Стиг Трентер - Нынче в порфире…
Добродушное лицо горничной приняло сочувственное выражение.
— Бедная старушка Хильда. Она, как пришла оттуда, аккурат об этом со мной говорила. Суеверие, только и всего, вы ж понимаете.
— Давайте-ка все по порядку,— попросил начальник уголовной полиции.
Она оставила кофейник и подошла к нам.
— Эти сирени на крыше — деревья-хранители или как их там называют,— понизив голос, сказала она.— Старый хозяин, то бишь отец господина директора, сажал их, когда рождались дети. Господин директор сам рассказывал. Он, понятно, это всерьез не принимал, да и я тоже не верю.
Веспер Юнсон кивнул, глаза у него блеснули.
— Такое дерево, оно вроде защитника, доброго гения, который сопровождает человека всю жизнь. Когда подопечный умирает, дерево гибнет. Это давнее народное поверье. Очень любопытно.
— Да, господин директор в точности так и говорил,— с жаром подтвердила горничная.
— Значит, у каждого из четверых есть свое дерево-хранитель? — сказал я.
— Верно,— кивнула горничная.— Там на крыше четыре сирени.
— И у директора Лесслера была голубая? — спросил Веспер Юнсон.
Она посмотрела на него в явном смятении:
— Ну да, голубая.
ТИОСУЛЬФАТ НАТРИЯ
Веспер Юнсон чуть ли не обрадовался.
— Ах ты, черт! — воскликнул он.— Больше полувека дерево-хранитель цветет, а той самой весною, когда умирает его подопечный, вянет и оно. В пору усомниться, случайность ли это.
— Ясное дело, случайность,— сказал я.
— Так я и сказала Хильде, когда она давеча прибежала,— объявила горничная.— Господи боже мой, эта сирень уж не первый год сохнет. Удивляюсь, как она вообще перезимовала нынешний год. Но Хильда этого, понятно, не знала. Она только осенью сюда переехала.
Я кивнул.
— От госпожи Денер, да?
— Точно. Она здесь двадцать пять лет не была.
— А почему, собственно, она вернулась? — спросил я.— Госпожа Денер отказалась от ее услуг?
— Работы для нее стало многовато, и тогда госпожа Денер договорилась с господином директором, что ее возьмут сюда. Здесь на ней только готовка, и в доме все по-современному, с тех пор как хозяин его перестроил.
— Не больно-то приятно, черт побери, связывать судьбу с таким вот деревом-хранителем,— заметил Веспер Юнсон, когда мы, выйдя из квартиры покойного миллионера, спускались по лестнице.— Представьте себе: каждое утро проверять, хорошо ли оно полито да удобрено. А весной волнуйся, распустится ли!
Из лестничного сумрака вынырнул какой-то человек. Когда он подошел ближе, я разглядел, что это старший полицейский.
— Как хорошо, что вы не ушли,— сказал он и что-то прошептал на ухо своему начальнику.
— Отлично,— сказал тот,— отлично. Я к нему забегу. Как его фамилия — Ларссон?
— Капитан торгового флота Эйнар Ларссон.
Веспер Юнсон достал блокнот и сделал какие-то пометки, зонтик при этом покачивался у него на руке.
— А вы пока, будьте добры, позвоните адвокату Георгу Шиллю, Дроттнинггатан, тридцать восемь, передайте, что я на полчасика запоздаю. Он все равно сидит в конторе, работает, так что, думаю, это не имеет значения.
Полицейский все записал и, глянув на карманные часы, сказал:
— Депеши из Норрланда, должно быть, вот-вот поступят.
— Вы лучше езжайте домой,— сказал начальник уголовной полиции.— Если что проклюнется, свяжитесь со мной. Я буду на месте часиков в десять, а может, и раньше.
Мы вышли на улицу и поспешили к соседней парадной, над которой стоял номер одиннадцать. Дом был старый, обшарпанный, а лестница находилась в столь плачевном состоянии, что я было подумал, уж не хозяйничает ли тут стокгольмский муниципалитет. Грязно-желтая краска на стенах облупилась, подъезд провонял кухонным чадом и прочей гадостью — хоть нос затыкай.
— Кто такой этот капитан Ларссон? — спросил я, когда мы поднимались по высокой истертой лестнице.
— Здешний жилец,— бросил он в ответ.
Я не замедлил сделать свои выводы из его резкого тона.
— Мое присутствие вообще-то желательно?
— В принципе без разницы.
— All right.— Я остановился.— В таком случае до свидания.
Он быстро переменил тон.
— Господи, ну вы и порох — сразу обида.— Он похлопал меня по плечу.— Идемте-идемте, услышите кое-что интересное.
Много времени пройдет, пока я разберусь как следует в этом сумасбродном и весьма небезопасном коротышке.
