Ричард Старк - Людишки
"Интересно, почему я убила датчанина? - думала Пэми. - Что мне было нужно? Теперь я хочу только спать, устала копаться в этом дерьме. Хватит с меня этого дерьма. Хватит этих клиентов, похожих на датчанина, хватит этого дерьмового жилья, где приходится заколачивать себя гвоздями. Не надо мне этой поганой болячки в крови. Что же будет, когда появятся язвы? Тогда уж никто не даст мне двадцать шиллингов. Тогда уж меня и задарма никто не трахнет. Что же мне было нужно? И что нужно мне теперь?"
Пэми подняла глаза и пожалела, что на небе нет звезд. На глаза ее навернулись слезы, и Пэми устремила их на небосвод, жалея, что звезд сегодня не видно. Она расслабилась, глядя вверх, стараясь ни о чем не думать. Просто отдохнуть и наплевать на все...
- Хочешь спрыгнуть?
Пэми испуганно оглядела крышу. Она хлопала глазами, и слезы падали с ресниц.
- Где вы? Кто вы?
Голос был женский, но откуда он доносился?
- Я тут, - ответила женщина и помахала рукой; она сидела в углу крыши, опираясь спиной о низкий парапет. - Если пришла охота прыгать, дай я сперва спущусь вниз.
- Не собираюсь я прыгать, - ответила Пэми. Она встала с парапета, чуть покачнулась, потеряла равновесие, но вновь обрела его и не сверзилась вниз. - И никогда не собиралась, - добавила она угрюмым тоном человека, обнаружившего, что за ним подглядывают.
- Ты была бы не первой, кто сиганул с этой крыши.
- Но я не сиганула. Просто поднялась подышать свежим воздухом.
- Я тоже.
Пэми подошла к женщине и увидела, что та - такая же шлюха, как и она сама. Такая же тощая чернокожая девица, которой некуда податься. Пэми снова уселась на парапет, поближе к ней, но на этот раз над боковым фасадом здания. Под ней, футах в семи или восьми, виднелась крыша соседнего дома.
- Я прихожу сюда бессонными ночами и грежу, - объяснила женщина.
- Вот уж чего не люблю, так это грез, - ответила Пэми.
- Мне нравится грезить наяву, - сказала женщина. - Прихожу сюда и мечтаю о том, что бы я сделала, будь у меня много денег.
Пэми почувствовала внезапную тревогу. Много денег? Неужели это какой-то знак? Знамение?
- И что бы ты сделала? - спросила она. - Что бы ты сделала, будь у тебя много денег?
- Начала бы с того, что смылась отсюда, - ответила женщина и засмеялась.
Пэми последовала ее примеру, вспомнив о спрятанных в стене деньгах. Начнем с того, что она еще ни с чего не начала и никуда не смылась. И вообще пока ничего не предприняла.
- А куда бы ты поехала? - спросила она.
- В Америку, - ответила женщина.
Пэми бросила на нее удивленный взгляд.
- В Америку? Зачем?
- А почему нет? Ведь все богатые люди там, не так ли? Будь у меня много денег, я, естественно, пожелала бы разделить общество богатых людей.
"Что мне делать в Америке?" - спросила себя Пэми, и этот вопрос пробудил в ней какое-то странное чувство.
Женщина снова заговорила. Голос ее звучал, как колыбельная песня, казалось, она старается убаюкать себя.
- Я бы поехала в Америку, туда, где живут черные американцы. Тогда все подумают, что я тоже американка. Я говорю по-английски, как они. У меня всегда была бы вода для питья, мытья и стирки. Уж я бы тогда завела гардероб.
- Надо думать, - ответила Пэми, подначивая женщину.
- Нет, это все для полиции, - пояснила та.
Пэми нахмурилась и подалась поближе к собеседнице.
- Гардероб для полиции? О чем это ты?
- Разумеется, я не хочу, чтобы меня отправили восвояси, - ответила женщина. - Представь себе, что у меня много денег.
- Так?
- А выгляжу я, как сейчас. Прихожу в билетную кассу, сую тридцать тысяч шиллингов и говорю: "Дайте-ка мне билет до Нью-Йорка". Знаешь, что они подумают?
- Что ты богатая, - сказала Пэми.
- Нет, про меня такое не подумают, - с горечью ответила женщина: она знала, что говорит. - Про меня подумают: наркотики. Вот маленькая девочка, без чемоданов, платит наличными за авиабилет. Девушка из глухомани, прежде никогда нигде не бывала, на прошлой неделе получила новехонький паспорт. Они позвонят в Нью-Йорк и скажут: "Приглядывайте за этой девицей, когда сойдет с трапа. Пошарьте у нее в лоханке, наверное, найдете мешочки с кокаином".
- А никакого кокаина нет, - сказала Пэми и рассеянно похлопала себя по промежности, словно хваля ее за непричастность к контрабанде наркотиков.
