Ю Несбё - Красношейка
Дале оставил свою винтовку в руках Эдварда, а сам сел в сугроб, зарыв руки в снег перед собой. Его голова повисла между узких плеч, как сломанный цветок. Послышался еще один взрыв, на этот раз уже ближе.
— Спасибо, что…
— Не за что, — быстро проговорил Гюдбранн.
— Я видел Улафа Линдви в лазарете, — сказал Эдвард. Он не знал, зачем сказал это. Может, потому что Гюдбранн, как и Дале, был единственным в отделении, кто пробыл тут столько же, сколько и он сам.
— Он был…?
— Думаю, только легко ранен. Я видел его белый мундир.
— Я слышал, он хороший человек.
— Да, у нас много хороших людей.
Они некоторое время стояли молча, глядя друг другу в глаза.
Эдвард откашлялся и сунул в карман руку.
— Я раздобыл пару русских папирос на участке «Север». Если у тебя найдется огонек…
Гюдбранн кивнул, расстегнул куртку, нашел коробок спичек и чиркнул по серной бумаге. Подняв глаза, он сначала увидел лишь огромный, безумно вытаращенный глаз Эдварда. Он смотрел на что-то за спиной Гюдбранна. Потом он услышал визжащий звук.
— Ложись! — закричал Эдвард.
В следующее мгновение они уже лежали на льду, а небо над ними с треском распоролось. Гюдбранн увидел хвост русского истребителя, летящего вдоль их окопов так низко, что с сугробов поднимался снег. Он пролетел мимо, и снова стало тихо.
— Он как будто… — прошептал Гюдбранн.
— О господи! — простонал Эдвард, повернулся к Гюдбранну и рассмеялся. — Я даже видел пилота, как он открыл кабину и высунулся из нее. Иван сошел с ума. — Он смеялся до икоты. — К чему все катится?
Гюдбранн смотрел на сломанную спичку, которую он все еще держал в руке, и вдруг сам начал смеяться.
— Хе-хе, — сказал Дале и посмотрел на товарищей из сугроба на краю окопа, где он сидел. — Хе-хе.
Гюдбранн взглянул на Эдварда, и тут они оба начали хохотать. Они икали от смеха, так что поначалу не услышали отчетливого звука, который приближался к ним.
Звяк-звяк…
Как будто кто-то медленно рубил лед киркой.
Звяк…
Потом послышался удар металла о металл, Гюдбранн и Эдвард повернулись к Дале — тот медленно упал в снег.
— Ради бога… — начал Гюдбранн.
— Граната! — закричал Эдвард.
Услышав его крик, Гюдбранн инстинктивно сжался в комок и, уже лежа, увидел металлическую штуку, которая все крутилась и крутилась на льду в метре от него. Он чувствовал, как тело примерзает ко льду, и вдруг понял, что сейчас произойдет.
— Уходи! — кричал сзади него Эдвард.
Так оно и было: русские летчики и вправду кидали гранаты с самолетов! Гюдбранн лежал на спине и пытался подняться, но руки и ноги скользили на мокром льду.
— Гюдбранн!
Так вот что это был за звук: граната, которая катилась по ледяному дну окопа. Похоже, она стукнула Дале прямо по шлему!
— Гюдбранн!
Граната все крутилась и крутилась, катилась и пританцовывала на льду, и Гюдбранн не мог оторвать от нее взгляд. Четыре секунды от выдергивания чеки до детонации — кажется, их так учили в Зеннхайме? Наверное, у русских другие гранаты, может, у них шесть секунд? Или восемь? А граната все крутилась и крутилась, как красная юла, — отец делал им такие в Бруклине. Гюдбранн вертел ее, а Сонни и младший братик смотрят на нее и считают, как долго она простоит: «Twenty-one, twenty-two…»[27] Мать в третий раз кричит, что обед готов, что пора идти домой, скоро уже вернется отец. «Погоди, еще чуть-чуть, — кричит он ей. — Юла вертится!» Но она не слышит, она уже закрыла окно. Эдвард больше не кричал, и вдруг все стихло.
Эпизод 22
Приемная доктора Буера, 22 декабря 1999 года
Старик посмотрел на часы. Он просидел в приемной уже четверть часа. Раньше ему никогда не приходилось ждать в те дни, когда он ходил к Конраду Буеру. Обычно Конрад не принимал больше пациентов, чем позволяло расписание.
В другом конце комнаты сидел мужчина. Темнокожий, африканец. Он листал еженедельник, и старик удивился, что даже с такого расстояния может различить каждую букву на обложке. Что-то про королевскую семью. Неужели африканец сейчас читает об этом, о королевской семье? Эта мысль казалась абсурдной.
