Марина Серова - В объятиях бодигарда
— Все очень просто, — усмехнулся Олег, закурив новую сигарету, — мы берем кредит на фирму, зарегистрированную по фиктивным документам. В качестве залога мы передаем какой-нибудь наш товар, который остается лежать на нашем же складе. После того как деньги поступают на счет, мы их обналичиваем, а фирма благополучно испаряется. Вот и все.
Просто до гениальности.
— А как же залог? — Валерий Николаевич взял со стола жестяную коробочку с табаком и долго и тщательно стал набивать трубку.
— Залог к тому времени мы реализуем, — просто сказал Олег.
— Он же у вас на ответственном хранении, дружок, — едко произнес Лепилин-старший. — Вам бы пришлось за него расплачиваться.
Он прошелся по палате и, раскурив трубку, снова плюхнулся в кресло, которое жалобно скрипнуло, принимая на себя вес его туши.
— Нет, не пришлось бы, — Олег отрицательно покачал головой, — Автандил мне объяснял какую-то фишку, я, правда, не очень его понял, в общем, ничего бы выплачивать не пришлось. Тем более что банк после этой операции едва ли остался бы на плаву, и требовать свои денежки назад было бы некому.
— Да уж!..
Впервые я увидела на лице Валерия Николаевича что-то вроде разочарования. Непонятно только чем: то ли тем, что его сын не знает всех тонкостей бизнеса (если это можно назвать бизнесом), то ли тем, что не сам должен был провернуть эту аферу.
— Варази просто хотел тебя подставить.
— Так я же не дал согласия, — вскочил Лепилин-младший со стула.
— Сиди, — не повышая голоса, произнес его отец, даже не глядя на сына, снова нацепив маску безразличия.
Видимо, Лепилин знал характер отца, потому что тут же опять опустился на стул.
— Хорошо хоть на это у тебя ума хватило, — добавил Лепилин-старший.
Я поняла, что Лепилин-старший остался доволен тем, что Олег не согласился принять участие в афере с кредитом.
— Есть какие-нибудь соображения? — вперил он в меня свой тяжелый взгляд.
— Кое-что имеется, — ответила я, дождавшись, когда он отведет глаза (у старшего Лепилина была очень сильная энергетика, его аура буквально подавляла всех присутствующих). — Но для начала я хотела бы задать несколько вопросов.
— Валяй, — Валерий Николаевич снова посмотрел на меня, пыхтя трубкой.
— Не вам, а Олегу, — я перевела взгляд с отца на сына:
— Ты не знаешь, в каком именно банке Варази собирался брать кредит?
— В «Кардинале», — ответил он, пытаясь догадаться, куда я клоню.
— А кто его владелец? — проигнорировала я его вопросительный взгляд.
— Михаил Хайтин, — ответил за сына Лепилин-старший. — Он же и управляющий.
— Вы его знаете? — теперь я обращалась к Валерию Николаевичу.
— Знал когда-то, лет двадцать назад.
Я готова была поспорить на свой дневной заработок, что в глазах Валерия Николаевича мелькнул недобрый огонек. Ему не понравилось, о чем я его спросила. Я решила пока оставить этот вопрос открытым.
— Что он за человек? — спросила я вслух, не подавая виду, что заметила его негативную реакцию.
— Если бы ты спросила меня об этом двадцать лет назад, я, может быть, ответил бы тебе… С годами люди сильно меняются, тем более за такой срок.
— Но основные-то черты характера не меняются, — настаивала я.
— Давай не будем гадать на кофейной гуще, — ушел от ответа Лепилин-старший, выпуская клубы дыма, словно военный корабль, прикрывающийся дымовой завесой.
— Хорошо, — решила я подобраться с другой стороны. — Может, вы что-нибудь слышали о нем?
Валерий Николаевич задумался. То ли вспоминал о чем-то, то ли раздумывал: говорить мне или нет.
— Несколько лет назад от лейкемии умерла его жена, — наконец произнес он. — Сейчас живет с сыном Вячеславом.
— Вы знаете адрес?
Валерий Николаевич назвал дом, расположенный на небольшой улочке, почти в самом центре Тарасова.
— Только не понимаю, зачем тебе это?
Я не успела ответить, потому что в коридоре раздался сухой щелчок, который, возможно, уловил только мой тренированный слух. Дверь открылась, и в палату ввалилось тело омоновца, стоявшего на посту.
Почему тело? — спросите вы. Да потому, что, когда он упал, я заметила у него в груди в районе сердца маленькую аккуратную дырочку, которую ни с чем не спутаешь. Это было входное отверстие девятимиллиметровой пули, выпущенной из оружия с глушителем. Причем глушитель должен был быть очень мощный, так как выстрела практически не было слышно. Только удар бойка по капсюлю да движение затворной рамы, посылающей патрон в патронник. Пуля пробила сердце, и омоновец был мертв еще до того, как упал на спину и ударился стриженой головой об пол.
