Станислас-Андре Стееман - Ночь с 12-го на 13-е
— Иду посмотреть, оставили ли нам хоть боа… — ответил Малез уже из-за двери.
Чердак был похож на все чердаки мира: толстый слой пыли на всем, неясные силуэты мебели, кажущейся особенно недружелюбной под обвисшими чехлами, какие-то непонятные предметы, на которые натыкаешься на каждом шагу…
Огромный черный сундук с медными запорами подтащили под висевшую под потолком лампочку, и Малез, едва посмотрев на него, сразу понял, что ему тут суждено найти. Нехорошее у него было предчувствие. Но, чтобы добраться до находки, пришлось сбросить с крышки наваленную там кучу полуистлевших платьев, и эти платья, разбросанные по полу, напоминали теперь безголовых покойников.
Крышка долго сопротивлялась, потом неожиданно легко поддалась.
Сундук был пуст, если не считать хрупкого тела женщины в черном костюме китайской служанки «ама», женщины с искаженным ужасной гримасой лицом, удушенной с помощью крепкого шнурка.
Малез дотронулся до ее плеча, понимая, что этот жест столь же бессмыслен, как само намерение обыскать чердак в надежде найти драгоценности. Лотос уже не нуждалась ни в чем, разве что в жемчужине под язык да в засунутой в мертвую руку ветке ивы, чтобы достойно предстать перед богами. А может быть, и в молитве о пощаде, обращенной к Кван-Ин, богине Милосердия…
Малез молча спустился с чердака и вышел из дома.
Мимо проезжал рикша с коляской. Комиссар жестом остановил его, сел в коляску и назвал адрес. Теперь он знал, куда ехать.
Глава двадцать первая
В такси, доставлявшем Флориану в ее дом на Бабблинг-Велл-Род Стив все-таки не удержался и задал вопрос, который вертелся у него на языке много дней, с тех самых пор, как он узнал…
— Как вы могли дойти до такого? Почему не нашли в себе сил взять себя в руки и…
— Вы меня презираете, да? — горько усмехнулась Флориана. — Да, да, не спорьте! В крайнем случае, вы простили бы мне, что я завела любовника, но никогда не простите, что я хотела этого избежать. Я бы не стала заводить любовника, Стив, я не могла. А если бы могла, я… я уступила бы вам.
— И на том спасибо! А что вам мешало? Надеюсь, не наличие мужа?
— Нет, воспоминания.
— Воспоминания?
— Воспоминания о человеке, которого я прогнала, может быть, именно потому, что слишком сильно любила, и потому… потому, что не хотела тогда хоть немножко потерпеть. Я бросилась в замужество, как бросаются в воду. Я не надеялась, что Герберт сумеет подарить мне счастье, я надеялась на то, что ему удастся подарить мне забвение. Но игра была проиграна еще до того, как началась.
— И тогда вы стали искать средство понадежнее, чтобы воскресить воспоминания, от которых вам так хотелось избавиться?
— Да. Знаете, испытываешь странное наслаждение от того, что признаешь себя побежденной, от того, что разрушаешь себя, вырождаешься… Вам когда-нибудь случалось оплакивать дорогого вам человека? Погодите, когда случится такое, сами увидите! Опиум — это дар богов, Стив! Он возвращает вам то, что вы считали безвозвратно потерянным, и возвращает в более радостном, совершенно неожиданном свете, делая это частью вас самого. Опиум не утешает вас, нет, он наполняет, переполняет…
— Ага, точно! И при этом уничтожает вашу личность, мало-помалу убивает! — проворчал Стив. — Посмотрите на себя в зеркало: это ему вы обязаны своими первыми морщинками!
— Да будут благословенны эти морщины!
— Ошибаетесь! Морщины к лицу лишь счастливой женщине. Дайте мне шанс сделать вас счастливой, Флориана! Дайте мне шанс, вы же дали его когда-то Герберту!
— Нет, не сейчас… Пока нет… Может быть, позже…
Такси остановилось. Стив помог Флориане выйти.
— Зайдете ко мне? — спросила она.
— Нет, — мрачно ответил Алкан. — Я никогда не зарюсь на фиги, привязанные к ветке на ниточках. Да стоит мне подумать, что для вас…
— Что — для меня?
— Ничего. Попробуйте принять деморфен, это радикальное средство. И напомните себе, что я люблю вас так, что готов играть роль дублера… Я… Я вернусь завтра.
В те минуты, когда Стив садился в такси и отъезжал от дома Флорианы, китаец в полицейском мундире вошел в кабинет мистера Ву и щелкнул каблуками. Ему удалось найти оружейника, продавшего орудие преступления. Пистолет был куплен примерно полгода назад человеком, по описанию в точности походившим на Стива Алкана.
Мистер Ву тяжело вздохнул. Такой симпатичный молодой человек! Но к чему слова? Высшее существо, не тратя лишних слов, умножает дела свои, так учил Конфуций…
Он подписал ордер на арест.
Глава двадцать вторая
— Вы что — переезжаете? — спросил Малез, оглядывая голые стены мастерской, где не осталось ни одной картины.
— Нет, отправляюсь в путешествие, — ответил Зецкой. — Старые друзья уговорили меня выставиться в Нью-Йорке. Похоже, на Парк-авеню малость подустали от Сальвадора Дали.
— А вам не приходило в голову, что вы еще можете нам понадобиться?
— Нет. Зачем бы? Я предоставил вам железное алиби, а вы его, разумеется, немедленно проверили и… и убедились, что оно неуязвимо. И что дальше? Я свободен, как птичка!
Малез уселся в кресло.
