Мария Жукова-Гладкова - История падшего ангела
– Ох, не доводилось мне в таких машинах кататься, – заявил Петров, устраиваясь на заднем сиденье моей «БМВ». – Может, мне тоже запеть?
– А что? – усмехнулась я. – Пойдете к нам в группу? Оригинально. Наша милиция нас бережет. Будете прыгать по сцене с дубинкой. Или в потолок стрелять. В форме. Или в кожаных штанах и милицейском кителе.
– А это мысль, – заметил Славка на полном серьезе.
Был бы жив Максимов, подумала я, он мог бы что-то придумать в этом плане. Голова у него на всякую чернуху и выходки работала прекрасно. В отличие от моей. Версию для прессы, пожалуй, сочинить я не могла бы никогда. Я вообще не понимаю, почему нельзя сказать прессе правду? Но Максимов объяснял мне, что народ любит сплетни, полунамеки и чернуху и ему их следует подавать на блюдечке с голубой каемочкой. Он и подавал.
Петров уже говорил про возраст, радикулит, жену, начальство и прочие «прелести» жизни российского мента.
– Вот так всегда: вначале назвался груздем – потом на попятную, – показательно вздохнула я.
Тут мне жезлом махнул гаишник, пришлось остановиться (на лапу хочет?), я повернулась к Петрову и попросила посодействовать. Гаишнику не обломилось, правда, челюсть у него отвисла, когда он узнал состав находившихся в машине лиц. Потом он долго хохотал, представляя, как будет рассказывать коллегам, что тормознул сегодня солистку «Кокосов» в человеческом облике, везущую следователя к свидетелям, проспавшим второй вызов в ментовку. Главное, у него настроение улучшилось и он, возможно, остановит меньшее количество дорогих иномарок. Мы со Славкой поставили автографы на обратной, чистой стороне какого-то протокола. Слава богу, это была не подписка о невыезде.
* * *– Тачки их тут, – Славик кивнул на Юркин джип и «Мерседес» Алика, стоявшие перед парадным.
Петров только хмыкнул. Возможно, его мысль попробовать себя на эстраде окрепла, но на этот раз он вслух не высказался, лишь обошел машины вокруг. Не знаю, что он там разглядывал. Тачки уже несколько припорошило снегом. Мы со Славкой пояснили, что вчера на них точно не ездили. На вопрос, а когда ездили, мы глубоко задумались и честно ответили, что не знаем. Алик, возможно, и в день убийства Максимова ездил. Когда Юрка – сказать сложно.
– А шпаны вы не боитесь? – спросил Петров, когда мы уже заходили в парадное (код Славка знал, так что проблем с проникновением в подъезд не возникло). – Почему ваши коллеги машины на стоянку не ставят?
– Я ставлю, – ответила я, но тут же добавила, что шпана-то нынче неглупая пошла, знает, что к дорогим иномаркам соваться не стоит. Лучше что попроще для баловства присмотреть, чтобы отдача не замучила.
– Ясно, – кивнул Петров и чертыхнулся: лифт не работал.
Дружною толпою мы тронулись вверх по лестнице на пятый этаж. Мне и Славке это было легко: мы привыкли к физическим нагрузкам и трехчасовому (если не больше) выплясыванию, а вот Петров явно пребывал не в лучшей физической форме. Запыхался он здорово. Или это нездоровый образ жизни? Хотя у Славки вроде бы тоже…
Николай Иванович внимательно оглядел дверь Алика, по всей вероятности, следов взлома не обнаружил (я тоже ничего странного не заметила). Дверь была заперта и слабо отличалась от других «сейфов», расположенных на площадке.
Петров позвонил. Ни шагов, ни каких-либо других звуков из квартиры не раздалось. Петров позвонил еще раз. Опять никаких результатов. Тогда он нажал на звонок соседней квартиры. Открыла девушка лет двадцати, узнала Славку, он тут же облобызал ей ручку и сказал пару комплиментов. Это помогло нам всем проникнуть в квартиру. Меня девушка, естественно, не признала, вообще не поинтересовалась, кто я такая. На ксиву майора взглянула равнодушно и в содержание не вчитывалась. Ее взгляд был направлен на улыбающуюся Славкину физиономию.
– Вчера они пьяные пришли, – сообщила она. – Кто-то из двоих на лестнице рухнул. Матерились здорово, когда поднимались. Муж мой еще высказался по этому поводу. Ну что они – люди творческие, и певцы и музыканты, все такие. Хорошо хоть за стеной у нас не поют, а только на сцене. Он «Кокосов» терпеть не может. Ой, простите, – посмотрела она на Славку. – Но это только муж, – быстро добавила она. – Я вас с удовольствием слушаю, когда его нет. Мне Алладдин Николаевич две ваши кассеты подарил с автографами.
– Кто? – не понял Петров.
