Марина Серова - Кошелек или жизнь?
Стасик действительно нашелся в маленькой, полутемной комнате. Я даже не сразу заметила в полумраке, что здесь кто-то есть. Сильно пахло дымом и еще какими-то медикаментами — как в больнице.
— Ой, не включайте света. Он не хочет, — послышался из угла женский голос, и я опустила руку, которой пыталась нащупать выключатель.
— Вы от Валерия Семеныча? — спросил голос.
— Да, а что? — сказала я, слегка запнувшись.
Кто такой Валерий Семенович? Что все это значит? Пожалуй, лучше и правда пока не включать свет: в темноте все кошки серы, сойду за посыльную от Валерия Семеновича. К счастью, сама я превосходно вижу и ориентируюсь в темноте — недаром глаза зеленые, как у кошки.
— Я просто в отчаянии. А сам он не мог подойти? Да ладно, мы договорились, что в крайнем случае пришлет кого-нибудь, если совсем… труба…
— А что… совсем труба? — поинтересовалась я осторожно.
— Наверное, передозировка. Весь трясется, никого к себе близко не подпускает. Что-то говорит непонятное. И не отпускает тоже — хорошо, телефон под рукой, я хоть смогла Валерию Семеновичу дозвониться…
В темноте я хорошо различила худенькую длинноногую фигуру девушки — ну, конечно же, это была Галка — непослушная дочь Марьи Ивановны, она нервно ходила по комнате с сигаретой в руке. Наверное, уже полпачки выкурила, судя по тому, какой в помещении стоял дым. А Валерий Семенович — это, похоже, нарколог из гостиницы, но на всякий случай надо проверить…
— Ближе к выходным у наркологов перегрузка, — вздохнула я, сделав паузу и ожидая, не будет ли недоуменных вопросов.
— Вот и Семеныч так же говорит, — эхом отозвалась из угла Галка, подтверждая, что мои догадки оказались верны.
— Так в чем дело? — спросила я тихо, пытаясь соответствовать доверительной интонации медиков.
— Он сейчас… чуть не убил сам себя. Вены начал резать. На одной руке — вон видите, я завязать успела. Кошмар какой-то был! Кровища, бабка спряталась и не выходит. А я отойти не могу — вдруг он опять начнет? Хорошо, хоть телефон под рукой, — повторила Галка шепотом. — Не пойму, он заснул, что ли? Что делать? Хорошо, что вы пришли.
В углу на кровати лежал человек с широко открытыми глазами и шептал какие-то несвязные слова. А я-то думаю, откуда такой странный звук раздается, вроде тихого свиста?
— А что говорит-то? — спросила я Галку, которая нервно выпускала клубы дыма мне в лицо.
— Бред какой-то. Полный бред. Что-то про отца или отчима. Какое-то убийство. Или сам грозится кого-то убить — себя, что ли? Он сейчас не в себе совсем — никогда его таким не видела.
— Попробуем сначала психологические методы, без медикаментозного вмешательства. Иногда это помогает, — заявила я авторитетно.
— Гипноз?
— Только не мешай. Что бы я сейчас ни говорила — молчи, а то все испортишь. Ясно?
— Конечно, — прошептала Галка, сразу же отошла и села за стол. — Свет включить?
Стасик смотрел на меня неподвижным, невидящим взглядом. Даже в полумраке можно было хорошо разглядеть провалы под глазами на молодом и, судя по видеозаписи, симпатичном лице, которое теперь было мертвецки искаженным. Сколько же он сегодня ширнулся или выкурил какой-нибудь дряни, чтобы загнать себя в такой угол?
— А теперь тебе придется ответить, — начала я, и Стасик поднял с подушки голову, дернулся навстречу моему голосу.
— Ты кто? — спросил хрипло. — Я так и знал, что придешь. Пришла…
— Да, пришла, — только и нашлась я сказать.
— А я почему-то смерть не такой представлял, — прошептал Стасик. — Думал, что она старая, страшная. Старуха с косой, наподобие моей бабки. А она, оказывается, молодая. А чего? Так и должно быть. Я-то еще молодой, за такими, значит, молодая приходит, красивая. Смотри-ка, а ты красивая. Я тебя не боюсь даже совсем. Красивее Галки, ложись со мной, а? Ну чего ты? Давай покувыркаемся — и ты меня к себе заберешь, такой кайф, наверное, будет…
На всякий случай я повернулась к Галке и приложила палец к губам, чтобы та не вмешивалась, — но девушка и так сидела, оцепенев, слушая бормотание Стасика, набирающее скорость. Парня, как говорится, прорвало и понесло…
— Где Кораблев? Александр Денисович? — спросила я отчетливо.
— А, вот чего! Ты сначала все из меня выпотрошить хочешь, чтобы чистеньким взять? — пробормотал Стасик, несколько снижая градус своей экзальтации. — Ну да, конечно. Да только я не виноват ни в чем. Точнее, не во всем виноват.
— Где Кораблев? — повторила я вопрос неумолимым голосом, как будто и правда сама смертушка неминучая.