—Дальше? Рассказываю. Пока вы играли то в одном месте в покер, то в другом в тридцать одно или как оно там называется, — чудный, между прочим, предлог, чтобы всю ночь передвигаться по городу на машине! — ваша любовница Лотос заманила миссис Абоди в ловушку — грязный притон в тупике Ву-Санг — и заставила ее сказать, где та прячет свои драгоценности. Временами Лотос звонила по телефону: то Зеленому Дракону, чтобы получить новые указания, то самому мистеру Абоди, которого убили несколько минут спустя после ее звонка.
— Боже мой! Никому в наше время нельзя доверять, как я мог забыть об этом! И прислуге — еще меньше, чем кому-либо!
— Вы, беседуя со мной вчера, утверждали, что Лотос отправилась к своим родственникам.
— Да, но я всего лишь повторил то, что она сама мне сказала.
— А может быть, она отправилась на свидание с предками?
— Родственники, предки… Какая разница?
У Зецкого в руках был чемоданчик, и Малез ткнул в него пальцем.
— Там что?
— Туалетные принадлежности. Кстати, несессер из натуральной свиной кожи.
— Откройте.
Зецкой любезно улыбнулся.
— Ох, комиссар, комиссар, тут вы хватили лишку! Где у вас мандат на обыск?
— А вот он! — Малез положил на колено тяжелый кулак.
— Понятно, но… — пытался еще сопротивляться художник, но тут ему в лицо взглянуло угрожающее жерло пистолета.
— Позвольте все-таки усомниться в том, что подобные грубые действия будут одобрены вашими начальниками.
— Мои начальники — не твоя забота! Открывай!
Зецкой протянул комиссару чемоданчик, раскачивая его в руке:
— Ловите!
Малез не пошевельнулся.
— Черта с два. Открывай сам.
— Как вам будет угодно. — Зецкой поставил чемоданчик на стул и стал рыться в карманах.
— Что, теперь ключик потерял? — усмехнулся комиссар.
— Может быть. Ах нет, вот он! Хотите взглянуть?
— Хочу-хочу. Но мне все отлично видно отсюда. И куда же ты их спрятал? Под пижамкой? Или среди носовых платков?
— Что спрятал?
— Камешки.
Зецкой захлопнул чемоданчик.
— Оборот, который принимает наша беседа, комиссар, делает ее весьма для меня непривлекательной. Вы вынуждаете напомнить вам, что я тороплюсь.
— Не дергайся! Садись! Так… А теперь положи-ка свой чемодан на пол. Так… А теперь подтолкни его ногой ко мне… Еще чуть-чуть… Спасибо! — Малез наклонился и принялся шарить свободной рукой в вещах, уложенных в чемоданчик. Много времени не понадобилось. — К чему махровая варежка, если уже есть мочалка? Ай-ай-ай, да какая же она тяжеленькая! Ты же буквально набил ее камнями! Знаешь, я бы не сказал, что у тебя чересчур богатая фантазия!
— Не могут же все быть такими же талантливыми, как вы, комиссар! — огрызнулся Зецкой. — Можно закурить?
— Ради Бога, только без глупостей. Предупреждаю: курок у меня сам собой срабатывает. — Малез с довольным видом откинулся на спинку кресла. — В общем-то, надо сказать, задумка у тебя была неплохая. Угрожать мужу, когда только и думаешь о том, как бы ободрать как липку жену, — великая стратегия! Могу признать даже, что ты пытался воздержаться от насилия, лишив прекрасную даму наркотика за трое суток до урочного часа в надежде, что потребность в опиуме быстро развяжет ей язык. Но, применяя этот метод ты и подозревать не мог, что переоцениваешь достоинства подонков, к которым попала в руки эта прекрасная дама, и недооцениваешь ее собственные достоинства. Между нами, из-за этого и шишек ты больше набил. Итак, Лотос получила от тебя точные инструкции и должна была все сделать за тебя. Таким образом ты убивал сразу двух зайцев: и получал то, что надо, и обеспечивал железное, как ты говоришь, алиби. Кстати, ты уже тогда подумывал о том, чтобы избавиться от своей сожительницы, ставшей соучастницей? Логично, ведь не придумаешь ничего глупее, чем делиться добычей, а к тому же, что-то подсказывает мне, что ты к тому времени уже немножко тяготился связью с китаяночкой. Она, бедняжка, должно быть, уже начала сомневаться в твоих чувствах, знаешь ведь, какая у женщин интуиция, потому-то и… Хотя нет, мы пока еще не добрались до этого места, мы пока еще только подходим к моменту, когда тебе перестало везти. Растерявшись из-за неожиданного сопротивления успокоившейся вроде бы Флорианы, из-за вмешательства третьего лица, — впрочем, этого третьего быстренько вывели из игры! — китаянка решилась позвонить… Она просто вынуждена была тебе позвонить… И знала, куда! Ты почувствовал, что все твои планы в одночасье рухнули, но ты ведь не хуже кошки умеешь в любом случае приземляться на все четыре лапы, минутное размышление — и вот ты уже знаешь, что теперь следует делать… А я проверил твое алиби. Небольшая загвоздочка заключалась только в том, чтобы найти типа с подмоченным прошлым или способного, как ему врежешь, сразу же расколоться. Но я нашел, нашел! Итак… Нет, ты, сукин кот, не играл в покер в этот момент, ты остановил партию, чтобы пойти «пропустить стаканчик». Это раз! И не ты звонил Абоди, а Лотос — по твоему, естественно, поручению. Это два! От Колониального клуба, где ты, по твоим же словам, играл в покер, до конторы Абоди не больше пяти сотен метров: для твоей тачки — пустяки. Это три! Ну, и теперь все ясно.
