Анна и Сергей Литвиновы - Биография smerti
«Все те же лица», – мелькнуло у Тани.
– Присутствовала и прислуга – трое горничных, кухарка, садовник и водитель. Но их Холмогорова вскоре после инцидента уволила.
«Или сами ушли, – подумала Садовникова. – Не захотели жить в доме, где человек погиб».
Но отчим снова будто бы прочел ее мысли:
– Подчеркиваю: она их именно уволила. Каждому выплатила по семь окладов с единственным условием: немедленно уехать и никогда больше не появляться ни в Сочи, ни тем более в Красной Долине. Возражать никто не стал. Они все приезжие – молдаване, украинцы – и приказ Холмогоровой исполнили беспрекословно.
– Интересные делишки... – пробормотала Таня и тут же поймала настороженный взгляд Марины Евгеньевны, а потому быстренько добавила: – У вас там, в Москве. А я здесь, знаешь, как отдыхаю от пробок, от вечной столичной суеты!
Холмогорова выразительно постучала по циферблату наручных часов – простецкого, без особых наворотов, «Лонжина», – и Таня торопливо произнесла:
– Ну все, Валерочка. Спасибо, что позвонил. Мне идти надо...
– Иди, – вздохнул отчим. – Только обдумай, что я тебе рассказал. И еще. Комендантский час – в полночь отбой и до шести утра из своих комнат ни шагу – Холмогорова ввела всего два года назад. А точнее – через месяц после смерти горничной.
– Откуда ты знаешь? – вырвалось у Татьяны.
– На некоторые вопросы я тебе ответить, к сожалению, не могу, – посуровел полковник. И попросил: – Береги себя, Танюшка.
В трубке запели короткие гудки.
А Марина Евгеньевна ворчливо произнесла:
– Ну ты болтушка! Диктофон у тебя с собой? Давай начинать.
* * *Мама решила не ждать, пока решится вопрос с институтом.
Едва Марина отгуляла выпускной бал в школе и взяла билет на Москву, родительница тут же огорошила: сообщила, что немедленно покидает городок N. Она даже контейнер заказывать не стала – решила оставить нехитрую нажитую меблишку в кладбищенской сторожке.
– Да чего ты, мам, спешишь? – возмущалась Маринка. – Зачем прямо сейчас-то уезжать? Я наверняка через неделю вернусь – завалю первый же экзамен. И куда мне деваться?!
Но мама была непоколебима:
– Вот и приедешь в поселок. Домой.
– Да что там делать? Здесь хотя бы море! И тепло! – уговаривала Марина. А про себя добавила: «И Матвей. И тусовки».
– Нет, доча, и не проси, – покачала головой мама. И жалобно добавила: – Ты вот в Москву уедешь, а я как? Да я тут без тебя ни ночи не выдержу! Со страха помру!..
Что поделаешь – так и не привыкла к соседям-покойникам...
«Значит, придется поступать», – стиснула зубы Марина.
Потому что жизнь вместе с мамой в поселке абсолютно исключалась. Две тысячи душ населения и развлечений никаких – она с тоски там сдохнет в первый же месяц! А возвращаться на кладбище и жить одной тоже совсем не хотелось. Хотя никогда и не верила Маринка в оживших мертвецов, а все равно понимала: без мамы ей будет страшновато. Матвей, правда, давно намекает, мол, пора им объединиться (не замуж зовет, а просто так), но... Нужен ли он ей? Красив, конечно, и весел, и денежки уже кое-какие на своем сервисе начал зарабатывать... Однако только раз заберешься под его крылышко, потом ведь не отпустит, Маринка нюхом чуяла. И тем же звериным чутьем понимала, что в мире полно других, еще более красивых, веселых и богатых мужчин.
«Передо мной весь мир, а я с Матвеем останусь? В каком-то жалком городишке N? Нет, фигу! Нужно столицу покорять!»
...Впрочем, едва вышла с вокзала в громадной, исходящей жаром, Москве, едва увидела сияющие витрины, забитые машинами улицы, шикарно одетых прохожих – уверенности в своих силах у нее существенно поубавилось. А уж когда явилась на респектабельную Пречистенку, где располагался Институт европейских языков, – и вовсе скисла. Ни фига себе здесь абитуриенты: каждый второй на собственном автомобиле подваливает! А уж одеты – все до единого! – только в фирменные шмотки. И держатся так, что не подступишься.
