Наталья Андреева - Я садовником родился
- Цветы? Да, конечно. Знаете, маленькие такие букетики. Из комнатных растений. Совсем маленькие.
- Зачем?
- Ну, она была так несчастна.
- Значит, все-таки, несчастна?
- Она знала, что такое несчастная любовь.
- Все женщины это знают.
- По-разному.
- Что?
- По-разному знают. Одни прошли, как нелюбимый предмет в школе, и забыли. А другие всю жизнь повторяют, как «Отче наш». И утром, и перед сном.
- И она никогда не говорила, что хочет, например, этого человека найти? Может, отомстить вдруг захотела?
- Нет. Ничего такого не говорила.
- Ну а вы кого-нибудь не встречали у нее? Случайно? Ну, пришли, например, без звонка, а там мужчина.
- Нет. Хотя…
- Кто?
- Я видел у нее как-то раз одного мужчину, - шепотом сказал Воробьев. – Молодого. Лет двадцати с небольшим.
- Молодого?
- Ну да.
- Случайный любовник?
- Послушайте, я не лез в ее дела.
- Ну а про маньяка Марго никогда не говорила?
- Про какого еще маньяка?
- Который ее преследовал?
- Никто ее не преследовал.
- Что, разве она не нервничала?
- Нет, представьте себе.
- А когда вы ее видели в последний раз?
- Еще перед тем, как убили Лилю. Потому что Вика уж очень сильно начала переживать по поводу тех денег, что я тратил на Марго. Конечно, она не знала, куда уходят эти деньги. Но я испугался. Очень сильно испугался. И ходить к Марго перестал. А потом началось это. Ну, их всех начали убивать.
- Как выглядел этот молодой мужчина?
- Да зачем вам?
- Как?
- Ну, обычно выглядел. Я плохо вижу.
- Волосы темные, светлые? – Спросил Алексей, припоминая, что одноклассник Марго Коля Суханов был блондином.
- Темные. Очень молодой, я же говорю. Я видел-то его всего один раз. В воскресенье. Зашел случайно, когда Вика в магазин уехала с девочками. А его увидел – сказал, что за солью зашел. По-соседски. Мол, не охота из-за пустяка в магазин бежать. Соврал, да. Чтобы не мешать. Я же понимаю, что она зарабатывала, как могла. Потому и сам деньги давал. Потому что это было ее время, а она его на меня тратила. На мои жалобы. Да, вспомнил. Когда я сказал, что зашел за солью, Марго послала меня на кухню. Мол, там, на столе солонка. Я вошел, а рядом с ней какой-то предмет. Я же близорукий. Ну, взял, машинально в руки, глянул.
- И что это было?
- Карточка с булавкой. Чтобы пришпиливать к одежде. Ну, как у всех продавцов.
- Бэйдж.
- Что? Я не знаю, как это называется. Я просто машинально поднес к глазам. Прочитал фамилию, она была крупными буквами написана, и положил обратно. Потом отсыпал для виду немного соли и ушел.
- Что за фамилия? – напряженно спросил Алексей.
- Шипов. Имени не помню.
- Должность, место работы?
- Остальные буквы были гораздо мельче. Я не стал их разбирать. Зачем? Вы извините. Мне пора. Там Оленька с младшей, а меня еще и Анашкин ждет.
- Документы.
- Что?
- Дайте мне документы.
Воробьев послушно полез в карман. Алексей взял у него бумаги, порвал их, потом смял и бросил в корзину с мусором. Туда же отправил пластмассовые стаканчики с остатками кофе и бумажные тарелочки.
- Все. Пойдемте.
- Вы хороший человек, - с чувством сказал Воробьев. – Ведь я и сам переживаю. Я просто пытаюсь быть мужчиной. Как хотела Вика.
- Для этого не надо вымогательством заниматься.
- А что надо?
- Не знаю. Нет человека, который собой доволен. Я, например, тоже хочу быть настоящим мужчиной, а поступаю иногда совсем по-детски. Выращивайте вы лучше свои цветы, Петр Александрович.
Они перешли через дорогу, и тут Алексей подумал, что Барышеву про его художества знать не обязательно. Сам же посоветовал Сереге взять Воробьева с поличным. И вдруг развезло на откровенную беседу. Еще и совет тому дал, как в тюрьму не сесть. Детей стало жалко. А вдруг это все-таки он? Человеку в душу не влезешь.
- Давайте подойдем к дому с разных сторон, Петр Александрович. Вас где ждут? Дома, в подъезде?
- Возле дома. Он в машине должен сидеть.
- Я пойду вперед, а вы подождите три минуты.
- Спасибо! – Крикнул ему вслед Воробьев. – Не знаю, как вас зовут, но спасибо!
«Чертов цветовод», - буркнул Леонидов в воротник куртки, - «А вдруг, это все-таки он?»
