Димитрис Раванис-Рендис - Современный греческий детектив
— Я думал, они раньше придут, — подставил еще одну ловушку Герман.
— Я тоже… Только, понимаешь, нелегко вытаскивать сундуки на какой захочешь станции на глазах стольких людей.
«Значит, охотятся за нашими сундуками, — сделал вывод Герман. — Но откуда они, черт возьми, узнали? Ясно одно: тайна раскрыта». Герман не собирался прибегать к помощи своих людей или немецких охранников. Инструкции на сей счет были суровыми. Никто не должен знать о том, что они везут. На кого же опереться? И за Йоганном надо следить. Поручить бы кому-нибудь это деликатное дело без объяснения причин. Однако он был обязан выполнять задание один, без посторонней помощи. Ободряла его лишь надежда на то, что Макс уже в дороге и вот-вот нагонит поезд.
«Будет что доложить Максу, — думал он. — Вскрыт очаг опасности, ситуацию можно контролировать».
Громкий, продолжительный гудок локомотива прервал его размышления.
3Хотя, по его расчетам, до поезда оставалось километров семьдесят, всякий раз, когда его малютка «фиат» бежал вдоль железнодорожного полотна, у Фотиса возникало ощущение, будто он вот-вот увидит хвостовой вагон.
Начиналась холмистая местность, шоссе поднималось все выше, и все чаще встречались немецкие патрули, иногда вместе с греками из батальонов безопасности, фактически служивших оккупантам. Из страха перед партизанами устраивались бесконечные проверки. Особенно строгим контроль был в Каллидромоне — отсюда начинались районы, занятые частями ЭЛАС.
Проверок Фотис не боялся. Раздражали только вынужденные задержки, что давало значительное преимущество «другому».
Миновав пункт самого строгого контроля, Фотис стал спускаться с горы и в конце серпантина увидел, как двое немцев осматривают черный автомобиль, наскочивший на старый платан как раз на повороте. Фотис не стал останавливаться, но успел, однако, разглядеть марку автомобиля — «мерседес».
Примерно через полчаса впереди показался допотопный рейсовый автобус. Фотис почти обогнал его, но тут водитель стал сигналить как сумасшедший и делать какие-то знаки. Наконец высунулся из окна и закричал во все горло:
— Стой! Стой, говорят тебе! Оглох, что ли?
Фотису пришлось остановиться. Из автобуса выпрыгнул человек и подошел к нему.
— Извините, пожалуйста, не возьмете ли вы меня с собой? Я был бы вам весьма признателен. Мне необходимо сесть на поезд на следующей станции, а на этом допотопном рыдване я туда никогда не доберусь!
— Отчего же не взять. — Фотис охотно согласился. — Берите чемодан — и в машину.
— Нет у меня чемодана, только вот это… — Он помахал черным портфелем и уселся рядом с Фотисом.
— Тем лучше! — улыбнулся Фотис. — Чемодан был бы лишним грузом для моего ослика, он и так с трудом преодолевает подъемы.
Уже трогаясь, Фотис услышал насмешливый голос водителя автобуса:
— Эй, друг! Поаккуратнее, не наскочи на платан! Пассажир у тебя невезучий!
Тогда смысл этих слов не дошел до сознания Фотиса. Все его мысли были заняты тем, как нагнать упущенное из-за новой задержки время.
Мог ли он предположить, что человек, подобранный им на дороге, и есть «другой», с которым он в течение семи часов состязался в скоростных гонках. И Макс со своей стороны тоже не заподозрил в нем своего противника.
После того как он убрал Аристидиса, прошел час. Ему не нужны были свидетели, а этот несчастный успел узнать достаточно много. После того как он остановился выпить кофе и Аристидис отказался выйти из машины, они поехали дальше. Макс вдруг сделался разговорчивым, острил и даже рассказывал анекдоты, так что Аристидис несколько приободрился и ослабил «меры предосторожности». Он убедил себя, что до Салоник его жизни ничто не угрожает. В Салониках он понадобится Максу для повторного опознания женщины, звонившей по телефону. И поэтому, когда на одном из спусков «мерседес» начал пофыркивать и Максу пришлось остановиться, Аристидис вышел из машины, чтобы ему помочь.
Найдя большой камень, он понес его, чтобы подложить под колеса, иначе машина соскользнула бы по склону, пока Макс проверял двигатель. Тут его и настигла первая пуля. Но упал он не сразу. Немного постоял, не выпуская камня из рук. И тогда Макс всадил в него еще две пули. Колени Аристидиса подогнулись, и он рухнул на камень, который нес.
