Алена Алтунина - Выжить за бортом
– Прости меня, такова жизнь, будь она неладна. Мне жаль, что я разрушаю вашу любовь, но только так можно спасти много других людей, – сказал старик.
– Да, я все понимаю, – кивнула Наташа. – Что я должна сделать?
– Ты ведь актриса, притворись, сыграй, что разлюбила Давида. Он гордый и не станет унижаться, он уйдет.
– Но он не пойдет к вам, вы ведь поссорились.
– Я постараюсь вернуть его в семью.
Она ушла, не оборачиваясь, боясь не сдержаться и расплакаться навзрыд. Такой камень лежал у нее на душе, что она не могла дышать. Ей предложили самую трудную, мучительную роль, в которой не должно быть ни грамма фальши. Если она справится с ней, то докажет себе, что действительно талантлива, но только это вряд ли ее утешит. Она прекрасно понимала – жизнь ее разрушена.
Тяжело вспоминать, насколько ужасна была эта роль. Наташа начала ненадолго исчезать из дома, потом отлучки стали чаще и дольше, и в какой-то раз она совсем не пришла домой. На все вопросы отвечала путано, невнятно, как будто чего-то недоговаривая. Давид и тетя не понимали, что с ней происходит. Но Наташа знала свое дело, нарочитая таинственность должна была подвести их к мысли о том, что она «загуляла». Наташа купила новое, весьма откровенное белье, маленький флакончик мужского одеколона со стойким запахом и даже презервативы. Стала пользоваться непривычно яркой косметикой, надевать короткие декольтированные платья, домой приходила немного «навеселе», громко смеялась и не подпускала к себе Давида. Спустя месяц он не выдержал и попросил объяснений. Наташа «честно» призналась, что у нее есть другой мужчина. Она долго помнила его взгляд, полный горечи, осуждения и… любви. Он ушел. Все произошло так, как и говорил отец.
Наташа не могла даже плакать, она окаменела от горя. Каково ей было играть неверную, когда для нее никого, кроме Давида, не существовало, когда она надышаться на него не могла, когда она была готова раствориться в нем, зацеловать его, заласкать. Раньше она могла ночью украдкой смотреть на него, спящего, и тихо плакать, а теперь он ушел навсегда.
Она так сильно тосковала по Давиду, что не могла ни есть, ни пить, только лежала в кровати и когда скулила, когда выла, когда забывалась тяжелым сном. Бедная Феодосия вдруг оказалась в роли сиделки. Она умоляла, увещевала, угрожала, в общем, делала все, чтобы Наташа пришла в себя. Ничего не действовало. Отчаявшись хоть как-то помочь, Феодосия позвонила Павлу. Но это только усугубило Наташино состояние. Когда он позвонил в дверь, а войдя, стал разговаривать с тетей, Наташе показалось, что пришел Давид. Она иногда путала сны с реальностью и решила, что Давид все еще с ней, а то, что он ушел, ей лишь приснилось. Она вскочила с кровати, пыталась причесать волосы, накинуть халат, но не выдержала и выбежала в прихожую, где вместо горячо любимого, желанного Давида стоял Павел. С Наташей случилась истерика. Она визжала так, что звенели оконные стекла. Павел вызвал неотложку. Наташе сделали укол, от которого она проспала три дня, а когда проснулась… рядом сидел Давид, такой же худой и изможденный, как она. Он держал ее за руку и улыбался. Наташа подумала, что сошла с ума от горя. Но это не был призрак, Давид заговорил:
– Что же ты наделала, родная моя? Ты чуть не свела меня с ума, да и себя, кажется, тоже. Хорошо, что я узнал, о вашем разговоре с отцом. Я ведь уже хотел покончить с собой. Только увидев, что я готов расстаться с жизнью, потеряв тебя, он понял, насколько серьезны мои чувства. Я умолял всех простить меня. Даже Лика, моя невеста, кажется, поняла. И вот я приехал к тебе, счастье мое. Как же я соскучился! Как я люблю тебя!
Наташа плакала не переставая, теперь от безграничного счастья.
После тяжелой разлуки в доме вновь поселилась радость. Наташа вернулась в театр, Давид предложил свои услуги сомелье французской фирме, экспортировавшей французские вина в Россию. Там по достоинству оценили его дегустаторский талант и взяли на очень выгодных условиях.
Однако все изменилось в один день. Наташа нашла в почтовом ящике письмо, адресованное Давиду, без обратного адреса. Почему-то это письмо очень взволновало ее. Когда Давид вскрыл конверт, его лицо изменилось, похоже, он тоже встревожился, однако быстро взял себя в руки и сказал:
– Это друзья сообщают, что дома все в порядке.
– Дай мне посмотреть, – сказала она и взяла листок.
Там была написана короткая фраза на грузинском языке.
