Владимир Шитов - Собор без крестов
Приведя Белозерского в ИВС, конвоир ушел.
— Мне передали о вашем желании поговорить со мной. Чем могу быть полезен?
— Больше той пользы, что сделали, вы сделать не сможете, — усмехнувшись, пошутил Белозерский.
— Такова моя работа.
— Я к вам претензий не имею. Я попросил вас прийти вот по какому поводу. Я постоянно отказывался от дачи показаний по интересующим вас фактам, на всех допросах все отрицая. Теперь я решил дать правдивые показания.
— Что вас побудило сделать это?
— Дайте мне бумагу, и я на ней подробно изложу.
Серебряков заполнил первую страницу протокола допроса обвиняемого и дал его Белозерскому. Больше часа Белозерский каллиграфическим почерком подробно и профессионально излагал способ совершаемых хищений, мало чего внеся нового к тому, что Серебряков знал, но подтверждение версий следователя обвиняемым было большой победой. Прочитав показания, Серебряков вновь поинтересовался:
— Я так и не понял, что вас побудило рассказать мне правду?
— Вы знаете, что все мои неприятности пошли от Табаева. Правильно я говорю или нет?
— Допустим! — согласился с ним Серебряков.
— Не допустим, а на сто процентов, — убежденно заключил Белозерский. — Вы заметили, что при наложении ареста на имущество и при обыске у меня вами была обнаружена только недвижимость, а ни денег, ни драгоценностей не обнаружено. Вы думаете, я их спрятал? Ошибаетесь. По наводке Табаева кто-то проник ко мне на дачу, открыл сейф и из него похитил деньги и ценности. Сколько, я не скажу, скажу, что всего было много.
Если вы найдете похитителей, чего я очень желаю, то от них узнаете сумму похищенного. Месть крохоборам заставила меня все вам рассказать. Я все потерял: имущество описано, ценности похищены, чего дальше ломать комедию и ради кого?
— Преступники сейф взламывали или открыли вашим ключом? — с нескрываемым интересом спросил Серебряков.
— Они ключ от сейфа не нашли, но сейф не взломан. Вы его видели. Они его открывали и закрывали своим ключом.
— Может быть, один ключ от сейфа вы ранее теряли?
— У меня был один ключ от сейфа, и я его никогда не терял, — убежденно заявил Белозерский.
— Если так все сложно, то мне придется у вас изъять сейф и его дверку с замком направить на криминалистическую экспертизу, чтобы получить заключение о способе вскрытия вашего сейфа, — сказал Серебряков.
— Мне теперь все равно, что вы будете с ним делать.
«Теперь объем работы по делу увеличится в несколько раз», — с недовольством подумал Серебряков, заранее соглашаясь с такой неизбежностью.
— Вы знаете, почему Табаев выдал меня?
— Скажите — узнаю, — уклончиво ответил Серебряков, заинтересованный в продолжении разговора.
— Не мне вам говорить, какая мера наказания ждет организатора преступления. Вот он меня и подставил в качестве паровоза, но фактически он вовлек меня в преступную деятельность. Да разве только меня он заарканил! Он многих руководителей своего района вовлек в преступную деятельность.
— В чем она выражалась? — уже с меньшим энтузиазмом спросил Серебряков, предвидя надвигающуюся лавину новых следственных действий.
— Многие хозяйства вашего района списывали через Табаева, а точнее, укрывали падеж крупного рогатого скота и свиней.
Излагая свою информацию, Белозерский не пытался скрывать, что, разоблачая Табаева, испытывает удовлетворение.
— Каким образом Табаев умудрялся укрывать падеж в хозяйствах? И зачем ему надо было впутываться в такую химию? — спросил Серебряков.
— Сейчас объясню. Все очень просто. Должностное лицо из хозяйства привозит на бойню Табаева десять свиноматок общим живым весом в 1400 килограммов. Табаев принимает их и оформляет поросятами тем же весом, как говорится, а можно на 100 килограммов сбросить в качестве платы. Все зависит от сдатчика: смышленый он или тупой. Он в этом деле здорово ориентировался. Получается 100 поросят весом по 13–14 килограммов каждый.
— Какая ему выгода в увеличении поголовья свиней? — не поняв еще секрета операции, спросил Серебряков.
— Герман Николаевич, в зависимости от веса животного уменьшается и увеличивается выход мяса. Сколько мяса будет с худого, 13-килограммового поросенка и со свиноматки?
— Теперь ясно! — облегченно произнес Серебряков, закрепив его показания в протоколе допроса.
