Александр Войнов - Мне нравится все то, что принадлежит другим
Такой поворот событий заставил Левшу, в какой-то мере, изменить свое отношение к художнику. Несмотря ни на что, он и сам был глубоко и искренне верующим человеком. Прожив большую часть жизни, и, в одночасье, оглянувшись назад, он вдруг заметил, что рядом нет никого из тех, с кем сводила его судьба. Нет Никанора по прозвищу Кат, нет ни Генерала, ни Самвела и многих других. Всех унесла лихая година. А он, не один раз, заглянувший в небесное зеркало, почему-то был жив и здоров. Размышляя, он понял, что остался в живых только благодаря вере в Иисуса Христа. Просто Господь давал ему время покаяться и, по возможности, искупить свои грехи.
– Если когда-нибудь захочешь сделать мне подарок,- обратился Левша к художнику, – нарисуй мне икону Христа, нашего Спасителя, и я буду твоим должником.
– Я не пишу по дереву. Если Бог даст, то это будет работа на холсте. Но я ничего не обещаю.
Дома никого не оказалось, и Стеф, достав из-под крыльца связку ключей, наскоро собрал свои пожитки и решительно зашагал к сельской больнице.
– Чекай здесь, – остановил он Левшу у больничного крыльца, – дело идет о моей чести и я сам должен во всем разобраться.
Художник приосанился, застегнул верхнюю пуговицу пальто и исчез в глубине больничного коридора. Прошло более получаса томительного ожидания и, когда, решив вмешаться в ход событий, Левша потянул на себя больничную дверь, то столкнулся с реставратором, и краем глаза заметил удалявшуюся женскую фигуру в белом халате.
– Не получилось разговора с коновалом. Он, холера ясная, спрятался в кабинете и закрылся на ключ, – промолвил Стеф, стирая со щеки губную помаду.
Когда они покидали больничный двор, Левша обернулся и заметил, что из окна за ними внимательно наблюдает черноволосый упитанный медицинский работник.
Поезд Москва-Варшава прибыл около полуночи. Ночная столица горела огнями, как ад, в котором Стеф знал все входы и выходы. Сдав в камеру хранения новенький кожаный чемодан, в котором, под двойным дном были аккуратно уложены десять кляссеров с их филателическим богатством и, обменяв на злотые, оставшиеся после дорожных расходов доллары, дипломатические представители оказались на привокзальной площади.
– Холера ясная…, – дальше Стеф уверенно перешел на польский, категорически отвергая предложение двух квартирных хозяек, сильно смахивающих на проституток.
Он расправил плечи, придирчиво осматривая старенький, видавший виды "Мерседес", долго, и скорее всего, небезуспешно торговался с заспанным таксистом и, добившись значительной скидки, важно уселся на переднее сидение.
– На окраине города, рядом с аэропортом есть бывшая гостиница Аэрофлота, – пояснил он компаньону, – номера там не "Люкс", да и далековато. Но не очень дорого, долларов по тридцать на человека в сутки. И каждое утро бесплатный "Шведский стол".
Преимущество бесплатного "Шведского стола" Левша в полной мере оценил только через неделю, когда у них закончились деньги, а Стеф не продал ни одной марки. Оказалось, что покупатель, на которого он рассчитывал, умер за неделю до их приезда, а другие филателисты, как сговорившись, давали смехотворно низкую цену. Левша уже перестал сопровождать предприимчивого авантюриста Стефа в его ежедневных поисках потенциального покупателя. Во-первых, он разуверился в благоприятном исходе дела, а во-вторых, у него не было денег на автобусный билет. Он до неприличия долго засиживался на "Шведском столе" и, отягощенный перееденной пищей, возвращался к себе в номер и, как удав, целый день валялся на диване, переваривая съеденное, с тоской вспоминая "Магистраль" и "Экспресс".
– И чего мне не сиделось дома? – Корил он себя, переваливаясь с боку на бок. – Надо же быть таким дураком, что бы связаться с этим влюбленным неудачником.
В этот день Стеф вернулся позднее обычного. Наконец-то ему улыбнулась удача. Владелец частного филателического магазина выгодно купил у него несколько экземпляров и дал адрес своего компаньона в Венгрии. Окрыленный успехом, Стеф обложился газетами и до поздней ночи делал заметки в записной книжке.
– Завтра переезжаем в Будапешт, – уверенно сообщил он Левше, – там, наверняка, расторгуемся. А если нет, то я нашел несколько адресов в Австралии.
– Может в Австрии, – с надеждой переспросил Левша, подумав, что ослышался.
– Нет, в Австралии. Я по газете нашел покупателя в Мельбурне, – безумно блеснул стеклами очков Стеф.