– Здесь, правда, написано, что все хорошо? Мне как-то неспокойно, будто что-то произошло или должно произойти.
– Правда, милая, все хорошо. Поверь мне, больше нам ничего не угрожает, – заверил ее Давид.
Ей очень хотелось ему верить, но она также доверяла своей интуиции, а та ей подсказывала, что это письмо не от друзей. На следующий день Наташа незаметно взяла письмо и отправилась на ближайший продуктовый рынок. Она подходила к мужчинам и женщинам кавказской внешности и спрашивала, есть ли среди них грузины. Ей сказали, что на рынке не так много грузин, и посоветовали спросить Кобу в семьдесят восьмом павильоне. Наташа отыскала Кобу, который вообще не был похож на грузина. Рыжий, в веснушках, с плутоватым взглядом, он скорее походил на русского деревенского мужика. Наташа протянула ему листок и попросила перевести. Коба прочел.
– Ну, что? – спросила она.
– Э, плохи дэла, – сказал Коба с ужасным акцентом и сразу перестал быть похожим на русского мужика. – Давиду будэт плохо.
– Почему? Что там написано? – взмолилась Наташа.
– Давид, – написано, – я тэбя нэ простил и жызни тэбэ нэ дам.
– Кто это написал?
– Э, здэсь нэ написано. Этот Давид, что, дэнег должен?
– Нет, он не захотел жениться на грузинской девушке. Это плохо, да?
– Это позор! Это очэнь плохо! Он на тэбе женился, да? – спросил Коба.
– Да, – сказала Наташа.
– Тогда понятно.
– Что понятно?
– Почэму нэ захотэл на нашей дэвушке. Я бы тоже на тэбе женился, ты красивая.
– Спасибо, – сказала Наташа и протянула Кобе деньги.
– Э, ты что? Забэри, слышишь! Ты жэна моего земляка, со своих я дэнег нэ беру.
– Спасибо, – еще раз сказала Наташа. – Что же теперь делать?
– Можэт, уехать куда, а? – предложил сердобольный Коба.
– Да? Наверное, вы правы.
По дороге домой она обдумывала план спасения. Если действительно Давиду грозит опасность, нужно будет отвести ее от него. Она не знала, какая она, эта опасность, но было ясно, что гордость не позволит Давиду уехать, спрятаться, поэтому нужно сделать отъезд обоснованным. И действовать нужно очень быстро, кто знает, как скоро горячий земляк Давида решится мстить. Пройдет время, страсти улягутся, надеялась она.
Наташа заехала в театр и поговорила с директором. Сказала, что устала от столичной суеты и что ей хотелось бы поработать в каком-нибудь провинциальном театре подальше от Москвы. Директор, мягко говоря, удивился. Чтобы актриса на пике популярности, в физическом и творческом расцвете добровольно попросилась в провинциальный театр! Ничего более странного он никогда не видел.
– Наташа, вы будете жалеть о своем поступке. Где это видано, чтобы такая актриса, как вы, сбегала в провинцию. Потерять своего зрителя легко. Когда вы одумаетесь и вернетесь, придется заново завоевывать его любовь. Я не могу гарантировать, что это удастся в полной мере. Не буду говорить, какие убытки понесет театр из-за потери ведущей актрисы. Даже за время вашей болезни посещаемость снизилась, что же будет, когда вы уедете надолго. Даю время подумать, вернее, одуматься и остаться с нами.
Наташа настаивала. Она понимала, что жертвует своей карьерой ради Давида, но сейчас нужно было выбирать, что важнее, а важнее Давида у нее никого и ничего не было.
Директор призвал на подмогу режиссера. Режиссер, узнав о решении Наташи, поседел на глазах. Он уговаривал ее остаться, кричал, что она «сбрендила», что от славы у нее «поехала крыша», брызгал слюной и топал ногами. Наташа была непреклонна и после часовых прений победила. Доведя директора и режиссера до предынфарктного состояния, добилась согласия на перевод в Тверской драматический театр. Однако ей предстояло отработать еще неделю, это была небольшая уступка директору. Наташа молила Бога, чтобы за это время ничего не случилось.
Вечером дома ее ждал сюрприз. Давид, делая загадочное лицо, попросил какое-то время не входить в их комнату.
– Подожди немного, Наташа. Я скоро закончу.
– Что закончишь?
– Наберись терпения. Скоро все узнаешь.
Наташа пошла принять душ, Давид продолжал колдовать в комнате. Когда она вошла, то увидела, что небольшой стол, покрытый шелковой скатертью, усыпан лепестками роз, среди них стояла бутылка вина, приборы на двух человек, горели свечи. На кровати лежал роскошный букет роз, перевязанный бордовой лентой.
– У нас праздник? – растерялась Наташа.
– Присаживайся, дорогая, – предложил Давид, – сейчас узнаем.