… все цветы мне надоели
Я что-то не понимаю, в этом деле, или, может быть, просто устал? Нельзя быть коммерческим директором фирмы и одновременно вести частное расследование. Сам же не любил самодеятельности в расследовании. И всех этих сыщиков доморощенных на дух не переносил. И вот на тебе – влез. Снова влез не в свое дело. Может, этому цикламену лучше в тюрьме сидеть?
У меня в голове все смешалось. Какая же адская боль! И не мысли, а сплошная каша: цифры, падение прибыли, прирост прибыли, желтые целлофановые пакты, женские туфли тридцать девятого размера, цветы.
Цветы… Где бы найти время и почитать эту книжку? Он снял с убитой женщины ботинки и опустил ее голые ноги в воду. Почему-то только у одной. У Лилии. Или просто вода была поблизости? Определенно, он как-то связан с цветоводством. И в голове у него все перемешалось. У меня тоже.
- Леша, опять ты ходишь зимой без шапки!
- Леша!
- Ты заболеешь!
Сколько времени я уже не болел? Этим проклятым гриппом все переболели. И Сережка, и Ксюша. И Барышев… Нет, Барышев не болел. Он ничем не болеет. Здоровый, черт. А, ведь, в Москве эпидемия. Этот проклятый грипп. А, В или С? Каким-то я уже болел. Температура под сорок, в голове гудит. Такое ощущение, что на меня набросилась комариная стая.
- Леша, ты опять ходишь зимой без шапки!
Уже не хожу. Уже лежу под одеялом и глотаю что-то обжигающее из чашки. А мне ведь завтра утром надо рано вставать.
- Никуда ты не пойдешь.
- Кыш! Налетели, пернатые!
- Кто, Леша?
- Комары.
- У тебя бред. Ты посмотри на градусник! Тридцать девять и девять!
- Сашенька, я умру?
- Я вызову врача. Тебе сделают укол.
Укол. Кто сделает мне укол? Девушка Маргаритка, которая не стесняется раздетых мужчин? Вот она входит, такая красивая. Светлые волосы по плечам. У нее на ногах туфельки тридцать девятого размера. Нет, черные сапоги, голени обтянуты блестящей искусственной кожей. Она достает шприц, улыбается.
- Повернитесь на живот, мужчина.
- Нет! Только не это!
- Леша, да что ж ты так кричишь?
- Я не хочу, чтобы она мне делала укол! Не хочу! Это преступление!
- Ваш больной очень плохо себя ведет.
- Ай!
Вот и все. «У тебя СПИД, а значит мы умрем… У тебя…»
Это был не ее пакет. Вот и все. Желтый пакет с подсолнухами…
- Анальгин с димедролом. Должно быстро подействовать. Он сейчас уснет.
- Бедненький!
- Мужчины не любят болеть.
Да, мужчины не любят болеть. Поэтому их надо усыплять, делая эти гнусные уколы. А ведь все на мгновение сделалось таким понятным! Как и раньше, в детстве, я встряхнул калейдоскоп, прижался к нему глазом, и разноцветные стеклышки составили такое красивый, и такой правильный узор. Желтые подсолнухи.
Глава 5
Шиповник
- Сколько времени?
- Как ты себя чувствуешь, Лешенька?
- Сколько времени?
- Десять.
- Десять чего?
- Утра.
- Ты с ума сошла?! Я уже должен быть на работе!
- Глупый, - жена присела рядом, поправила одеяло, заговорила ласково и тихо: - Было у меня двое детей, а теперь трое. Третий самый большой, но самый глупый и упрямый. Я уже позвонила Ирине Сергеевне. Тебе давно надо было отдохнуть. Нельзя столько работать. Ты устал, Леша. И на твой ослабленный организм набросился вирус.
- И что теперь делать? – испуганно спросил Леонидов, чувствуя, как его снова бросило в жар.
- Болеть. Сиди в этой комнате, подальше от детей. Хотя, Ксюша и Сережа гриппом уже переболели. Но на всякий случай все равно сиди.
- А ты?
- Я нет. И не собираюсь. Должен же кто-то всех вас спасать, - вздохнула Александра.
- И что мне делать?
- Лежать.
- А телевизор?
- Температура поднимется.
- Книги?
- Голова заболит.
- Ну, тогда телефон?
- Уши отвалятся.
- Я тебя умоляю, Саша! Пусть хоть Барышев зайдет! Мне надо с ним поговорить.
- У тебя точно температура поднимается. Употребляешь фразы, которые раньше высмеивал. Ты его гриппом заразишь.
- Серегу? Гриппом?
- А что он, не человек?
- Нет. Он Терминатор. А эти не болеют.
- Глупый, - снова вздохнула Саша. Потом сжалилась: - Ну, хорошо, я ему позвоню.
Она вернулась в комнату через десять минут и сообщила:
- Сережи Барышева нет на работе. Он уехал по делам. В какой-то Барановск. Но я оставила для него сообщение. Приедет – перезвонит. Может быть, ты поспишь?
- Не буду, - буркнул Леонидов, уже начавший тосковать в полной изоляции. А еще через двадцать минут он все-таки задремал, чувствуя, как от обильного пота вновь намокают простыни.
