Фридрих Незнанский - Когда он проснется
За добротным, сработанным из железобетона и стекла еще в брежневские времена постом ГАИ, пардон, ГИБДД, находился небольшой лесок. Справа – санаторий какого-то Гипроморнефтепрома, о чем гордо сообщала большая, местами проржавевшая металлическая таблица. Слева – бывший пионерлагерь «Тимуровец», ныне пустующий и потихоньку разграбляемый местными жителями на стройматериалы или даже растопку. Через дорогу располагалась деревенька Свистуха, где у старой, выжившей из ума бабы Любы всегда можно разжиться замечательным, прозрачным как слеза и настоянным на ароматной траве мелиссе первачом.
Мысль о самогонке вызвала у Веденяпина прилив хорошего настроения. Он даже перестал топтаться на месте и забыл о злосчастной сигарете, которая уже почти догорела и вот-вот могла опалить овчинные рукавицы.
«А что, – подумал он, – как говорил д'Артаньян, пуркуа па, в конце концов? Почему бы нам не согреться в такую стужу?»
Веденяпин отбросил окурок подальше в снег и, хлопая себя рукавицами по бокам, ввалился в дежурку.
Старший лейтенант Василий Ковалев, закинув ноги на колченогую табуретку, глядел по телевизору кинофильм всех времен и народов «Место встречи изменить нельзя». Ковалев совсем недавно получил третью лейтенантскую звездочку и время от времени, отрываясь от до боли знакомого фильма, скашивал глаза и с удовольствием смотрел на новенькие погоны.
Почти то же самое делал на экране телевизора Владимир Высоцкий. В шикарном кителе он сидел за пианино и пел:
Где вы теперь, кто вам целует пальцы?
Куда ушел ваш китайчонок Ли?
Вы, кажется, потом любили португальца?
А может быть, с малайцем вы ушли?
А может быть, в притонах Сан-Франциско.
Лиловый негр вам подавал манто…
Ковалев никак не отреагировал на Веденяпина. Только поморщился и небось подумал что-то типа: «Ходит туда-сюда, только тепло выпускает, курильщик гребаный…»
На пульте в углу дежурки замигала лампочка и призывно запищал сигнал. Ковалев кивком указал Веденяпину на пульт. Коля снял трубку.
– Да… Старший сержант Веденяпин… Есть, принять телефонограмму… Записываю… Принять… задержанию… предлогом… угу… угу… угу… Передал… Принял старший сержант Веденяпин…
– Что там? – через плечо поинтересовался Ковалев.
Веденяпин махнул рукой:
– Да вот. Принять меры к задержанию…
– Положи к остальным.
Веденяпин уже было протянул руку с бумажкой к куче таких же, лежащих в углу стола и, что самое главное, содержащих точно такие же предписания, когда что-то привлекло его внимание.
– Эге… Смотри-ка, Вася, как интересно.
Ковалев неохотно оторвался от «Места встречи».
– Ну что там?
Веденяпин протянул ему бумажку:
– Номер машины.
– Ну и что особенного?
– А вот что. Я родился в семьдесят шестом. А номер – «976». И главное, буковки-то, буковки! «Н» и «В». «Николай», значит, «Веденяпин». Понял? Вот это совпадение!
– Преступник должен сидеть в тюрьме, – не к месту вставил Владимир Высоцкий.
Ковалев без энтузиазма глянул на бумажку и что-то такое промычал.
– Вот это да! – продолжал восторгаться Коля Веденяпин. – Надо же!
– А чего ты в тулупе-то паришься? – вдруг спросил Ковалев. Действительно, в дежурке было жарко натоплено.
– Да я это… – Коля моментально забыл про бумажку, – может, я того… этого… К бабе Любе сгоняю? А?
– Эх, сейчас бы супчику горяченького, да с потрошками! – мечтательно сказал Владимир Высоцкий с экрана.
– А что? – задумчиво пробормотал Ковалев. – У нас и закусь имеется. Колбаса, чесночок маринованный, огурчики солененькие. Время-то, – он посмотрел на часы, – второй час. Можно и погреться.
И он полез в карман за деньгами.
Через пять минут Коля бодро шагал по нетронутому снежку к Свистухе. Он прошел рощицу, пересек неширокую поляну и вышел на «улицу Достоевского», как торжественно именовалась узкая тропа между двумя рядами изб, по которой и «жигуль»-то толком проехать не мог. Свистухинцы очень гордились тем, что большак в их деревне назван не именем банального Ленина или сомнительного Максима Горького, а уважаемого во все времена великого русского писателя. Некоторые особо рьяные любители ночных посещений избы бабы Любы утверждали, что по ночам видели призрак Достоевского – согбенного старичка с котомкой за спиной и в рваной кацавейке. Они же клятвенно утверждали, что призрак этот обитает в разоренном «Тимуровце». Из-за этого бывший пионерлагерь пользовался в округе недоброй славой.
