Эдуард Хруцкий - Страх
– Ну?!
– Вот тебе и ну. А если он до Прокопа раньше меня доберется…
– Понял, – перебил его Разлука. – По Белорусской станция Кубинка, это шестьдесят три километра от города. Там рядом с платформой речка есть, у него на берегу домик. Там он.
– Утром уйдешь, а если к тебе пожалует Грек?
– А я дома не живу.
– Вот и не живи. – Данилов встал.
В комнату заглянул Ягунков:
– Товарищ подполковник, вас Белов ищет.
Белов
Хорошо, что он догадался надеть старый пиджак, форменные галифе в счет не шли, иначе новый костюм можно было бы выбрасывать.
Вместе с двумя оперативниками из райотдела они засели между сложенной из кирпича помойкой и остатками кирпичной стены.
С зимы сорок первого дощатых заборов, перегораживающих московские дворы, не было. Их пустили на растопку. Правда, делалось это с благословения властей. Начальство из ПВО посчитало, что деревянные заборы представляют опасность при бомбежке зажигательными бомбами.
Кстати, они не ошиблись. После каждого налета немецкой авиации в Москве бушевали пожары.
Белов с оперативниками сидели в смрадном закутке уже два часа. Сначала их облаяла дворовая собака, потом прямо по сапогу пробежала наглая жирная крыса.
– А может, он и не выйдет сегодня, – мрачно изрек пожилой оперативник Ступин. – Белов, ничего, если я в кулак покурю?
– Нельзя.
– Ох, – Ступин попытался вытянуть ногу, – затекла, падла. Ну что за жизнь – на шестом десятке жуликов ловить.
Оттого что курить было нельзя, затянуться хотелось невыносимо. Белов проклинал сволочь Стукалина, Грека и всех московских урок, из-за которых у него не было ни сна ни покоя.
Постепенно двор начал затихать. Ушли по домам дети. Старушки со скамейки перекочевали в квартиры. Началось время кошек. Они, словно леопарды, кричали и дрались на помойке.
Черный кот с наглыми глазами прыгнул прямо к Белову на колени и начал устраиваться.
– Хороший народ эти кошки, – прошептал Ступин, – у меня…
Он не успел договорить, из-под арки показался человек.
В тусклом вечернем свете Белов отчетливо различил маленькую фигурку лучшего московского кавалера. Стукалин был в полосатой пижаме с помойным ведром в руке.
Он подошел к помойке и остановился.
И сразу же откуда-то появился еще один человек.
– Ключи принес? – спросил он.
– Держи.
– Когда деньги привезут?
– Завтра к концу дня.
– Сколько?
– Два миллиона двести.
– Держи. Это ты сторожу подсыпь.
– Не умрет?
– Не бойся, спать два дня будет. Что Греку передать?
– Мою долю пусть Лене передаст.
– Сделаем.
Человек исчез так же необъяснимо, как и появился.
Стукалин выбросил мусор, обругал матерно кошек и не торопясь зашагал к подъезду.
– Пошли, – сказал Белов, когда Стукалин вошел под арку.
Стукалин не торопился, он оглядел пустую улицу, закурил. Внезапно из арки показались трое.
Стукалин хотел юркнуть в подъезд. Но один из подошедших крепко взял его за руку.
– Уголовный розыск.
Стукалин присмотрелся и узнал в этом человеке давешнего юриста.
Данилов
Он приехал в квартиру Стукалина, когда обыск был в самом разгаре.
– Где задержанный?
– На кухне, – ответил Белов.
Второй раз за эту ночь Данилов попадал на чужую кухню. Правда, стукалинскую нельзя было сравнить с Витиной.
Чистота, порядок, как у хорошей хозяйки.
Хозяин сидел в углу под неусыпным взором опера и с ужасом глядел на Данилова.
– Где Грек?
– Не знаю.
Данилов схватил Стукалина за грудки – затрещал шелк пижамы – и ударил спиной о стену.
– Где Грек, гнида? Иначе ты до тюрьмы не доживешь.
– В больнице, – выдавил Стукалин.
– А какой?
– В третьей психиатрической.
– Кто сообщник?
– Главврач Нефедова.
Данилов оттолкнул Стукалина, тот рухнул на пол, сбив табуретку. Поднявшись, он вышел в комнату.
На столе были навалены деньги, часы, отрезы.
Данилов подошел к телефону и набрал номер начальника.
Леонид Греков по кличке Грек
Елена спала, жарко раскинувшись на широком матрасе, а он взял с тумбочки папиросу и закурил.
«Пора, засиделся я в Москве. Накровил сильно. Менты наверняка по городу тревогу объявили».