Мы молча продолжали подниматься по скверной, полутемной лестнице, наконец добрались до верхней площадки. Туда выходило несколько дверей, на одной из которых я прочитал «Ларссон». Веспер Юнсон позвонил.
В квартире послышались шаги, дверь открылась: на пороге стоял великан.
— Прошу вас, господа,— пророкотал он басом и церемонным жестом пригласил нас войти.— Как я понимаю, вы из полиции,— сказал он, когда мы очутились в большой комнате, куда через косые окна цедился вечерний свет. Мне бросилось в глаза множество моделей судов на шкафах и столах и ряды морских пейзажей, развешанные по грязным стенам. Спертый воздух пропах табачным дымом, кухней и клеем. Начальник уголовной полиции с любопытством огляделся.
— Я и не подозревал, что здесь наверху морской музей,— сказал он.
Великан хозяин фыркнул.
— Старым да лысым тоже ведь надо чем-то заниматься… Да-да, эти вот игрушки я сам сделал, все до одной, своими руками,— удовлетворенно сказал он.
Он и впрямь был уже в годах — пожалуй, за шестьдесят пять перевалило. Череп голый как коленка, обветренный подбородок зарос седоватой щетиной. Уму непостижимо, как его грубые лапищи могли выполнять такую тонкую работу — строить модели кораблей.
Полицейский начальник угостил старого шкипера сигаретой и закурил сам.
— Я шеф уголовной полиции Юнсон,-представился он,— и вообще-то пришел сюда вовсе не затем, чтобы любоваться моделями.
Старый моряк кивнул.
— Вы, как я понимаю, насчет директора Лесслера интересуетесь,
— Совершенно верно. Вы уже давали показания старшему полицейскому, но мне хочется самому услышать ваш рассказ. Вы ведь последний, кто видел директора Лесслера живым?
— Не знаю, последний или нет, но видел я его аккурат без малого в девять вчера вечером, на крыше.
— Может, туда и пройдем? — Веспер Юнсон обвел комнату ищущим взглядом.
— Конечно-конечно,— с готовностью пророкотал старый моряк.— Лестница там, в передней.
Узкая короткая лестница привела нас в тесный длинный садик, с одной его стороны была стенка высотой до плеча, с другой — металлические перила; оттуда открывался вид на север. На ухоженной земле теснились кусты и деревца, а между ними пестрели весенние цветы.
— Тут, значит, у вас вроде бы дачка,— сказал Веспер Юнсон.
Великан кивнул.
— Мне нравится. Прямо как в деревне.
Начальник уголовной полиции бросил взгляд на соседнюю террасу, она располагалась повыше, слева, у торца ларссоновского садика, и тоже утопала в зелени,— и вдруг меня осенило. Это же сад Свена Лесслера, а мы сейчас в том самом садике, который я видел утром из-за стены.
— Итак, вчера вечером вы были здесь, на крыше,— сказал Веспер Юнсон,— Цветочки поливали?
Моряк молча кивнул,
— Не помните, в котором часу вы поднялись сюда?
— Около половины девятого, пожалуй.
— И что же произошло?
Старик потер щетинистый подбородок.
— Пока я копался на грядках, слышу, кто-то ходит по лесслеровской террасе. Смотрю — сам директор. Спустился по лесенке в этот вот коридорчик за стенкой — тут он, рядышком,— а после пошел туда, к железной дверце.
И он показал на ржавую дверцу, которая, как мы установили утром, была открыта.
— Он ее отпер? — спросил полицейский начальник.
— Совершенно верно. Я его окликнул, поздоровался, но он не услышал. Вы, наверно, знаете, он был туговат на ухо.
— А вот это кое-что новенькое,— заинтересованно сказал Веспер Юнсон.— Говорите, туговат на ухо?
— Да. И давно. Глухим он, понятно, не был, слуховым аппаратом не пользовался, но слышал не ахти как хорошо.
Авторучка полицейского начальника, поскрипывая, летала по странице блокнота.
— Очень интересно,— бормотал он.— Значит, директор Лесслер вас не заметил?
Ларссон покачал головой.
— Так и ушел, а меня не заметил.
Веспер Юнсон прикусил пухлую нижнюю губу и издал какое-то странное чмоканье.
— Когда примерно это было? — спросил он.
— Кто ж его знает…— задумчиво протянул старик.— Трудно сказать, на часы-то я не глядел. Пожалуй, этак без десяти девять или около того.
— Ну а сами вы долго здесь пробыли?
— Тут можно сказать точнее,— закивал моряк.— Ушел я самое раннее минут пять десятого. Как раз перед тем пробили часы на церкви Марии-Магдалины. Темно стало, не поработаешь.
— Больше вы в тамошнем саду никого не видели? Может, приходил кто или уходил?