Африканец перевернул страницу. Его усы, спускавшиеся к подбородку, были совсем как у курьера, с которым старик встретился этой ночью. Это была короткая встреча. Курьер приехал в порт на «вольво», которое, конечно, взял напрокат. Остановился, стекло с гудением опустилось, и он сказал пароль: «Voice of an Angel». И у него были совершенно такие же усы. И грустные глаза. Он сразу сказал, что не взял с собой оружия по соображениям безопасности, и предложил поехать с ним в одно место и забрать его. Старик был в замешательстве, но подумал, что если бы его хотели ограбить, то сделали это бы прямо тут, в порту. Он сел в машину, и они поехали — куда б он думал? — в гостиницу «Рэдиссон САС» на Хольбергспласс. Он увидел Бетти Андресен, но та не смотрела в их сторону.
Курьер пересчитал деньги в конверте, почему-то называя числа по-немецки. Когда старик спросил его об этом, тот сказал, что его родители были из Эльзаса, и старик почему-то рассказал ему, что бывал там, в Зеннхайме. Странная причуда.
После того, что он прочитал о винтовке Мерклина в интернете в Университетской библиотеке, само оружие скорее разочаровало его. Оно походило на обычное охотничье ружье, только побольше. Курьер показал, как разбирать и собирать его, называя старика «герр Урия». Старик положил разобранную винтовку в рюкзак и пошел к лифту. Пока лифт ехал вниз, он размышлял, не попросить ли Бетти Андресен вызвать ему такси. Еще одна причуда.
— Алло!
Старик поднял голову.
— Я думаю, вам надо проверить еще и слух.
Доктор Буер стоял в дверях и пытался весело улыбаться. Он пригласил его в офис. Мешки под глазами у доктора набрякли еще больше.
— Я прокричал ваше имя три раза.
«Я забываю свое имя, — подумал старик. — Забываю все свои имена».
По тому, как доктор подал ему руку, чтобы помочь пройти в кабинет, старик догадался, что новости плохие.
— Да, я получил результаты тех анализов, которые мы брали, — поспешно сказал врач, не успев как следует усесться в кресло, будто желая выложить плохие новости как можно скорее. — К сожалению она разрослась.
— Ну разумеется, она разрослась, — ответил старик. — Разве это не в природе раковых клеток — разрастаться?
— Хе-хе. В общем-то, да. — Буер смахнул с письменного стола невидимую пылинку.
— Опухоль — как мы, — продолжал старик. — Делает то, что может.
— Да, — ответил доктор Буер, с неестественно-расслабленным видом развалившись в кресле.
— Вы тоже делаете только то, что можете, доктор.
— Да, вы правы, вы правы. — Доктор Буер улыбнулся и надел очки. — Мы по-прежнему предлагаем вам курс лечения. Он, конечно, ослабит вас, но может продлить… э-э…
— Жизнь?
— Да.
— А сколько я протяну без этого курса?
Кадык Буера прыгал вверх-вниз.
— Несколько меньше, чем мы полагали вначале.
— А именно?
— А именно: из печени рак через кровь попал в…
— Хватит, назовите мне время.
Доктор Буер посмотрел на него пустыми глазами.
— Ты ненавидишь свою работу, ведь так? — сказал старик.
— Что, простите?
— Ничего. Дату, если можно.
— Но ведь нереально…
Доктор Буер вздрогнул, оттого что старик стукнул кулаком по столу — так сильно, что телефонная трубка соскочила с рычага. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но осекся, когда увидел, как старик грозит ему дрожащим пальцем. Он вздохнул, снял очки и устало провел рукой по лицу.
— Летом. В июне. Возможно, раньше. В лучшем случае — в августе.
— Отлично, — сказал старик. — Тогда все хорошо. А боли?
— Могут появиться когда угодно. Принимайте лекарства.
— Я смогу действовать?
— Трудно сказать. Это зависит от болей.
— Мне нужны такие лекарства, чтобы я мог действовать. Это необходимо. Понимаете?
— Все болеутоляющие…
— Я умею терпеть боль. Мне нужно что-то, что просто поддерживало бы меня в сознании, чтобы я мог здраво мыслить и действовать.
Счастливого Рождества. Это было последнее, что сказал доктор Буер. Старик стоял на лестнице. Сначала он не понимал, почему в городе так много народу, но когда ему напомнили о предстоящем празднике, он тут же понял причину паники в глазах прохожих, спешащих по улице, — они боятся не успеть купить рождественские подарки. На площади Эгерторгет люди собрались вокруг уличного оркестра. Мужчина в форме Армии спасения обходил толпу с жестянкой для пожертвований. В снегу наркоман переминался с ноги на ногу, его глаза мигали, как мигает стеариновая свечка, прежде чем потухнуть. Две юные подружки прошли мимо него под ручку, краснощекие, распираемые своими маленькими секретами и желанием жить дальше. И огни. Свет горел в каждом окошке, будь они все прокляты. Он поднял глаза: над ним было небо Осло — теплый желтый купол отраженного городского света. Господи, как он скучал по ней! «Следующее Рождество, — подумал он. — Следующее Рождество мы справим вместе, любимая».