— Я бы сам хотел знать. Но если они все же его убьют… Я сказал, я им сказал — только посмейте! Тогда — все. Тогда я даже не знаю что, они все же немного боятся… Положи мне руку на лоб, ну, пожалуйста — вот так, спасибо, скоро совсем станет хорошо, когда ты вся придешь. Не хочу я так больше, не могу.
— В чем же ты виноват? — спросила я мальчишку участливо, потому что мне и правда его по-настоящему жалко стало, особенно когда нащупала под рукой огненный лоб. — И виноват ли?
— Ведь это я сам все придумал, сам! — дернулся резко Стасик и даже руку мою сбросил. — Конечно, я отчима терпеть не могу, это все знают. Как его морали заумные услышу — злость берет. Но никогда я его смерти не желал, слышишь? Я тебе правду говорю, ты же сама видишь! Мы придумали, как прижать его и сделать так, чтобы мать деньги выложила. Мои, между прочим, деньги!
— Твои?
— Она еще когда мне обещала отстегнуть, чтобы я дело свое какое-нибудь открыл, а зажала. Мы тут с бабкой впроголодь живем, а она, а она…
— На траву не хватало? Или на что? — сбила я немного со Стасика обвинительный пыл.
— И это тоже! Ты хоть знаешь, что это такое, когда ломает? Ну да, ты знаешь, не одного такого забрала к себе, сука! Сука!
Стасик явно становился все более агрессивным, даже пена у рта появилась. Ну ничего, с одним-то доходягой я быстро справлюсь — так скручу, что и пикнуть не успеет.
— Вы похитили Кораблева, твоего отчима. И что дальше — потребовали выкуп? Говори?
— Это мои деньги! — взревел и перебил меня Стасик. — И мальчишки тоже так считают — мои законные, любые нормальные родители слово держат. Вон Витька тоже курит — и ничего, ему вторую машину купили, а эти только воспитывают, нотации читают. Но я не думал, что мать откажется даже так деньги отдавать! Шиш вам — говорит, и все дела. Делайте с ним что хотите — нет никаких денег. Мы все даже припухли от неожиданности. Слушай, какая у тебя рука холодная. Конечно, ведь так и должно быть, ты сиди близко — а то у меня такой жар, вот-вот глаза выкатятся наружу. Чувствуешь, здесь, как в Сахаре, песок внутри обжигает… Скорей бы уж…
— Дальше! Что было дальше? — слегка потрясла я за плечо Стасика, видя, что он уже с готовностью прикрыл глаза. — Александр Денисович жив? Где он?
— Не знаю. Теперь ничего не знаю, — сказал Стасик через силу. Момент подъема прошел, теперь он чувствовал себя полностью опустошенным. — Если бы не я, они его сразу бы пришили. Так было уже, но я говорю: вы что, мужики, все же отчим, не надо мочить-то. А Максим говорит: в таких случаях убирать надо, а то настучит. Я еле-еле договорился еще потянуть — ведь я мать хорошо знаю. Повыкобенивается — а потом все равно сдается. Но потом услышал: они решили и мать потрясти, скоты, на даче ей устроить, как они говорят, контрастный душ — мне потом Федос проговорился, он тоже не хотел. Но кто-то им помешал с ней с глазу на глаз…
Вот это да! Оказывается, мальчишки собрались на даче не для того, чтобы помочь безмозглой Кораблихе, а, наоборот, прижать ее к стенке. Отсюда и охрана на калитке — чтобы никто не помешал. Лишь случайность, что мы объявились в этот самый момент, когда бандюги решили осуществить свой план, просто счастливая для нее случайность. То-то Макс тогда оскорбленный удалился. Помешали бедняжке. Все-таки интуиция пока у меня работает нормально — сразу в темноте врезала, кому надо, самому главному всей шайки.
— А я сказал: смотрите, мужики, если отчима или тем более мать замочите — я не знаю что… Одно дело деньги вытрясти, тем более они — мои! Мои! Но так тоже…
— Где прячут Кораблева? Где должен был проходить бизнес-семинар? В каком-то профилактории? Где?
— Откуда я знаю? У Макса дом в Березовке — в лесу возле заброшенного пионерского лагеря. Он там кое-какие дела делает, но точно я не знаю. Может, в гараже где держит? Или в бункере?
— Так вот в чем дело! — вдруг громко подала в темноте голос Галка. — Теперь я все поняла, чем они там занимаются. А то, думаю, — странно как-то, вечно звонки непонятные… Ты, говорят, просто соединяй или информацию под диктовку записывай — мы сами разберемся…
В дверь кто-то позвонил. Галка побежала открывать. Появившийся в комнате коротенький человечек с большими очками на лице первым делом включил в комнате свет, и сразу видны стали убогие старые обои, нищенская мебель, неряшливо валяющиеся повсюду вещи. Но особо печальное зрелище представлял лежавший на кровати молодой изможденный человек с расширенными глазами и пунцовыми щеками.
