их становились похожими на экранчики калькулятора: шел откровенный подсчет, кто чего стоит, включая одежду и обувь "от кутюр", аксессуары и драгоценности. Всех этих похожих друг на друга молодых дам даже симпатичными назвать было трудно. Но именно этих существ женского пола в последнее время подсовывали народу в качестве эталона красоты. Они мелькали в сериалах, блистали нарядами на многочисленных вечеринках, болтали, не закрывая рта, в телепередачах, отстаивая некий особый образ жизни. И если бы какому-нибудь иностранцу не представилась возможность выйти на улицу любого российского города и увидеть обыкновенных девушек и женщин, то русскую красавицу он представил бы себе так: нос с горбинкой, выпученные глаза, мышиный хвостик блеклых волос и не закрывающийся ни на минуту рот.
И на выставке, носившей громкое название "Будущее России", эти суррогаты дамских чар не только ходили, выражая громкими голосами, напоминавшими чаячьи крики, не то восторг, не то негодование, — они смотрели своими пуговичными глазами с портретов, выполненных известными художниками за порядочные деньги.
Одна из таких картин изображала дочь богатых родителей Фаину Волчок, успевшую засветиться не только на сборищах молодых бездельников, но и в некоторых сферах творчества. Она даже написала книжку, где птичьим языком отстаивала право себе подобных на жизнь безо всяких ограничений и правил. Это было даже трудно назвать снобизмом: гипертрофированное "я" глупенькой дамочки представало перед читателем в виде огромного — выше небоскребов — памятника, высеченного из чистого алмаза.
Но, отдавая дань моде, народ роился именно у портрета с ее изображением. Сама Фаина, привыкшая эпатировать публику, пригласила к своему "лику" телевизионщиков. Глядя в камеру и показывая рукой на картину, она начала вещать:
— Этот портрет я бы назвала самым выдающимся произведением на открывшейся выставке, которая называется "Будущее России". А кто же, как не я, молодая, талантливая, энергичная может служить символом и залогом прекрасного грядущего этой страны?!
Она жеманно улыбнулась в камеру, обнажив челюсти, росшие под небольшим углом друг к другу, образуя подобие положенной набок крыши. Но пауза, которую Фаина хотела выдержать ровно пять секунд, затянулась. Она вдруг увидела наполненные ужасом глаза собравшихся вокруг людей, и даже подумала, что виной этому, наверное, ее прическа. Фаина собралась уже остановить съемку, чтобы достать зеркальце и оценить свой внешний вид, но, наконец, поняла, что дело не в ней: и взгляды собравшихся, и объектив камеры уже были обращены не на ее персону, а левее, где висело другое полотно, на которое она и не обратила внимания.
Сделав два шага вперед и повернувшись, она увидела то, что так изумило других. Картина, где были изображены три распятия, постепенно меняла свои очертания. Кресты и висящие на них люди стали бледнеть, и сквозь них проступали другие краски, становившиеся все ярче и насыщеннее.
— Господи, да это Ленин! — прозвучал чей-то сдавленный голос.
Еще через несколько секунд ни у кого уже не оставалось сомнений в том, что религиозная по духу картина внезапно трансформировалась в портрет вождя мирового пролетариата. От распятий остались только тени, одна из которых совместилась с носом и перечеркнула лоб, а две другие своими крестовинами легли точно на зрачки глаз, что придало облику Ильича скорбное и одновременно требовательное выражение.