– А как мы туда доберемся, – уныло поинтересовался собеседник. У нас не хватит денег заплатить за билеты на пароход.
Это замечание Стефа не обескуражило.
– Что-нибудь придумаем. Можно будет устроиться кочегарами на пароплав. Или, в крайнем случае, продадим твои золотые часы. Я знаю тут одного очень порядочного ювелира. Уверен, что он даст настоящую цену, и мы опять будем на коне. До речи, давно збираюсь запытать, откуда у тебя эти швейцарские часы с боем?
– Купил, нашел, еле ушёл, – усмехнулся Левша.
Ему ни под каким соусом не хотелось плыть к берегам далекой Австралии в пыльной и душной кочегарке, а тем более расставаться с Психовыми часами, чудом сохранившимися до сих пор.
Наутро он забрал у компаньона пачку злотых с множеством нулей и объявил о своем выходе из концессии.
– Сейчас едем на вокзал, берем билет до Москвы и меняем часть денег на российские рубли мне на проезд. Все, что останется, твое.
Когда подали поезд и Левша, мысленно попрощавшись с гостеприимной Варшавой, взялся за поручни, Стеф придержал его за рукав.
– Не гневись, отец родной. Может, передумаешь и залышышся. Все так файно складывается. Я майже певен в успиху. А на счет золотого годынныка я пожартував. И так прорвемся.
Где-то в глубине сознания у Левши на миг возникло недовольство собственным прагматизмом. "Может быть, правильно поступает этот настырный очкарик, ради любви пустившийся во все тяжкие, не думая о последствиях? – Спросил он себя. – Может все-таки стоит остаться и не жалеть это ничтожные часы? Тем более что Стеф знает одного очень порядочного ювелира, готового дать настоящую цену. После чего они опять будут на коне".
Но это чувство длилось только одно короткое мгновение. "Пусть мудрость будет твоей сестрой, а разум братом твоим", – вспомнил Левша слова из самой главной Книги, когда-либо написанной людьми. Он наружной стороной поднес запястье левой руки к губам, дохнул на часовое стекло, потер его о рукав шерстяной куртки и полюбовался золотыми часами.
– Все нормально было в бане, только не было воды. Ты извини, бродяга, но кажется, нам с тобой не по пути.
Левша пожал сухую, холодную ладонь Стефа и с удовольствием услышал, как прилично одетый, солидный господин в белых лайковых перчатках и с бабочкой, похожий на польского киноактера Збигнева Цибульского, поднимающийся впереди него, зацепившись толстым чемоданом, виртуозно выругался на русском языке и выплюнул на пол тамбура жевательную резинку.
– Шкандаль – с укоризной бросил ему вслед Стефан.
"Скорее всего, тоже дипломат", – подумал Левша и, следуя у незнакомого попутчика в кильватере, прошел в вагон.
Вернулся бродячий филателист, только когда стало тепло, давно отцвели вишни и, по вечерам, до головокружения пахло сиренью. Где и как провел несколько месяцев и доплыл ли до далекой Австралии, он благоразумно умолчал. Одет Стеф был по-европейски модно и дорого. Темно-коричневый замшевый пиджак, ослепительно белая батистовая рубашка, черные брюки из тонкой шерсти и туфли с золотистыми пряжками от "Чезаре Пачотти", делали его похожим на оперного певца первой величины. На носу, вместо роговых, красовались очки в золотой оправе, а правой рукой путешественник небрежно держал резную тросточку из сандалового дерева. Когда он протягивал барменше непомерные чаевые, то Левша обратил внимание на сжимавшие запястье левой руки швейцарские золотые часы с браслетом. "С таким франтом можно было и по афере поработать" – подумал он.
Несмотря на столь респектабельный вид, Стеф временно отказался возвратить занятые у Апазида деньги. Грек возмутился и согласился ждать три дня, а поле этого пообещал включить счетчик.
– Я сейчас без наличностей, – веско заявил Стеф негоцианту, поглядывая на часы. – Рассчитаюсь через неделю. Все вложил в дело.
Он стал в позу фехтовальщика, как шпагой прикоснулся тростью к левой стороне Апазидовой груди и небрежно добавил:
– Греческий Гобсек, як щё вы будьте таким жорстоким, я выклычу вас на дуэль. Вы маете дело со Стефаном Радзивиллом. Ваши никчемные деньги как в банке. За мной не заржавеет.
– А за мной тем более. – Белоснежным носовым платком Грек потер то место, к которому прикоснулся Стеф, бросил его в урну, отвел в сторону Левшу и недовольно проворчал:
– Что у тебя общего с этим полу сумаcшедшим дуэлянтом?
Вместе с внешним лоском Стеф приобрел уверенность в себе, говорил с расстановкой и даже плечи держал на одном уровне. Но с наличкой у него было туговато.
