Джоди Пиколт - Время прощаться
Через полгода меня повысили до детектива. В день церемонии я надел лучший костюм и достал из прикроватной тумбочки сложенный листок с отчетом патологоанатома. Засунул его в нагрудный карман.
Мне необходимо было напоминание о том, что я совсем не герой.
– Она опять пропала? – спрашиваю я.
– Что значит «опять»? – вопросом на вопрос отвечает Дженна. Садится в кресло напротив меня, по-восточному скрещивает ноги.
По крайней мере, в голове у меня проясняется. Я тушу сигарету в стаканчике с прогорклым кофе.
– Она не с тобой убежала?
– Вынуждена ответить «нет», – говорит Дженна, – поскольку сама ее десять лет не видела.
– Подожди… – Я качаю головой. – Как это?
– Вы последний, кто видел мою маму живой, – объясняет Дженна. – Вы доставили ее в больницу, потом она исчезла, а вы не сделали даже того, что сделал бы любой полицейский, у которого хоть капля разума осталась, – не стали ее искать.
– У меня не было причин ее разыскивать. Она сама выписалась из больницы. Взрослые часто так поступают…
– У нее была травма головы…
– Если бы у врачей возникли сомнения в ее дееспособности, ее бы не выписали, в противном случае это было бы нарушением Закона о переносимости и подотчетности медицинского страхования. Но поскольку ее уходу никто не препятствовал, поскольку другой информации мы не получили, решили, что с ней все в порядке, что она сбежала, прихватив тебя.
– В таком случае, почему ее не обвинили в похищении ребенка?
Я пожимаю плечами.
– Твой отец официально не заявлял о твоем исчезновении.
– Сдается мне, ему было не до того, когда его глушили электрическим током, называя это лечением.
– Если ты была не с мамой, кто все это время о тебя заботился?
– Бабушка.
Значит, вот куда Элис спрятала ребенка.
– А почему бабушка не сообщила о мамином исчезновении?
Девочка краснеет.
– Я была слишком маленькой и не помню, но она уверяет, что обращалась в полицию через неделю после маминого исчезновения. Видимо, ничего из этого не вышло.
Неужели? Что-то я не припомню, чтобы кто-то официально сообщал о пропаже Элис Меткаф. Но, возможно, женщина не ко мне обращалась. Может быть, с ней встречался Донни. Я бы не удивился, узнав, что мать Элис Меткаф просто не стали слушать, когда она обратилась за помощью. Либо Донни намеренно выбросил заявление, чтобы я случайно на него не наткнулся, потому что он знал: я стану копать это дело.
– На самом деле, – говорит Дженна, – это вы должны были попытаться ее найти. А вы даже пальцем не пошевелили. Теперь вы мне должны.
– А почему ты думаешь, что ее можно найти?
– Она жива. – Дженна смотрит мне в глаза. – Мне кажется, я знаю это. Чувствую.
Если бы всякий раз я, когда слышал подобное от людей, которые надеялись на хороший исход дела о пропавшем (а потом мы находили лишь останки), получал по доллару – уже давно пил бы дорогой «Макаллан», а не дешевый «Джек Дэниелс». Но вместо этого я отвечаю:
– Может быть, она не вернулась, потому что не хотела? Многие начинают новую жизнь…
– К примеру, как вы? – уточняет она, не сводя с меня глаз. – Виктор.
– Как я, – соглашаюсь. – Если жизнь не удалась, иногда проще все начать с чистого листа.
– Моя мама не могла просто взять и решить стать другим человеком, – настаивает она. – Ей нравилась ее жизнь. Она никогда бы меня не бросила.
Я не знаком с Элис Меткаф, но знаю, что есть два стиля жизни: Дженны – когда хватаешься за все, что имеешь, мертвой хваткой, чтобы не потерять; и мой – когда бросаешь все и всех, кто тебе дорог, чтобы они не оставили тебя первыми. И в том, и в другом случае испытываешь разочарование.
Вероятно, Элис знала, что ее брак дал трещину, и со временем это неизбежно отразится на дочери. Возможно, как и я, она обрубила концы, пока не стало еще хуже.
Я ерошу волосы.
– Послушай, любому неприятно услышать, что, возможно, он и есть причиной того, что его мать сбежала. Мой тебе совет – смирись. Запри это в дальний ящик, где хранятся все несправедливости жизни: например, почему Кардашяны[12] стали знаменитыми, почему красивых людей в ресторане обслуживают быстрее или почему мальчишка, который не умеет кататься на коньках, оказывается в хоккейной команде университета благодаря тому, что его отец тренер.
Дженна кивает, но говорит:
– А если я скажу, что у меня есть доказательство, что мама уехала не по собственной воле?
Можно отдать полицейский значок, но избавиться от предчувствия невозможно. У меня на руках зашевелились волоски.