Когда, сбежав из эшелона, который вез его в штрафбат, он добрался до квартиры Сергея и узнал, что его кинули разгонщики, он сразу понял, чьих рук это дело.
Только один человек в Москве мог знать адрес Стукалина – Прокоп.
И он начал искать его. Планомерно, словно сам работал у мусоров.
* * *Несколько дней назад он ехал с Сергеем на его машине. За рулем сидел Гошка Беда, старый подельник Грека, которого он устроил к Сергею шофером. У Гоши был белый билет, который ему выправила Ленка, главврач психушки, бывшая жена Сергея, а потом любовница Грека. На Сретенке, у пивной, из белой «эмки» вылезли двое фраеров.
– Это они, Леня! – заорал Сергей.
Грек пошел за ними в пивную. Столики стояли плотно, и он услышал весь их разговор и телефон запомнил, который один из них давал другому. Телефон бабы, у которой он жил.
Грек пропас его, а Сергей с Гошей поехали за другим.
Одного фраера он подрезал у дома, а второго прижал в гараже, тот-то перед смертью и назвал адрес Прокопа.
Но Прокоп свалил, и искать его времени не было. Дело на Масловке они провернули, как надо. Получили хорошие деньги, но для того, чтобы свалить из столицы и безбедно отлежаться на дне, этого было мало.
Новое дело – ограбление кассы артели «Швейник» – давало ему возможность соскочить в Тбилиси и отлежаться там у Гиви.
Грек встал, подошел к окну и увидел, как дом окружает плотная цепь милиционеров.
– Ленка! – крикнул он. – Менты.
Ленка вскочила:
– Где?
– Окружают дом.
– Пошли, – скомандовала она и начала быстро одеваться.
ДаниловДверь в вестибюль больницы долго не открывали, и они с Чернышовым копили зло, ожидая главврача.
Наконец она появилась. Крупная блондинка в очках, в белом халате и хромовых сапожках, ушитых по ноге.
– В чем дело?
– Я начальник отдела по борьбе с бандитизмом Московского уголовного розыска подполковник Данилов, со мной старший следователь горпрокуратуры юрист первого класса Чернышов. Мы обязаны произвести у вас обыск.
– Я возражаю, – сказала Нефедова.
– Не заставляйте нас применять силу.
– Это лечебное учреждение особого профиля…
– Нам известно, что именно здесь скрывается опасный преступник Леонид Викторович Греков, вот ордер прокурора Москвы на его арест и обыск в вашей больнице, – сказал Чернышов.
– Я не открою.
– Открывайте, Елена Федоровна, – сказал чей-то голос за спиной Данилова.
К дверям подошли Серебровский и мужчина лет шестидесяти в штатском.
– Я замначальника горздрава Миронов, – представился он.
Нефедова подошла к дверям и повернула ключ.
Они вошли в гулкий, пропахший лекарствами вестибюль.
– Что вам нужно? – строго спросила Нефедова.
Данилова начала раздражать эта крупная властная женщина.
– Нам нужен опасный преступник Греков, скрывающийся в вашей больнице.
– Такого человека у нас нет.
– Тогда мы вынуждены начать обыск.
– Я подчиняюсь силе.
– Пригласите сестру-хозяйку, – приказал Миронов. – Я попрошу, товарищ подполковник, чтобы ваши люди надели халаты и спрятали оружие. Контингент больных очень специфичный. Любое потрясение может вызвать резкое ухудшение здоровья.
– Конечно, конечно.
Через несколько минут оперативники блокировали все выходы из палат и подсобных помещений.
Данилов и еще четверо в халатах начали осмотр палат.
Никогда еще Данилову не приходилось так близко сталкиваться с тем, что называют в просторечии душевной болезнью. Палата за палатой, этаж за этажом раскрывали перед ним страшную тайну человеческого бытия. Он видел внешне вполне здоровых людей, которых мучили страшные малоизвестные недуги.
На втором этаже у окна сидел человек лет сорока в потертом больничном халате. Он смотрел в окно, и глаза его были отрешены от происходящего, светлы и счастливы. Он жил в другом, прекрасном и, видимо, добром мире.
– Что с ним? – спросил Данилов дежурного врача.
– Долго объяснять, – усмехнулся старичок-врач, – скажу одно: этот человек, в отличие от нас, счастлив.
На последнем этаже палаты были похожи на тюремные камеры. В них содержали буйных.
Один при проверке чуть не откусил Никитину ухо, еле оперативники оттащили.
Три часа длился обыск, Грека нигде не было.
Данилов сам начал обходить помещение.
– Подвал осматривали? – спросил он у Муравьева.