— Свои показания вы можете подтвердить на очной ставке с Табаевым? — поинтересовался Серебряков.
— А как же! Он меня на очной ставке разложил на лопатки, с какой стати теперь мне его жалеть, — убежденный в правильности своего решения, ответил Белозерский.
Не откладывая данного следственного действия на потом, Серебряков немедленно провел очную ставку.
На очной ставке Белозерский вел себя уверенно и спокойно, тогда как Табаев, слушая Белозерского, постоянно пытался его перебить, требовал замолчать. На просьбы Серебрякова вести себя прилично Табаев не реагировал, а поэтому Серебрякову пришлось пригласить в следственную комнату работника милиции. Только тогда Табаев стал более управляемым.
Выслушав Белозерского, он гортанно завизжал:
— Я никакого падежа никому не списывал, и по химии я с ним получал не пятьдесят процентов, а лишь тридцать.
— Ты не визжи и слюной не разбрасывайся. Я тебе говорил, как надо вести себя на следствии, а теперь поздно пениться, — брезгливо парировал его нападки Белозерский. — Можешь не переживать: наши доходы от химии подсчитают и без нас. Я вижу, наш следователь в математике силен.
— Играешь со мной, — злобно, но не очень громко прошипел Табаев, поняв ошибочность и проигрышность своего буйного поведения.
Обращаясь к Серебрякову, Белозерский сказал:
— Спросите у этого чурбака, есть у него вопросы ко мне или нет, так как другой раз я с ним не пожелаю разговаривать.
Оскорбленный его словами, Табаев вскочил со стула с намерением броситься на Белозерского, но Табаева схватил милиционер и посадил на место.
Белозерский на угрожающие действия Табаева совершенно не среагировал, а когда милиционер посадил Табаева на стул, то, повернувшись к нему своим крупным корпусом, заметил:
— Козявка, чего ты прыгаешь? Если я захочу, то задушу тебя раньше, чем меня успеют оттащить от тебя.
Или ты сомневаешься в моих способностях?
Табаев вспомнил случай, когда они втроем в поле застряли на машине Белозерского. Он с товарищем минут двадцать пытался вытолкнуть машину из канавы, куда она съехала, но их усилий оказалось недостаточно. Они только испачкались в грязи. Тогда Белозерский, посадив Табаева за руль автомобиля, сказал:
— Не хотел пачкаться, но придется. Кто знал, что вы окажетесь такими слабаками. — И один, как трактор, вытолкал машину из канавы на твердый грунт.
Поэтому, услышав угрозу Белозерского, Табаев опасливо отодвинулся от него, несмотря на то что между ними находился работник милиции.
— Мне с ним не о чем говорить, — только и смог ответить затравленный Табаев.
— Я свое сказал! — подытожил Белозерский.
После того, как конвоир увел Табаева, Белозерский, обращаясь к Серебрякову, с безнадежностью в голосе сказал:
— Попыхтев в камере, я пришел к убеждению, что такая жизнь не для меня. Это не жизнь, а мучение, поэтому я покончу жизнь самоубийством.
— Зачем вы мне говорите такие глупости? — спросил Серебряков.
— Я не хочу, чтобы из-за меня, за мою глупость кто-либо отвечал.
— Как вы намерены осуществить самоубийство? — не веря в угрозу, спросил Серебряков.
— Еще не придумал, но я все же ветеринарный врач по специальности и как-нибудь такую проблему смогу решить, — грустно улыбнувшись, заметил Белозерский.
Внимательно смотря на Белозерского, Серебряков вынужден был признать, что перед ним сидит сильный, волевой человек, который, однажды совершив глупость, скатился до своего настоящего положения.
— Ваши мысли глупые, и их нужно выбросить из головы, — попытался Серебряков урезонить Белозерского.
— Вы говорите — «глупые», а я так не считаю. Мне сейчас 53 года. Если меня не расстреляют, а дадут 15 лет, стоит ли мучиться с таким сроком в таких условиях, — он обвел следственную комнату рукой, — дожидаясь свободы, которая дряхлому старику не так и нужна.
Подумав над словами Белозерского, Серебряков сказал:
— Я о вашем намерении вынужден буду рапортом доложить своему руководству.
— Действуйте, как считаете нужным, — отрешенно ответил Белозерский.
По фотографии, имеющейся в уголовном розыске в журнале на лиц, ранее судимых за различные преступления, Белозерская Евдокия Ивановна опознала Петлюру Станислава Генриховича, имевшего кличку «Студент». Возможно, с годами он получил «образование», и у него сейчас другая кличка.
