Николай Рябов - Лето быстрых перемен
– Столичные города повсюду выглядят лучше провинциальных и, на мой взгляд, это должно поощряться госбюджетом – ведь там находятся посольства, центральные органы власти, именно там больше всего туристов! – возразил я, когда «Форд» свернул с моста на набережную.
Теперь мы мчались вдоль узкого длиннющего пляжа, зажатого между невысоким парапетом и сверкающей в лучах солнца рекой. В этот час на песчаной полоске было ещё достаточно горожан, решивших насладиться речной прохладой.
– Это негодное правило! – решительно отрезала Ирина Анатольевна. – Москва откровенно паразитирует на регионах, в то время как они прозябают в нищете!
Не представляю, чем бы завершилась эта болезненная дискуссия, но, к счастью для нас обоих, относительно простой участок пути остался позади и, после того, как мы свернули в сторону от реки, Ирине Анатольевне пришлось всерьёз взяться за выполнение штурманских функций.
Минут через восемь, прилично попетляв среди кварталов неотличимых друг от друга серовато-белых пяти– и девятиэтажек, мы, наконец, прибыли на место.
Бережная показала мне огромный дом по улице Освободителей, в котором обитали родственники Игоря Ковалёва. Её родители жили где-то за соседними пятиэтажками.
– Наверно, я слегка перегнула палку, – с сожалением заметила Ирина, перед тем, как мы расстались.
– Просто мне не хватает опыта жизни вне Москвы! – рассмеялся я и ещё раз поблагодарил её за помощь. – Если что, я позвоню…
Она вежливо кивнула и, не оглядываясь, пошла в сторону родительского дома.
Третий подъезд старой девятиэтажной громадины из уже давно небелого кирпича. Седенький старичок, куривший перед домом папиросу, подсказал мне, как найти квартиру Ковалёвых.
Пятый этаж. Сюда я добрался пешком из-за неработающего лифта, успев по пути разглядеть заплёванные лестничные марши и расписанные похабщиной стены.
Вторая дверь налево. Я остановился перед дверью сто тридцать четвертой квартиры, которая была оббита черным, изрезанным в нескольких местах дерматином.
Дверной звонок тоже, судя по всему, не работал, и мне пришлось постучать, сперва негромко, затем – гораздо сильнее.
Дверь открыла пожилая приземистая женщина лет шестидесяти пяти в длинном, до пят, красном халате и недовольным заспанным лицом, напоминающим сморщенную грушу с маленькими черными точками, вместо глаз.
– Что нужно? – довольно грубо спросила она, высунувшись в дверную щель, ширина которой была ограничена стальной цепочкой.
– Хотелось бы увидеть Игоря Ковалёва, – как можно вежливее сказал я, стараясь произвести на хозяйку квартиры благоприятное впечатление.
– Зачем вам Игорь? – последовал вопрос из-за двери. – Он здесь давно не живет.
– Мы с Игорем когда-то вместе служили, – бесстыдно соврал я. – Он был в моей роте…
Эти слова неожиданно зацепили старушку в красном халате.
– Знать ничего не хочу об этой неблагодарной подлюке! – гневно заявила она, явно намереваясь захлопнуть дверь.
Мой туфель, вовремя просунутый в дверную щель, помешал ей осуществить коварный замысел.
– Постойте! – воскликнул я. – Вы даже не сказали, как вас зовут!
Старуха за дверью некоторое время молча изучала меня с ног до головы, прежде чем вновь открыла рот.
– Валентина Ивановна, – наконец, ворчливо представилась она.
– Валентина Ивановна! – буквально просиял я. – Ваш племянник был в нашей роте лучшим солдатом!
– Что с того! – мрачно возразила старуха. – Может, в армии он и был человеком, а потом скурвился!
– Как это, скурвился?! – возмутился я. – С Игорем такого не могло произойти!
Очевидно, моя эмоциональная реакция сейчас выглядела весьма правдоподобно, потому что Валентина Ивановна вдруг завелась, словно старый мотор, после мучительного скрежета и кряхтенья стартёра.
– Скурвился! Скурвился! – зло повторила она несколько раз. – Воспитывали его с мужем столько лет – себя не жалели, денег не жалели! Что Игорь, что Наташка – никакой разницы, любили обоих! Думали, вырастут, помогут нам старость встретить! Защитят, если что!
Если я и был до этого эмоционален, то Валентина Ивановна оказалась эмоциональнее меня, минимум, раз в десять! Свидетельством тому – её активная жестикуляция за дверью и брызги слюны, которые, нет-нет, да и долетали до лица через дверную щель.