Я пояснила, что имя Алик – это сокращенное от Алладдин, именно с двумя «л» и двумя «д». Его матери какая-то бабка, когда та только вышла из роддома, сказала, что, если она хочет, чтобы ребенок был счастливым, его надо назвать именем или какого-то святого, или пророка. Поскольку в те годы религия еще не вошла в моду, у матери со знанием имен святых и пророков было не очень, хотя она и старательно вспоминала. Иисус явно не подходил, больше на ум никто не шел, и вдруг она вспомнила про лампу некоего чародея, только не знала точно, как пишется его имя. В загсе тоже не знали и записали именно таким образом. C отчеством Николаевич и фамилией Денисенко это имя, конечно, сочеталось душевно, но мать об этом не думала, а наш балетмейстер еще в детском саду стал всем представляться Аликом.
В общем, по словам соседки, наши вчера вернулись пьяные. Судя по времени – поехали сюда сразу от меня. Потом кто-то еще вроде пришел – дверь грохала, что-то валилось, сами падали.
– Но мы, честно говоря, особого внимания на это не обращали, – призналась соседка. – Там чуть ли не каждый день то что-то бьется, то просто валится… Слава богу, хоть не поют…
Петров уточнил, когда еще грохала дверь, записал, потом спросил, грохала ли она утром. Соседка покачала головой, затем сообщила, что выходила в магазин, так что не может точно сказать, ушел сосед или нет. Машина стоит, но это не показатель.
Мы поблагодарили ее и уже собирались покинуть квартиру, когда внезапно застыли на своих местах. На лестничной площадке послышался собачий вой, перемежаемый окриками хозяина: «Рекс, пошли! Рекс, прекрати!»
Николай Иванович первым вылетел на площадку и едва успел отпрыгнуть назад – на него зарычал огромный ротвейлер и чуть не сомкнул челюсти на ноге майора. Затем ротвейлер снова принял сидячее положение перед дверью Алика и завыл. Хозяин стал извиняться и тащить собаку вниз. Мы со Славкой и соседкой Алика так и стояли у нее в коридоре. В душу закралось нехорошее предчувствие, и, как я видела по выражениям лиц окружающих, не только в мою.
Петров бросил взгляд на дверь Алика, в очередной раз дернул ручку, конечно, безрезультатно, повернулся к соседке и попросил разрешения позвонить. Хозяин ротвейлера наконец утащил псину вниз, а мы стали ждать вызванную Николаем Ивановичем бригаду. Сидели у девушки, она поила нас кофе. Все молчали.
Вскоре появилось большое количество коллег Петрова, включая местного участкового, под руководством которого и была вскрыта дверь Алика. Я убедилась, что в милиции есть неплохие специалисты по этому делу. Меня, например, при установке моего «сейфа» представители фирмы-производителя убеждали, что открыть его практически невозможно – ну если только замок автогеном вырезать. Оказалось, что очень даже возможно.
Мы со Славкой хотели тут же сунуть нос в квартиру, но нас не пустили и даже сразу не сказали, что там нашли. Правда, господа милиционеры продемонстрировали великолепное знание великого и могучего. Мы это слышали через стену.
Затем нас пригласили туда по очереди.
– Настя, ты как… крепкий орешек? – спросил Петров, переходя на «ты». – Или лучше Слава?..
– Лучше только я, – заявила я, вставая. Славка хотел что-то вякнуть, но я сказала ему: «Сиди», он крякнул, я повернулась к соседке и попросила ее дать ему выпить чего-нибудь покрепче, а сама последовала за Петровым.
– Настя, там зрелище… не для слабонервных, – предупредил майор. – Но нам нужно провести опознание.
Претворить в жизнь желание Петрова и его коллег было, конечно, делом непростым, если опознающий не знал Алика лично и не видел его вчера вечером. Я знала и видела. Опознать его смогла только по свитеру и блестящим брючкам, так им любимым. От лица не осталось ничего, половина головы была снесена каким-то доброжелателем.
Алик лежал на полу в прихожей спиной к двери. По версии следствия, он открыл дверь знакомому человеку, а потом повернулся к нему спиной, чтобы идти в комнату. Тут его и настигла пуля.
В луже засохшей крови четко выделялся след здоровенного каблука.
Когда я вошла, представители органов обсуждали, какой это размер. Пришли к выводу, что, наверное, сорок третий. Но экспертиза покажет точно. Как я поняла, слепок уже сделали.
Радовало одно: ботинок был мужской, так что на меня подозрение упасть ну никак не могло. Тем более что я ношу тридцать седьмой размер.
Мне помогли переступить через тело и проводили в спальню, где меня ждала еще одна жуткая картина.
На кровати, уткнувшись лицом в подушку, лежал Юрка, вернее то, что еще вчера было Юркой. Ему тоже выстрелили в голову. Милиционеры говорили, что пистолет приставили к самой голове. Скорее всего Юрка уже спал. Или вырубился пьяный. Из квартиры еще не выветрились алкогольные пары.