– Ты о чем?
Девочка лезет в рюкзак и достает бумажник. Грязный, выгоревший, потрескавшийся кожаный бумажник. Она протягивает его мне.
– Я наняла экстрасенса, и вот что мы нашли.
– Ты шутишь? – Похмелье накатывает с новой силой. – Экстрасенса?
– Прежде чем вы станете уверять, что она мошенница, замечу, что она обнаружила то, что все ваши хваленые эксперты не смогли найти на месте происшествия. – Она наблюдает, как я открываю бумажник, просматриваю кредитные карточки и водительские права. – Он был на дереве в заповеднике, – сообщает Дженна. – Рядом с тем местом, где нашли маму…
– Откуда тебе известно, где ее нашли? – резко спрашиваю я.
– Мне Серенити сказала. Экстрасенс.
– Тогда ясно, а то я подумал, что у тебя есть менее достоверный источник…
– Как бы там ни было, – продолжает Дженна, не обращая внимания на мои слова, – он был засыпан всяким хламом – много лет птицы вили на нем гнезда.
Она берет бумажник у меня из рук и достает из потрескавшегося пластикового отделения для фотографий единственный снимок, на котором еще можно хоть что-то различить. Он выгоревший и поблекший, весь мятый, но даже я могу разглядеть беззубую младенческую улыбку.
– Это я, – говорит Дженна. – Если навсегда собираешься бросить ребенка… неужели и фотографии не возьмешь?
– Уже давным-давно я перестал строить догадки, почему люди поступили так, а не иначе. Что касается бумажника, то он ничего не доказывает. Она могла выронить его, когда бежала.
– И он таинственным образом взлетел на четыре с половиной метра на дерево? – Дженна качает головой. – Кто его туда спрятал? И зачем?
Я тут же думаю: «Гидеон Картрайт».
У меня нет никаких оснований подозревать этого человека; понятия не имею, почему в голове возникло его имя. Насколько я знаю, он уехал со слонами в Теннесси и с тех пор там счастливо живет.
С другой стороны, Гидеону Элис якобы жаловалась на свой неудавшийся брак. И теща Гидеона погибла.
Следом возникает еще одно предположение.
А что, если смерть Невви Рул не несчастный случай, как заставил меня поверить Донни Бойлан? А если это Элис убила Невви и спрятала свой бумажник на дереве, чтобы выглядело так, будто она пострадавшая в этой нечестной игре? А потом сбежала, пока на нее не пали подозрения?
Я смотрю на сидящую напротив Дженну. «Будь осторожна в своих желаниях, дорогая».
Если бы у меня была совесть, я бы почувствовал ее уколы, когда соглашался помочь девочке найти мать, учитывая, что, возможно, она окажется виновной в убийстве. Но с другой стороны, я могу пока не раскрывать все карты, пусть девочка верит, что речь идет только о том, чтобы найти пропавшего без вести человека, предполагаемого убийцу. Кроме того, я делаю ей одолжение. Знаю, что творит с человеком неизвестность. Чем скорее она узнает правду, тем скорее сможет жить дальше.
Я протягиваю руку.
– Мисс Меткаф, – говорю я, – у вас появился частный детектив.
ЭлисЯ всесторонне изучала память, и лучшая аналогия, которую мне удалось придумать, чтобы объяснить механизмы памяти, – рассматривать мозг как центральный офис всего организма. Все, что человек переживает за день, является папкой, которая кладется на стол, чтобы ее спрятали, пока не понадобится. Помощник-администратор, который приходит по ночам, пока человек спит, чтобы разобрать завалы у него на столе, – часть мозга, который называется «гиппокамп».
Гиппокамп берет все эти папочки и раскладывает их по местам согласно логике. Это воспоминание о ссоре с мужем? Отлично, положим ее рядом с еще несколькими такими же за последний год. Это воспоминание о фейерверке? Делаем перекрестную ссылку с вечеринкой четвертого июля, которую ты недавно посетил. Этот помощник пытается разместить как можно больше воспоминаний рядом со сходными с ними, потому что тогда их проще вызывать в памяти.
Однако иногда человек просто чего-то не помнит. Скажем, был на бейсбольном матче, и кто-то позже говорит, что через два ряда за твоей спиной плакала какая-то женщина в желтом платье, – но ты абсолютно ее не помнишь. Существуют только два возможных сценария, когда подобное случается. Либо это событие никогда не попадало в папку – человек сосредоточился на отбивающем мяч и не обратил никакого внимания на плачущую женщину. Либо же подвел гиппокамп и закодировал воспоминание туда, где ему не место: та грустная женщина получила привязку к воспитательнице из детского сада, которая тоже носила желтое платье, – поэтому человек никогда не сможет найти это воспоминание.