Не исключено, что, расставаясь с жизнью, он успел подумать о том, насколько спокойнее и благороднее специальность торгового инспектора на железной дороге по сравнению с такими грязными делишками.
Так в то утро бесславно закончилась, едва начавшись, триумфальная карьера шпиона мирового класса.
Для Макса все сложилось как нельзя удачнее: Аристидис сам вышел из машины, ему не пришлось прибегать к угрозам. Он не выносил, когда его со слезами молят о пощаде.
А потом его угораздило наскочить на этот проклятый платан. Нашел, где вырасти, — на самом опасном повороте! Черт побери! Хоть бы позаботился кто его срубить! У соотечественников Макса на контрольных пунктах никаких транспортных средств, кроме мотоциклов, не было, и ему пришлось продолжить путь на стареньком рейсовом автобусе. «Хорошо бы попалась мало-мальски приличная попутная машина!» — думал он.
Так он и попал в машину к Фотису.
— Куда едем? — спросил Фотис, когда они спускались с холма.
— Я опоздал на поезд и теперь пытаюсь догнать его на какой-нибудь станции, — объяснил Макс. — Например, в Ларисе или Платамоне… если вас не затруднит…
— Какое затруднение! — засмеялся Фотис. — Я же вас не на спине тащу.
— Торгуете? — спросил Макс просто так, для поддержания разговора.
— Вроде того. — Фотис заговорщицки подмигнул. — Раздобыл разрешение на муку. Вы иностранец?
Макс утвердительно кивнул, и Фотис перешел на немецкий:
— Я сразу догадался, что вы немец.
— Как! — Макс был искренне удивлен. — А я горжусь тем, что правильно говорю по-гречески.
— Именно поэтому я и догадался, очень уж правильно вы говорите. Грамматика, синтаксис — все на месте. Как будто отвечаете в классе у доски.
Это замечание расстроило Макса.
— А вы тоже хорошо говорите по-немецки. Где учились?
— В Гамбурге. На архитектурном.
— А теперь — черный рынок?
— Теперь никто не занимается тем, чему учился.
— Архитекторы всегда нужны.
— На муке выручаешь больше, — возразил Фотис и в первый раз обернулся к собеседнику.
Тот глядел на него пристально, изучающе.
— А вы кем были в мирное время?
— Я тоже архитектор, — ответил Макс, переводя взгляд на дорогу.
Вскоре они были уже в Ларисе и узнали, что поезд ушел четверть часа назад. Фотис съехал с шоссе и помчался по широкому проселку, чтобы сократить путь. Поезда не было видно, но Фотис теперь знал, что он где-то близко. До следующей стоянки в Платамоне было около тридцати километров.
По расчетам Фотиса, его малютка — если ничего не случится — добежит до Платамона одновременно с поездом.
Словно сговорившись, спутники одновременно поглядели на часы. Было шесть часов тридцать минут, и каждый подумал: «У меня в запасе еще полчаса».
Глава седьмая
Так называемые аналитические способности нашего ума сами по себе мало доступны анализу.
Эдгар Аллан ПоОколо семи поезд перешел на запасный путь, чтобы пропустить воинский эшелон. Приблизительно в то же время автомобиль Фотиса выехал на прямую дорогу параллельно железнодорожному полотну, только по другую сторону холма.
Выйдя из вагона, Марианна отправилась было к артистам, чтобы поговорить с Йоганном. Однако ей не удалось его увидеть: у дверей, как Цербер, стоял Герман. Из вагона не слышно было ни песен, ни голосов. Марианне оставалось только гадать: удалось импресарио подловить Йоганна или нет.
Она возвращалась к своему вагону, как вдруг над ухом раздался голос Германа:
— Господин полковник прав, вам действительно не сидится на месте.
— Я же говорила: не выношу езды в поезде.
— Ну что вы! Из окна такой чудный вид: ранняя осень, зреют цитрусовые!.. Чудесно!
Марианну не удивила его назойливость. Она была готова к тому, что он возобновит свои попытки, и глядела на него со спокойной улыбкой. Герман понизил голос:
— Не могу понять, что с вами происходит. Два раза подходил к вам с паролем, а вы не отвечаете. Я, откровенно говоря, тоже вначале усомнился и потому не сказал отзыв.
— Не понимаю, о чем вы. Какой отзыв?
— Ну вот! Я рискую, задание под угрозой срыва, а вы настаиваете на ненужной конспирации! Отзыв я не сказал потому, что вы в тот раз не проявили никакого интереса. Если вы думаете, что я его не знаю, ошибаетесь. Извольте: «Другие ждут, пока они созреют».
