Ян Экстрём - Цветы для Розы
— Невидимка,— сухо сказал он.— Кто еще это мог быть? А что, интересно, Вульфу понадобилось в багажнике? Ах да, когда ты звонил мне, ты ведь сказал,— продолжал он,— что цветы у него были в машине, а в багажнике — коробка с вином. Однако,— он слегка помедлил, прежде чем продолжать,— существует еще и такая возможность: в багажнике у него было еще кое-что, и это кое-что он обнаружил только тогда, когда открыл его.
Тирен в замешательстве бросил на него быстрый взгляд.
— Убийца,— невольно продолжил он мысль комиссара.
На несколько минут воцарилось молчание. Задумчиво пережевывая чудесные деликатесы, время от времени то один, то другой поднимал бокал и прихлебывал вино. Наконец Бурье взял салфетку и тщательно вытер ею углы губ.
— Конечно, все это звучит абсурдно,— сказал он.— И тем не менее — возможно. Кто-то выскакивает из багажника, как чертик из табакерки,— а вот и я, спасибо, что подвез. Причем Вульф должен был знать его, и очень хорошо.— Он махнул рукой.— Нет, Джон, тут я — пас. Оставим все это. Здесь сразу же возникает столько предположений, а у нас и без того есть кому их строить. Ведь предполагать — это дело комиссара Леружа, не так ли?
— Нет,— ответил Тирен.— Его дело — расследовать.
— Конечно, конечно.— Бурье снова аккуратно разложил салфетку на коленях.— Я, помнится, упомянул нечистую силу. Уже и сейчас есть кое-какие обстоятельства, которые выглядят прямо-таки загадочно или, по крайней мере, довольно своеобразно с точки зрения логики. Однако, готов поклясться, будут и еще. Как ты думаешь, машина ведь запирается?
— Блестящее наблюдение,— съязвил Тирен.
— Когда мадам Вульф вошла в гараж, то машина была заперта, верно?
— Ну да. Убийца аккуратно запер ее за собой.— Тирен улыбнулся.— Мне всегда нравились люди, которые запирают за собой двери.
— Ты понимаешь, что это значит? Позволь напомнить тебе, что у этой модели «вольво» замки срабатывают автоматически: если ты запираешь дверь, то автоматически запирается все остальное, в том числе и багажник.
— Совершенно верно. То же самое и у моей. Это весьма удобно — не нужно постоянно помнить о том, что, оставляя машину на улице, следует проверить еще и багажник. Но я не пойму, куда ты клонишь?
— Я просто хочу сказать, что когда мадам Вульф нашла тело мужа, машина была заперта. Это совпадает с тем, что она рассказала, и в действительности у нас нет причин сомневаться в ее правдивости, поскольку она — единственный человек, кто, кроме самого Вульфа, имел доступ к ключам от его машины. В определенном смысле это может говорить не в ее пользу.
— Все это так, однако что из этого следует?
— Мадам Вульф открыла гараж — который был заперт, открыла дверцу машины и багажник, которые также были заперты. А теперь — ты следишь? — мы подошли к тому моменту, откуда начинается колдовство, о котором я тебе говорил. Все ключи, с помощью которых можно было совершить эти операции, находились в тот момент в кармане Вульфа в запертом багажнике, в запертой машине, в запертом гараже. Кроме того, даже если кто-нибудь и подстерегал Вульфа в гараже, этот «кто-нибудь» не смог бы проделать всю цепочку в обратном порядке.
Тирен внимательно слушал. Все, что сказал сейчас Бурье, несомненно, опиралось на факты. Однако вывод, который напрашивался сам собой, все же, мягко говоря, смущал его. Он вздохнул, с шумом выпустив воздух, и сказал:
— Но… ведь мог же у убийцы быть дубликат ключей?
— Да-да, конечно.— Комиссар многозначительно улыбнулся.— Ладно, пойдем дальше. У меня тут есть еще один фактик.
— Выкладывай,— сказал Тирен.
— Мы смогли опознать нож, который так умело всадили в затылок Вульфу. Или, точнее, по крайней мере, мы знаем его происхождение.— С чрезвычайно важным видом он выдержал долгую паузу и мягким, негромким голосом продолжал:
— Это нож для разрезания бумаг, приблизительно около двадцати сантиметров длиной. Прекрасно годится для того, чтобы вскрывать конверты с секретной корреспонденцией, разрезать страницы неразрезанных приключенческих книжек,— а также вполне подходит как орудие убийства. На ручке его выгравирована небольшая неброская надпись по-шведски — «Государственное имущество».
И, чрезвычайно довольный произведенным его словами эффектом, он поддел вилкой последний кусок котлетки и отправил в рот, делая вид, что реакция Тирена вовсе его не интересует.
