Джеймс Берк - Блюз мертвых птиц
— Да какая тебе разница, в каком лагере он был? Дэйв, по-моему, ты теряешь рассудок.
— Равенсбрюк был женским лагерем, в основном для польских евреек, — ответил я.
— Я тебе сейчас цветочный горшок на голову надену, — угрожающе прошипела Хелен.
— Думаю, проблема тут не во мне, — ответил я.
Я вернулся в офис. Через десять минут она мне позвонила:
— Посмотрела Равенсбрюк в «Гугле», — сказала Хелен. — Да, по большей части это был женский лагерь смерти, но прямо рядом с ним располагался лагерь для мужчин. Заключенных в 1945 году освободили русские. Хотя бы про Вторую мировую войну мы теперь можем забыть?
— Подозрительный этот старикашка, да и внук его тоже, — ответил я.
Я услышал лишь стук пластмассы о пластмассу, когда она бросила трубку телефона.
Ночью снова пошел дождь, на этот раз сильный, крупные капли били, словно град. Через окно за задний двор я видел листья, плавающие под дубами, вдалеке виднелся разводной мост на Берк-стрит, мерцающий сквозь водную завесу. Я услышал, как машина Молли въехала под навес. Она зашла через заднюю дверь, зажав под мышкой мокрый пакет с покупками, ее кожа и волосы блестели от воды.
— Ты записку мою нашел? — спросила она.
— Нет, — ответил я.
— Клет звонил, — сообщила Молли, выкладывая покупки на стол.
— И что он хотел?
Моя жена попыталась улыбнуться:
— Ну, я слышала музыку на фоне.
— Уже накачался?
— Скажем так, последняя рюмка была явно лишней.
— Персел в городе или звонил из Нового Орлеана?
— Он не сказал. Мне кажется, Клет пытается себя уничтожить, — заметила она.
Я не ответил, и Молли принялась расставлять продукты на полках. У нее были руки и плечи сельской женщины, и когда она ставила тяжелую банку на полку, я видел, как рубашка натянулась у нее на спине. Она откинула локон волос с глаз и посмотрела на меня.
— Я просто не хочу снова видеть тебя лежащим на каталке в реанимации с пулей в груди. В этом есть что-то не так? — спросила она.
— У Персела серьезные неприятности, а друзей у него немного.
— Не встревай в это.
— Мы все были бы мертвы, если бы не Клет.
— Ты можешь быть его лучшим другом, при этом не повторяя его ошибок. Ты этому так и не научился.
— Понятно.
— Ничего тебе не понятно, — ответила Молли с досадой и отправилась в ванную, заперев за собой дверь.
Я надел плащ и шляпу и отправился в мотель Клета Персела рядом с Байю-Тек. Его коттедж был последним на подъездной аллее, которая заканчивалась тупиком из черных дубов около канала. Его «кадди» был припаркован у деревьев, дождь громко барабанил по крахмальному верху. В коттедже было темно, сосновые иголки забили все стоки, и вода стекала прямо по стенам. Я постучал, затем постучал еще раз, на этот раз громче. В доме зажглась лампа, и мне открыл дверь Клет в трусах и майке. В непроветренной комнате стоял запах марихуаны, пивного пота и давно не менявшегося постельного белья.
— Эй, Дэйв, как дела? — вымолвил он.
— Ты когда-нибудь слышал, что нормальные люди открывают окна? — спросил я, заходя внутрь.
— Я просто отрубился. Уже утро?
— Нет. Молли сказала, что ты звонил.
— Я звонил? — Он почесал в затылке и отошел к столу, где лежала открытая папка желтого цвета. — Забыл, зачем… Последнее, что я помню, это как в «Клементине» стопки опрокидывал. Сейчас точно не утро?
— Еще десяти вечера нет.
— Сон какой-то сумасшедший приснился, — сообщил Клет и закрыл папку, отодвинув ее в сторону, словно прибираясь на столе, чтобы мы могли выпить по чашечке кофе.
Его нейлоновая подплечная кобура с иссиня-черным курносым револьвером тридцать восьмого калибра висела на спинке стула. Рядом с папкой лежала огромная старомодная полицейская дубинка каплевидной формы с покрытой кожей деревянной ручкой на пружине.
— Приснилось, что какие-то пацаны с кирпичами в руках гонятся за мной по Ирландскому каналу. Смешной сон, да?
— Давай-ка, ты душ прими, а потом поговорим.
— О чем?
— О том, зачем ты мне звонил.
— Думаю, что я хотел с тобой поговорить насчет Фрэнки Джиакано. Он мне звонил и умолял помочь.
— Фрэнки Джи умолял?
— Да он чуть в штаны себе не наложил. Он думает, что его прикончат так же, как Бикса Голайтли и Вейлона Граймза.
— Это почему же?
— Отказался говорить.