Но за секунду до этого я прыгнула к Олегу и, схватив его за шею, вместе со стулом опрокинула на ковер. Так что можно сказать, что и труп омоновца, и я, и Олег упали одновременно..
— Тс-с, — прошептала я, прижимая губы к уху Олега, перекатившись вместе с ним под стол.
Наверное, он не понял, что случилось, но, почувствовав, что дело пахнет керосином (вернее было бы сказать порохом), притих под столом, свернувшись калачиком.
Я уселась рядом с ним на корточки и глядела поверх стола, на котором стояло огромное блюдо с фруктами, прикрывавшее мою голову от взглядов непрошеных гостей. В том, что таковые сейчас пожалуют, я ни на минуту не сомневалась. Я успела охватить взором поле предстоящей битвы — а у меня не было никаких сомнений на этот счет — и увидела, что Валерий Николаевич не двинулся с места и даже трубки изо рта не вынул. Успев подивиться его поистине олимпийскому спокойствию, я мгновенно перенесла свой взгляд на дверь и достала из кобуры «ПМ».
Сначала появилась рука, в которой была зажата «беретта» с навинченным на нее длинным (около полуметра) глушителем. Затем появился сам владелец «беретты» — подтянутый, среднего роста парень лет двадцати с аккуратной короткой стрижкой. На ногах парня были бесшумные кроссовки, а на плечи был накинут белый халат, который никак не вязался с его грозным оружием. Он мягко, по-кошачьи, перешагнул через омоновца, лежащего на полу, направил ствол пистолета в голову Валерия Николаевича и встал слева от него.
За ним в палату вошли еще трое мужчин, один из которых особенно привлек мое внимание. Он был чуть выше среднего роста, и ему можно было дать от тридцати до пятидесяти лет. Голова его, начиная от круглой макушки и кончая массивным двойным подбородком, была покрыта короткой седой растительностью. Маленькие татаро-монгольские глазки настороженно бегали по углам. Широкий, низкий лоб был изборожден глубокими морщинами, а концы губ были опущены вниз. На неприятной физиономии застыла гримаса высокомерного пренебрежения и хронического недовольства. Кремовая сорочка с короткими рукавами обтягивала отвислое брюшко, которое нависало над непропорционально короткими ногами, к тому же он страшно косолапил при ходьбе.
Этот субъект, единственный из вошедших, был без халата и без оружия.
Еще двое, вошедших вместе с ним, были здоровенными качками, едва натянувшими на себя белую медицинскую спецодежду. Эдакие медбратья-душегубы. В руках они держали по пистолету, только без глушителей. Парни-годзиллы, следуя примеру первого — с «береттой», — направили свои «стволы» на Лепилина-старшего.
Для меня было загадкой, как это четверо вооруженных людей смогли средь бела дня проникнуть на территорию военного госпиталя.
— Привет, Лепила, — сочным баритоном изрек коротконогий, загораживая от меня Валерия Николаевича, — вот так номер, — удивился он, — да ты, я гляжу, здоров как бык! Че ты дурочку-то валяешь, а?
Похоже, незваный гость довольно хорошо знал Лепилина-старшего, если позволял себе подобную фамильярность.
— Какого черта, Купер? Что тебе здесь нужно? — Валерий Николаевич не скрывал своего раздражения, сохраняя хладнокровие.
— Ты прекрасно знаешь, что мне нужно. Твое предприятие, — Купер повернулся, и я смогла увидеть, как он зло ухмыльнулся при этих словах.
— У тебя, никак, крыша поехала, голубчик, — толстые губы Лепилина расплылись в улыбке, — ты даже представить себе не можешь, сколько оно стоит!
Казалось, два старинных приятеля обсуждают планы на уик-энд.
— Во-первых, не называй меня голубчиком, понял? — тонкие губы Купера задрожали. — А во-вторых, ты не въезжаешь, что если не согласишься, то живым отсюда не выйдешь.
— А я-то думаю, кто там рогом землю роет? — покачал головой Лепилин. — А это, оказывается, ты.
Только ведь кишка у тебя тонка, Купер, — откусишь ты этот кусок, а проглотить не сможешь!
Купер снова ехидно ухмыльнулся.
— А ты знаешь. Лепила, что мы теперь с тобой совладельцы?
— Нет, у тебя точно крыша сдвинулась, — Лепилин, как ни в чем не бывало, попыхивал трубкой. — Ты чего несешь-то, а?
— Он не въехал, — Купер повернул свою небритую рожу к одному из «медбратьев», тыча пальцем в грудь Лепилину. — Сейчас я объясню тебе на пальцах.