– Игорёк, Игорёк! – громко жаловалась старуха. – Столько лет растили его, как родного сына! А он вдруг взял и уехал. И плевать ему, что мы со стариком остались одни, что Наташка пишет письмо раз в году! Только о себе думают! Только о себе!
Валентина Ивановна периодически прерывала свою обличительную речь, чтобы несколько раз глубоко вздохнуть, а затем продолжала с удвоенной энергией.
– Пришёл из армии, устроился на работу – мы не возражали! Потом поступил в автодорожный – тоже не были против! Девочку нашёл хорошую – женись на здоровье да счастья наживай! Так нет! – Валентина Ивановна скорбно воздела руки, но через щель я увидел лишь одну поднятую ладонь. – В Москву его потянуло! К троюродному братцу, чёрт его задери!!!
– А что потом? – осторожно спросил я, когда она неожиданно умолкла.
– Потом? – со вздохом повторила как-то враз остывшая женщина. – Потом он написал письмо, что устроился на хорошую работу, и теперь будет жить в столице. И ещё, чтобы мы за него не беспокоились… – жалобно всхлипнула за дверью Валентина Ивановна, и было непонятно, кого ей сейчас больше жаль, то ли оставшегося без опеки племянника, то ли себя вместе с мужем, лишенных внимания и заботы со стороны выросших детей.
– Письмо пришло в ноябре девяносто четвёртого и с тех пор от Игоря ни слуху, ни духу, – посетовала старуха, а затем добавила шепотом. – А прошлой весной умер мой Георгиевич…
Могу только догадываться, как себя сейчас чувствовала эта старая несчастная женщина, но после её слов на душе стало так погано, будто я тоже каким-то образом был виноват в случившемся.
– Валентина Ивановна, неужели он больше не писал?
– Ни разу! – она печально покачала головой.
– Хотя бы адрес указал?
– Главпочтамт, до востребования – вот какой у него теперь адрес!
По раздраженному голосу старушки я понял, что она уже вполне оправилась от переживаний и, скорее всего, близка к своему обычному состоянию.
– Пробовали его искать?
Валентина Ивановна невесело усмехнулась:
– Проще лешего поймать в лесу!
– А письмо сохранилось?
– Даже искать не буду! – отрезала старуха, и было понятно, что спорить с ней совершенно бесполезно.
В любом случае, следовало выудить из неё, как можно больше сведений о Ковалёве.
– У Игоря здесь остались друзья?
– У него нынче все друзья в Москве! – насмешливый тон собеседницы не оставлял мне особой надежды.
– Может, подскажете, как зовут брата, к которому он уехал?
Женщина ещё раз внимательно посмотрела на меня, а затем, буркнув что-то маловразумительное, захлопнула дверь на замок.
Я рискнул вновь постучать в дверь минут через десять, когда дальнейшее ожидание уже теряло всякий смысл.
Старуха открыла через три минуты и, ни слова не говоря, сунула мне мятую черно-белую фотокарточку.
На снимке я увидел двух улыбчивых пацанов, стоящих в обнимку на фоне кремлёвского Царь-колокола. На оборотной стороне фотографии можно было прочитать несколько строчек, написанных старательной детской рукой: «Я и мой брат Вадик Каперский в Москве. Июль 1977 года».
– Наш Игорь слева, – подсказала Валентина Ивановна, но я уже и сам разобрался, кто где.
Фамилия Каперского сразу показалась знакомой. Причем, готов был поклясться, что слышал её относительно недавно – год или полтора назад. Но вот в связи с чем, этого, увы, я сейчас никак не мог вспомнить – слишком много имен приходится пропускать через память, а она, как назло, даёт сбои в самый неподходящий момент!
– Можете забрать карточку, – предложила старуха напоследок и, не дослушав слова благодарности, окончательно захлопнула дверь.
– Валентина Ивановна! – я максимально приблизился к двери и повысил голос, чтобы быть услышанным.
– Ну, что ещё? – донеслось из-за драного дерматина.
– Обратитесь в милицию! Вы должны его найти!
– Зачем?!
– Игорь наверняка сможет вам помочь! – заявил я, будучи не вполне уверенным в том, что беглый Ковалёв когда-нибудь устыдится своего поведения и станет помогать одинокой престарелой тётке.
Она ничего не ответила и, подождав у двери ещё с минуту, я спрятал фотографию в карман, и направился к лестнице.
Уже на улице я вспомнил про Илларионовича, о котором мне сегодня говорила Бережная. Ирина знала лишь то, что старик жил в одном из соседних подъездов – то ли во втором, то ли в четвёртом.
Недолго думая, я свернул направо.