- Нет, но на тебя будут коситься, - сказала женщина. - Ты же не хочешь, чтобы полицейские пялились на тебя: ведь потом они объявят тебя нежелательной иностранкой, посадят на следующий самолет и отправят обратно. А обратно тебе совсем не хочется. Только не сюда.
- Да уж, не хочется, - согласилась Пэми.
- У меня уже все расписано, - похвасталась женщина. - Первым делом я куплю пару платьев поприличнее тех, что у меня уже есть. Потом чемодан. Потом получу паспорт. Потом пойду в турбюро и скажу, что мой богатый любовник, правительственный служащий, только что отдал концы и отписал мне все свои наличные деньги. Куплю билет в оба конца и прямо тут, в Найроби, заплачу людям из турбюро, чтобы сняли мне номер в нью-йоркской гостинице, в обычной туристской гостинице. Тогда я и сама буду выглядеть как обычная туристка, и никто не сочтет нужным придираться ко мне в аэропорту.
- Билет в оба конца? Зачем так тратиться?
- Тебя не пустят в Америку, если заподозрят, что ты хочешь там остаться.
- Да, у тебя и впрямь все просчитано, - восхищенно молвила Пэми.
- Это я так мечтаю, - ответила женщина. - Когда-нибудь я улечу с этой крыши. Если не на самолете, - она указала большим пальцем через плечо и через парапет, - то просто улечу. Так или иначе, но когда-нибудь мне суждено улететь. Мне нравится мечтать, что я полечу вверх, а не вниз.
Пэми сидела, подавшись вперед, уперев острые локотки в костлявые колени, смотрела на женщину и размышляла о разных способах передвижения по воздуху. Она молчала. На душе было спокойно. Страшные видения не преследовали ее, они остались внизу, в комнате.
Женщина повернула голову и устремила взгляд на восток.
- Вот и день, - сказала она. - Старый добрый новый день.
Пэми ничего не ответила.
10
Два завтрака в одно утро не лучшим образом действовали на конгрессмена Стивена Шлэрна. Он это предвидел, но куда было деваться? В сутках до черта часов, каждые два года проводятся перевыборы, а главная забота любого конгрессмена заключается в том, чтобы поддерживать связи. Газеты местного масштаба взяли за правило хотя бы раз в год поминать в статьях каждое семейство городка, дабы создать и поддержать впечатление, что такая-то и сякая-то газета - ваша газета и вам следует постоянно ее читать. У конгрессмена та же задача, только в уравнение добавляется еще и величина, обозначающая власть. Если семейство не пользуется влиянием, ему можно трафить и пореже, влиятельные же семейства требуют частых подтверждений своего влияния.
Вот откуда берутся два завтрака по утрам, зачастую два или три обеда днем, два ужина вечером, а во время избирательной кампании - еще и эти ужасные "закусоны" с представителями национальных меньшинств, которые продолжаются целыми днями с перерывом только на обед. Джерри Зейдельбаум, старший помощник конгрессмена, держал в чемоданчике изрядный запас пилюль пептобисмола, но даже они не могли свести на нет ущерб здоровью.
Первый завтрак нынче утром состоялся в восемь часов в желтом бетонном зале Рыцарей Колумба, озаренном яркими лампами дневного света. Тут собрались все тренеры Малой Лиги - местные предприниматели, добровольно тратившие свои деньги, силы и время (благие, очень благие порывы души), но лишь на деяния, которые они считали достойными настоящих мужчин.
Конгрессмен Шлэрн очень быстро понял, что быть настоящим мужчиной в восемь утра чертовски трудно, но коль скоро его задача заключалась именно в этом, он то и дело отпускал замечания в духе Гарри Трумэна: "Зададим им перцу" и так далее, сдобренные немного затасканными бейсбольными шуточками. Угощение исчерпывалось отвратной непрожаренной яичницей-болтуньей, похожей на головку маленькой сиротки Энни и имевшей вкус младенческой отрыжки; к ней подали венские колбаски, которые, похоже, несколько дней и ночей кряду коптились в крематории, и куски белого поджаренного хлеба, плававшие в топленом масле.
Прямая дорожка к внезапной остановке сердца. Конгрессмен ограничился кофе, выпив его ровно столько, сколько нужно, чтобы заработать изжогу. Он с часок поулыбался и со всей возможной быстротой покинул своих сотрапезников.
За рулем сидел Лемьюел, а сзади вольготно расположились сам Шлэрн и Джерри Зейдельбаум. Конгрессмен уныло жевал пептобисмол и слушал помощника, который наставлял его, как вести себя во время завтрака номер два.
- Может, хоть угощение будет более сносное, - предположил Джерри.
- Мне это не поможет, - ответил конгрессмен. - Мне бы с недельку вообще ничего не есть.
Джерри уже научился воздерживаться от замечаний, когда конгрессмен сокрушался по поводу своей горькой доли. Поэтому он просто возобновил наставления.
