Б. Седов - Отшельник
— Не смею возражать, — Знахарь развел руками.
— По сути дела, это исторический музэй, — произнесла Пиковая дама, оглядев пустой вестибюль, — здесь вы можете познакомиться с историей города и области. Например, у нас есть…
— Бабушка, бабушка, — прервала ее Лиза, — не надо рассказывать! Я сама покажу ему музей!
— Меня зовут Майкл, — скромно представился Знахарь.
— Майкл… — бабушка фыркнула, — наверное, всетаки — Михаил? Вы ведь русский, не правда ли?
— Русский, — Знахарь смутился.
— Вот и не нужно переделывать свое имя на иностранный манер, — поучительно сказала Дама Пик, — возможно, там, в Майами, это и уместно, а здесь будьте любезны называться своим настоящим именем.
— Виноват, исправлюсь, — Знахарь шутливо понурился.
Не объяснять же, как его зовут на самом деле, да почему он сменил имя, да как его еще зовут, да как звали по всяким другим документам… Михаил так Михаил.
— Так я покажу Михаилу музей?
— Покажи, Лизонька, сделай милость, — кивнула бабушка.
— А это… — Знахарь кашлянул, — билеты какиенибудь…
— Наш музэй бесплатный, но желающие могут произвести пожертвование в наш фонд.
И она указала на большой стеклянный ящик, в котором сиротливо лежали несколько купюр. Присмотревшись, Знахарь разглядел сотню, штук пять десяток и железную мелочь.
Видать, посетители не слишком жалуют историю края, подумал Знахарь, и, вынув из кармана бумажник, сунул в щель ящика двести долларов.
Дама Пик не разглядела, что за деньги Знахарь опустил в ящик, и сказала:
— Благодарю вас от имени дирекции музэя.
— Не за что, — ответил Знахарь и повернулся к Лизе, — ну что, ведите меня! Отдаюсь на вашу милость.
Лиза ответила Знахарю взглядом, в котором он прочел, во-первых, то, что он ей нравится, а во-вторых, то, что она, в отличие от своей бабушки, увидела, какие купюры он опустил в ящик для пожертвований.
Взяв Знахаря под руку, она повела его по широкой лестнице, ведущей на второй этаж, и он, почувствовав на сгибе локтя маленькую теплую ладонь, улыбнулся.
— Почему вы улыбаетесь? — спросила Лиза, заглядывая снизу Знахарю в глаза и тоже улыбаясь.
— Потому что вы так подействовали на меня, — ответил Знахарь, улыбаясь еще шире.
Они поднялись до просторной площадки, на которой стояла кадка с пыльной пальмой, развернулись и чинно продолжили восхождение на второй этаж. Судя по всему, этот особняк раньше принадлежал какому-то богатею, но потом пришли революционеры и все исправили.
— Вы студентка? — спросил Знахарь, покосившись на дамскую сумочку в виде небольшого портфеля, которая висела у Лизы на плече.
— Уже нет, — ответила она, — в прошлом году я закончила журналистский факультет и теперь работаю в газете «Томские ведомости».
Про свою работу в газете Лиза сообщила с нескрываемой гордостью, и Знахарь, улыбнувшись, сказал:
— Так вы теперь настоящая журналистка!
— Да, самая настоящая, — Лиза взглянула на Знахаря, — а вы кто?
— Я…
Знахарь набрал в грудь воздуха и начал, что называется, загибать.
— Я вообще-то бизнесмен, занимаюсь в Америке недвижимостью, еще кое-чем, но должен вам сказать, что к журналистике тоже имею некоторое отношение.
— Что вы говорите! — обрадовалась Лиза.
— Да, представьте себе, — кивнул Знахарь. — Я владею русской газетой в Майами и являюсь совладельцем небольшого издания, специализирующегося на рекламных проспектах. Но если вы думаете, что встретили собрата по перу, то вынужден вас огорчить. Я не смог бы написать даже заметку про неисправный сливной бачок. Мое дело — деньги, а остальным занимаются другие специалисты.
— Понятно… — Лиза, похоже, слегка огорчилась, но тут же снова заулыбалась.
Они, наконец, дошли до площадки второго этажа, и Знахарь увидел перед собой огромный гулкий зал, в котором стояли немногочисленные стеллажи и витрины. Пол был покрыт старинным паркетом, и было легко представить, как по этому паркету, который прежде наверняка сверкал как зеркало, кружатся пары, вдоль стен стоят дамы в париках и кринолинах, офицеры в аксельбантах, эполетах и прочих символах доблести, а на небольшом балконе, который теперь был загроможден картонными коробками, играет оркестр.
Возможно, так оно и было.