Спустя десять минут Веденяпин уже возвращался назад, бережно прижимая к груди бутылочку с ароматной жидкостью.
Вася основательно подготовился к приходу напарника: на аккуратно расселенной газетке были разложены яства, вышеупомянутые колбаса, огурчики и несколько зубчиков маринованного чеснока. Также он достал граненые стопочки и спичечный коробок с солью.
– Садись, мил человек, закусывай, чем Бог послал, – прокомментировал происходящее с экрана телевизора главарь бандитов Горбатый, после чего наступил конец очередной серии незабвенного фильма.
…Через полтора часа Коля и Вася допивали уже вторую бутылку бабы Любиного первача, за которой пришлось ходить еще раз. Самогон оказался крепким – не меньше пятидесяти градусов. Вася на правах старшего разлил остатки самогона по стопкам и ни слова не говоря опрокинул содержимое одной из них в рот. Коля взял свою стопку в руку, посмотрел пьяными глазами на ее содержимое, приподнял над столом, понюхал, затем взмахнул другой рукой, явно собираясь что-то сказать. Но подходящий тост, по-видимому, на ум не пришел. Поэтому Коля последовал примеру своего напарника и в два глотка выпил. Второй глоток явно пошел не в то горло, и Коля лишь усилием воли сумел отправить рвущуюся наружу жидкость туда, куда надо, то есть внутрь. На глазах выступили слезы.
Вася насмешливо посмотрел на него.
– Эх ты, сосунок, – наконец выдавил из себя старший лейтенант Ковалев.
Коля, откусывающий в этот момент кусок колбасы, так и замер с кружком, торчащим изо рта. Вася с вызовом смотрел на него.
– Ты чего? – без всякой обиды спросил Веденяпин.
– Ничего, – как-то уж очень зло ответил Вася, – салага ты. Пить не умеешь.
Коле совершенно не хотелось ругаться. Выпитый самогон привел его в умиротворенное состояние и принес расслабление во всех членах. Больше всего в этот момент он желал улечься на топчане в углу дежурки и замочить харьку часиков эдак до девяти утра… То есть до конца дежурства.
Вася же, видимо, наоборот, чувствовал прилив сил. Самогонка подействовала на него как допинг и он готов был сию секунду отправиться ловить всех нарушителей дорожного движения, вместе взятых. Но часы показывали половину третьего ночи, Варшавское шоссе пустовало, и Ковалев не знал, куда ему деть брызжущую через край энергию.
– Салага, – поглядывая на Веденяпина маленькими злыми глазами, повторил Вася.
По идее, промолчать бы Коле. Да и отправиться на топчан. Но стерпеть оскорбление даже от старшего по званию…
«Тьфу, – подумал он, – сплошные неудобства с этим Ковалевым. И не покуришь путем, и не выпьешь… Все, больше с ним в дежурство не встану».
– Почему это я салага? – заволновался Коля.
– По кочану, – туманно ответил Вася и потянулся к бутылке, которая, впрочем, не содержала в себе больше ни капли спиртного.
– Нет! – Коля положил свою ладонь на его руку. – Ты мне сначала скажи, почему я салага!
Вася со злостью выдернул руку, при этом смахнув на пол тарелку с солеными огурцами.
– Да потому! Только мальчишки водяру глотками пьют. Ясно?
– А как надо?
– Залпом, вот как.
Ответить Коле было нечем. Но отвечать как-то надо. Поэтому он не спеша достал сигареты, зажигалку, с кайфом прикурил и выпустил в сторону Васи облако дыма.
– А это не твое дело, понял!
Глаза Васи сузились:
– Ты же знаешь, я не курю и терпеть не могу, когда при мне в дежурке смолят.
– И это тоже не твое дело, – нагло добавил Коля.
Вася усмехнулся и проникновенно сказал:
– Мое, Коля, мое.
В его зрачках засверкали радостные огоньки. И не успел Коля и глазом моргнуть, как Васин увесистый кулак, словно в замедленном кино, полетел прямиком ему в лицо. Конечно, это Коле казалось, что летит он долго, на самом деле все заняло долю секунды. И ходить бы после этого удара Коле с переломанным носом, если бы не пол-литра забористого бабы Любиного самогона в жилах Васи Ковалева. Не рассчитав силу удара, Вася потерял равновесие и упал с табуретки, между делом смахнув со стола коробок с солью.
«Все, – пронеслось в голове суеверного Коли, – теперь поссоримся… Хотя почему «поссоримся»? Мы вроде уже…»
Неудачный Васин удар, однако, разозлил Колю. И, схватив своего напарника за руку, он сильно дернул на себя.
– Я тебе сейчас… – говорил он при этом. Сильным рывком Коля вытянул Васю. Его тяжелое тело смело все, что было на столе, и, перекувырнувшись, шлепнулось об пол.