Горячее они доели молча. Тирен чувствовал себя совершенно потрясенным. В открывание и закрывание дверей с помощью колдовства, в человека-невидимку и убийство без убийцы он, в общем-то, верил так же мало, как и Бурье. Он вспомнил, как буквально за пару часов до убийства Вульф швырнул свои ключи Мадлен Кройц, прося ее выполнить кое-какие поручения. Следовательно, преступник вполне мог изготовить дубликаты ключей заранее. Хуже всего в этом было то, что таким образом убийство оказывалось связанным с кем-то из посольства, ибо кто еще мог иметь доступ к ключам и взять нож для разрезания бумаг, принадлежавший посольству? Кто еще, кто еще?… Несколько минут он напряженно прикидывал и так и этак, прежде чем вынужден был признать, что иной возможности не существует. Но в таком случае — кто же может докопаться до истины, если не полиция?
Он выпрямился, откинулся на спинку стула и принялся, рискуя упасть, раскачиваться на задних ножках, не сводя с Бурье задумчивого взгляда. Наконец он отхлебнул глоток вина, стремясь избавиться от неприятной сухости, появившейся вдруг в горле, и заговорил:
— Теперь я прекрасно понимаю, чего ты хотел добиться этим нашим обедом. И я постараюсь все уладить. Однако помни, ни ты, ни твои люди не должны предпринимать ни единого шага без того, чтобы поставить меня в известность, а также не должны утаивать от меня ни одной мелочи. Дипломатическая неприкосновенность — это как та священная корова, которую нельзя зарезать когда угодно. По крайней мере, об этом надо предупреждать заранее.
Бурье удовлетворенно рассмеялся:
— Можешь на меня положиться, дружище. Но ведь нам действительно необходима информация. Дело не в том, что нам доставляет такое удовольствие приставать к твоим сотрудникам, мадам Вульф, к тебе самому или вообще к кому-либо. Мы просто хотим добраться до истины. Против высокопоставленного представителя твоей страны совершено жестокое, гнусное преступление. Возникает множество вопросов: почему? каковы мотивы? что это — политическое убийство? ревность? месть? корысть? Мы же ничего не знаем. А дипломатическая неприкосновенность перекрывает нам все те источники, с помощью которых можно было бы связать различные части этой мозаики в единое целое и выяснить наконец правду. Подумай, есть ли в данном случае какой-нибудь смысл в соблюдении статуса дипломатической неприкосновенности, который, кстати, вызван причинами отнюдь не такого рода, есть ли смысл мешать молодому энергичному комиссару полиции Шату в его важной работе. Неужели же голый принцип и соображения престижа важнее, чем достижение истины, какой бы она ни была? Кроме того, разве само понятие дипломатической неприкосновенности не предполагает сначала выяснения того, о чем здесь идет речь, выяснения степени важности данного дела? Убийство — сама по себе вещь серьезная, особенно если предположить, что оно является звеном в игре великих держав. Однако оно вполне может оказаться и результатом простого человеческого конфликта, то есть частным делом, и тогда значение его с точки зрения дипломатической неприкосновенности становится отнюдь не таким важным. Как по-твоему, стоит комиссару Леружу внести ясность в этот вопрос или, по крайней мере, попытаться это сделать? Дашь ты ему для этого шанс?
Он перевел дух, набрал в легкие побольше воздуха и, улыбаясь, продолжал:
— Ведь речь не идет об определении меры наказания или о том, где будут судить убийцу,— у вас в Швеции или здесь у нас, во Франции. Все это касается лишь определения истины.
Тирен одним глотком допил свой бокал, Бурье последовал его примеру. Тирен сказал:
— Сообщи комиссару Леружу, что я попробую добиться отмены дипломатической неприкосновенности в данном случае и что весь персонал посольства будет к его услугам, чтобы он смог производить расследование так, как считает нужным. Но предупреди его также,— он смущенно улыбнулся,— что данное решение может быть отменено в любую минуту.
Тирен и Бурье практически одновременно взялись за ложечки для пудинга и, заметив это, рассмеялись. Тирен продолжал:
— Передай начальнику секретного отдела вашего министерства иностранных дел, чтобы он позвонил мне, а также написал на мое имя аргументированное письмо по данному вопросу. Кроме того, разумеется, потребуется также и личная встреча. Мы все уладим, Ален, однако на это уйдет несколько дней.— Он бросил взгляд на часы.— Если он сможет, пусть позвонит мне около трех, составит письмо и приедет ко мне, скажем, где-нибудь в полпятого. Я со своей стороны обещаю действовать так же быстро.