Но теперь в молчании затихшей жизни зал занимали никому не нужные вещи, и при виде скучных канцелярских и геологических экспонатов Знахарю стало тоскливо. Он решил, что больше никогда не пойдет ни в какой краеведческий музей, и, судя по всему, это отразилось на его лице, потому что Лиза пытливо посмотрела на него и спросила:
— Вам не нравится?
— Да, мне не нравится, — Знахарь не хотел портить ситуацию любезным лицемерием, — я понял, что краеведение — есть такое слово? — не для меня. С гораздо большим удовольствием я бы просто прогулялся с вами по городу. Мы можем зайти в кафе, ударить по мороженому…
— Ударить по мороженому! — Лиза засмеялась: — какие смешные слова… Я хочу ударить по мороженому!
— Отлично! — Знахарь облегченно вздохнул, но тут же нахмурился: — а как же ваша бабушка? Я не хочу, чтобы она посчитала меня невеждой, которому не интересна история Сибири.
— А мы ей соврем, — Лиза заговорщицки понизила голос, — мы скажем, что вам позвонили по трубке и вызвали по срочному делу.
— Можно, — Знахарь одобрительно кивнул.
И они, решительно развернувшись, пошли вниз по лестнице.
* * *
Открытое кафе, в которое Лиза привела Знахаря, находилось на берегу Томи, и от крайнего столика, за которым они устроились, открывался неплохой вид.
— Ну что ж, приступим к мороженому. Для начала возьмем шесть килограммов шоколадного.
— Шесть килограммов? — Лиза удивленно посмотрела на Знахаря, но, поняв, что он шутит, засмеялась, — шесть килограммов! Вы меня испугали. Я вообще-то больше люблю ореховое.
Разговор перешел в морозно-кондитерскую плоскость, и Знахарь с удовольствием наблюдал за жизнерадостной Лизой, которая, загибая пальцы, перечисляла известные ей сорта мороженого.
— Сколько вам лет? — неожиданно перебил ее Знахарь.
— … и еще ванильное с ликером… Что? Сколько мне лет? О, я уже старая. Мне — двадцать три.
— Да, пожалуй — старуха, — Знахарь огорченно кивнул.
— Вы действительно так считаете? — Лиза удивленно посмотрела на него.
— Конечно, — Знахарь с расстроенным видом покачал головой, — мы, педофилы, предпочитаем двенадцатилетних.
— Фу, какая гадость, — Лиза нахмурилась и тут же рассмеялась, — бросьте, я знаю, что вы шутите.
— Я? — изумился Знахарь, — да никогда в жизни! Еще Козьма Прутков сказал: «Не шути с женщинами — эти шутки глупы и неприличны».
Лиза захохотала, показав полный набор белоснежных зубов.
— Вам нравится Прутков?
— Конечно, — кивнул Знахарь, — особенно его «Преступление и наказание».
Лиза замахала руками и воскликнула сквозь смех:
— Прекратите немедленно! Вы хотите уморить меня насмерть?
— Обязательно! Мы, некрофилы…
Лиза вскочила и отбежала от столика.
Закрыв лицо руками, она попыталась прекратить смеяться, но у нее ничего не получилось. Тогда Знахарь неторопливо встал и, взяв бутылку с минералкой, щедро плеснул Лизе за шиворот.
— Ай! — и она тут же перестала смеяться.
С удивлением посмотрев на Знахаря, она одобрительно сказала:
— Вы решительный.
— Конечно, — ответил он, — мы, решительные мужчины…
— Прекратите, — Лиза нахмурилась и погрозила ему пальцем, — прекратите, иначе остаток вечера вы проведете у моего бездыханного тела.
— Хорошо, — Знахарь кивнул и уселся на пластиковый стул, который он ненавидел всеми жабрами, то есть фибрами, своей души.
Лиза повела плечами, выгнув спину, и сказала:
— Ну вот, теперь вся спина мокрая и платье прилипло…
— Жалко, что не спереди, — серьезно ответил Знахарь.
Лиза внимательно посмотрела на него и, чуть улыбнувшись, сказала:
— Вы, однако…
Но не стала продолжать и, снова сев к столику, спросила:
— Ну, вы поняли, какого мороженого я хочу?
— Нет, — честно ответил Знахарь, — повторите, пожалуйста, еще раз.
— Я хочу орехового, — громко произнесла она, — повторяю по буквам: о-ре-хо-во-е…
— Стоп, — Знахарь выставил ладонь, — я понял. А я, пожалуй, пива. Может быть, шампанского?
— Конечно!
Знахарь оглянулся на толстую официантку, которая наблюдала за ними из двери буфета, и кивнул ей.
Официантка неторопливо приблизилась, и Знахарь сказал:
— Одну порцию орехового, бутылку шампанского и две бутылки пива. У вас «Грольш» есть?
— Есть, — официантка была немногословна.
Миниатюрность и стройность Лизы привели тучную официантку в мрачное расположение духа, и она, поджав губы, записала заказ корявыми буквами.