Красотка-третьекурсница, принимавшая у Марины документы, оглядела ее простецкие брючки, сшитые мамой, и презрительно сморщила носик:
– И откуда же вы, милочка, прибыли?
«Милочка»... Подумать только! Девочка ведь всего на пару лет старше!
Марина невежливо ткнула в свое заявление:
– Там все написано. Из города N.
– Ах, из хорода N... – спародировала ее южный акцент столичная штучка. И выстрелила в Маринку английской фразой.
Та опешила. Не из-за английского, естественно, а потому, что ни слова из ее фразы не поняла. Как три года назад, когда неизвестно где сгинувший Петюня попросил повторить первое в ее жизни предложение на иностранном языке.
Сотрудница приемной комиссии насмешливо глянула и хмыкнула:
– Что ж, желаю вам на экзаменах большой удачи!
И небрежно швырнула Маринкино заявление в стопку других. Их там, заметила девушка, скопилось уже не меньше сотни. И это только за один день!
– Слушай, а ты не можешь повторить то, что по-английски сказала? – попросила Маринка. – Только чуть помедленнее.
– Думаешь, поможет? – снова фыркнула та.
Но смилостивилась. Повторила. И на сей раз Марина разобрала – сотрудница приемной комиссии всего лишь поинтересовалась, нравится ли ей погода в нынешнем июле.
– I’d rather like it... – пробормотала абитуриентка Холмогорова.
А столичная штучка закатилась веселым смехом:
– Отлично, со второго раза дошло! – И со знанием дела добавила: – Только на экзаменах – такой самолет не полетит, сразу вынесут! Да и акцент у тебя, я скажу...
Девушка вдруг задумалась, потянулась за ее документами:
– Может, лучше в педик попробуешь?
– Куда?! – изумилась Маринка.
– Да ты, что ли, совсем девственница? – хихикнула собеседница. – В педагогический. Там тоже факультет иностранных языков есть.
– В школе преподавать? Не хочу, – отрезала абитуриентка.
– И с чего бы столько крутизны? – холодно вопросила институтская дива. – К нам все равно не поступишь. – А затем, понизив голос, добавила: – Даже если б и язык лучше знала – кому ты здесь нужна, из своего N?
Девушка повернулась к Марине спиной, а та – упрямо подумала: «Не дождешься, мымра!»
Из помещения, где работала приемная комиссия, она вышла с гордо поднятыми плечами. Но едва оказалась в уютном институтском дворике, тут же сникла. Печально закурила свои крутые для городка N, но смешные в столице болгарские «Родопи». Взглянула на венчающий входную дверь стенд: уже сегодня, за десять дней до начала вступительных экзаменов, конкурс составлял семь человек на место. Что же ей делать?!
...К одиноко стоящей девушке подскочил проворный, чуть старше ее, молодой человек. Деловито поинтересовался:
– Абитура?
– Абитура, – вздохнула она.
– Преподы не нужны? Отсюда, с иняза...
– И почем? – заинтересовалась Марина.
Юноша ответил.
– Ох, ни фига себе! – выдохнула она.
Калькулятор, который благодаря Петюне она обнаружила в своей голове, послушно выдал: всех ее сбережений, с коими явилась в столицу, хватит ровно на четыре академических часа. А ведь еще надо где-то кости кинуть – общежитие абитуриентам престижный Институт европейских языков не предоставлял...
– Ясно. Ты у нас рабочий класс, – деловито резюмировал молодой человек. И отошел.
– Подожди! – кинулась следом Марина.
– Что еще? Скидок для малообеспеченных у меня нет, – насупился парень.
– А нельзя у тебя... – лихорадочно соображала она, – просто кассеты купить?
– Какие еще кассеты?
– Ну, с уроками английского. Только чтоб обязательно носители языка говорили.
– О, нэйтив-спикеры – это страшный дефицит, – со знанием дела произнес тот. – А Бонк не нужен?
– На хрена мне твой Бонк? – возмутилась Маринка. – Училась уже по нему. И теперь меня не понимает никто!
Парень усмехнулся:
– Ну, ладно, попробую достать. Но сама понимаешь: дешево не получится.
– За любые деньги! – безрассудно отозвалась Маринка.
А про себя прикидывала: словарный запас у нее есть, грамматику она знает. Если в течение десяти дней слушать кассеты и днем и ночью да повторять все фразы за диктором, ее акцент должен исправиться...
Деловитый юноша смотрел насмешливо:
– Хочешь честно? Зря деньги выбросишь. Все равно тебе сюда не поступить.