— А с чего он взял, что ты можешь снять его с крючка?
— Фрэнки упомянул твое имя. Он сказал: «Ты и Робишо не позволите этому случиться».
— О чем он говорит?
— Кто знает? Ты его арестовывал или случилось что-нибудь еще?
— Я съездил в офис Пьера Дюпре на Саус-Рампарт вчера, поговорил с его дедом. Дед соврал мне насчет сейфа. Что в папке?
— Ничего.
— Давай так — либо начистоту, либо я ухожу.
— Это дело одного ребенка из Форт-Ладердейл. Получил его от одного приятеля в офисе окружного прокурора в Талахасси.
— Что за ребенок?
— Просто девочка, с которой жестоко обошлись.
— Насколько жестоко?
— Хуже просто быть не может. Настолько, что ты даже не захочешь узнать. Дэйв, не смотри на это.
Я убрал руку с папки. Клет открыл ящик под столом и вытащил оттуда пластиковый пакет марихуаны и стопку листков сигаретной бумаги.
— Брось ты это дерьмо, — сказал я.
— Я большой мальчик, сам разберусь, — ответил Персел.
— Нет, не разберешься, — ответил я, забрал у него пакет, открыл переднюю дверь и высыпал траву в дождь, а пакет и бумагу выкинул в мусорное ведро.
— Даже моя бывшая себе такого не позволяла.
— А зря. Так что в папке?
— Да отстань ты уже.
Я все-таки открыл папку и наткнулся на черно-белые фотографии маленького ребенка. Затем просмотрел отчет о медосмотре, сделанном врачом «Скорой помощи». Прочитал показания социального работника, которая угрожала уволиться, если власти штата не заберут ребенка из дома. А за этим был и отчет детектива из полицейского управления округа Бровард, где сообщались детали ареста гражданского мужа матери и описывалось состояние ребенка, в котором тот находился на момент его последнего визита к матери. Большей части фотографий и отчетов было почти двадцать пять лет. Фотографии ребенка действительно были такими, что я никогда не захотел бы их снова видеть или обсуждать.
— Кто мать? — спросил я.
— Наркоманка.
— Ты ее знал?
— Она в свое время танцевала стриптиз в одной забегаловке на Бурбоне, там же клиентов цепляла. Сама она была из Бруклина, но переехала в Новый Орлеан. Со своим сутенером обчищали клиентов, разыгрывая семейные трагедии об обманутом муже. Затем свалили из города, когда их чуть не замели за тяжкие телесные. Один клиент просек их трюк, когда сутенер появился в роли разъяренного мужа — проблема в том, что это был тот же сутенер и тот же мужик, что и за полгода до этого. Ну, сутенер и уделал клиента латунным кастетом. Ну не гении ли?
— Это сделал сутенер? — я держал одну из фотографий, руки у меня слегка дрожали.
— Нет, Кэнди трахалась с любым, кто мог ей подогнать дозу. С ней всегда жили разные мужики.
— Это когда ты еще в полиции нравов служил?
— Ага, и при этом сидел на бухле, таблетках и прочей дряни, лишь бы вставляло.
— И ты с ней замутил?
— Конкретно.
— Что происходит, друг мой Клетус?
Персел достал пиво из холодильника, сорвал крышку и сел за стол. Шрам, проходивший через бровь до переносицы, побагровел. Он отпил из бутылки, поставил ее на стол, убрал руку и уставился на следы от ладони, оставшиеся на покрытом изморосью стекле.
— У девчушки на тех фотографиях была очень несчастная жизнь.
— Кто она?
— Ты уже знаешь.
— Скажи мне.
— Отстань, Дэйв.
— Скажи это, Клетус.
— Это ничего не изменит.
— Она жива?
— Да уж поверь, — он тяжело дышал через нос, его лицо блестело под лампой, висящей у него над головой.
— Давай, партнер.
— Она моя дочь.
— Хорошо, дальше что?
— Ее зовут Гретхен, — Персел сложил руки на коленях, его большие плечи понуро наклонились вперед. Он был похож на человека, страдающего от приступа морской болезни на попавшем в шторм корабле. — Я позвонил паре людей в Майами и Лодердейле. В Маленькой Гаване люди шепчут про киллера, которого они называют Карузо. Завсегдатаи «Батистиано» и «Альфа 66» не связываются с ней. Итальяшки с Майами-Бич говорят, что она как ирландские киллеры на западной стороне Нью-Йорка: только бизнес, никаких страстей, холодный, как камень, убийца. Говорят, что она, может быть, лучшая в своем деле на всем Восточном побережье. Я думаю, что Карузо может оказаться моей дочерью, Дэйв. И у меня такое ощущение, словно мне в башку забивают гвозди.
Глава 07
Клет принял душ, оделся и вернулся за стол, мокрые волосы причесаны, взгляд чист и ясен.
