Георгий Лосьев - Вексельное право
– Следовательно, Евгений Кружилин был посредником по продаже оружия партизанам, а сам не имел запасов?
– То-то, что имел и сам… У Евгеши не только древние шомполки бывали… Возле Софьюшки-то офицерье вилось, как мухота круг туеса с медом. Таскали револьверы-то…
– За Софьину любовь?
– А бог их знает!.. Может, и так, может, и за «языки» колчаковские… Мне эти дела – без особого интересу. Своего хватало: моя Лелька с подпольщиками связалась; у нас на квартире и бомбы хранились…
– Так… скажите, Егор Кузьмич, какие связи у Кружилина с торговцами Кошкиным, Жихаревым, Проскуряковым?…
Егор Кузьмич помрачнел:
– Вот мы с вами и до дела дошли… отсюда и начинается самая сказка, а то все присказка была. Должен вас уведомить: я сейчас у господина Жихарева кончаю службишку, а ране-то стоял за прилавком в «Магазине-конфексион» господина Проскурякова… И в обеих фирмах, при моем очевидстве, случились два одинаковых случая: первый был весной. Пришел однажды в магазин хозяин наш до того веселый-развеселый, что я и младший приказчик диву дались: с каких доходов возрадовался? А дела нашей фирмы были из рук вон плохи: до того доторговались, что накопилась за нами громадная недоимка по налогам. Не налог, а прямо скажем, хозяину – разорение, банкротство!.. Мы с мальцом, младшим приказчиком, ходим, будто по лимону скушали, а хозяин – петух петухом!.. Подошел ко мне, похлопал по плечу, говорит: «Ну, Кузьмич, радуйся: безработным не останешься. Свет не без добрых людей. Выручили» – и тащит из кармана акт о несостоятельности. Банкротство, по-нашему, или еще говорили при старом режиме: «вывернул шубу»… А к акту пришпилен вексель. Обыкновенный вексель, только я – глазастый – успел прочесть: подписан тот вексель был… Андреевым. Вот так, товарищ инспектор. А спустя полгода повторилось все у нового хозяина – Жихарева. И слухом я пользовался – побывал и у Кошкина – «москательная и железо-скобяная торговля» – товарищ судебный исполнитель Андреев, и был после того объявлен в Кредитном обществе Кошкин – банкротом… А векселек-то – кружилинский.
– И с Жихаревым такое же?
Вместо ответа Егор Кузьмич развел руками, мол, что спрашивать?
Я записал показание… Чего ради этот холуй разоткровенничался?.. Но тут Лелечка сказала:
– Молодец, папка Золотухин!.. – и обернулась ко мне: – Его на днях собрание пайщиков Кривощековской пригородной потребиловки председателем выбрало… Уходит он из частного сектора. Совсем уходит.
Стало ясно: вот почему пооткровенничал.
Золотухины удалились…
Я направился в нарсуд, где работал судисполнитель Андреев.
На сердце у меня была ночь… Темная, темная.
Нарсудья Мудрецов был не очень грамотен – недавний выдвиженец, считал, что единственное его назначение в жизни – карать.
Он встретил меня тяжелым взглядом исподлобья:
– Ты верно по делу этого дурака Андреева?
Он долго копался в ящиках своего стола.
– Вот, полюбуйся!..
Это было заявление Андреева с просьбой об увольнении. Я прочитал.
– Ну, и что же?
– Как что?!. Раз хотит увольняться – значит замарался! Нонче время-то, сам знаешь, какое!.. На бирже труда очереди сотельные, а он, видишь, увольняться задумал!.. Возьми-ка эту цедулку, да проверь его связи, знакомства…
– Проверили уже… И ревизию назначили. Никаких грехов у Андреева не найдено. Ты же знаешь сам.
– Плохо проверяли. Доложи своему начальнику – считаю, у Андреева хвост был замаран. Так и доложи – я официально заявляю!
– Да почему ты так уверен, товарищ Мудрецов?
– Нюх у меня. Понимаешь? Нюх.
– Гм!.. А ты не пробовал поговорить с Андреевым, почему он решил уволиться?
– У меня на судебных заседаниях разговоров хоть отбавляй! Еще я на исполнителей буду золотое время тратить!.. Принял это заявление, запросил окружной суд, а ему сказал: «Скатертью дорога!»… Буду я цацкаться! Не хотит работать – катись, милый человек, колбаской по улице Спасской!.. Задержал я увольнение до документальной проверки, да не поспел, как тот дурень себе в рот заряд картечи закатил!.. Ну-к, что ж… Секретарь!.. Дай етому сыщику все дела покойника…
Я перечитал «Производства» по иску горфинотдела к крупным оптовым торговцам Проскурякову, Кошкину и Жихареву…
Да – в делах акты о несостоятельности. А вывезти в укромные местечки товарную наличность – не велик труд…
Вот тебе и «любовная версия», вот тебе и «бытовщина», вот и «ненависть к нэпманам». Докатился Андреев…
– Прошу санкционировать арест нэпманов Проскурякова, Кошкина, Жихарева, товарищ Танберг!
Но товарищ Танберг не торопился. Разгуливал по своему кабинету и сосредоточенно курил. Я повторил. Танберг, наконец, обернулся. Лицо его светилось беззлобной хитринкой.
– Видишь ли… уже поздно.
– Сбежали? – испугался я. – Будем искать! Угрозыск не успокоится, пока не найдем!
– Да, нет… Я арестовал их еще неделю назад. Сейчас мой практикант ищет товары, спрятанные этими торгашами от описи… Вот, читайте!
Танберг положил передо мной довольно толстую следственную подшивку. Я перевел дух.
– Выходит, вы параллельно со мной работали?..
– Обязательно! Только я вашу первоначальную версию с историей Ромео и Джульетты отверг с самого начала…
– А меня не предупредили… – пробормотал я не без горечи.
– Видите, инспектор… У немцев говорят так: «ейн майстер – полмастера, драй майстер – нет мастера, цвай майстер – лях майстер»… Ты же, в основном, вел дознание правильно и только вначале сбился… Но потом поправился.
– Это ружье меня вывело на правильную тропу…
– Я еще на осмотре обратил твое внимание на эту штучку…
– Как же!.. Значит – вы говорили с Русанцем, с Туренко, с лесником Потаповым?.. Почему же они мне ничего не сказали?
– Надо, товарищ инспектор, правильно выражать свои мысли: не «говорил», а «допрашивал». Говорят кумушки в гостиной… И еще: у следователя и у органа дознания есть одно мощное оружие, о котором мы забываем: у любого допрошенного следователь вправе отобрать подписку о неразглашении допроса, «повесить замочек на уста»…
Я перелистывал следственный материал Танберга… Все допрошены. Все!.. Не доверяет мне… А он, как бы поймав мою мысль и продолжая ходить, бросил:
– Помните ленинское: доверяй, но проверяй? – это прямо для нашего брата, следователя, Владимир Ильич дал рабочую программу… Ну, забирайте материалы, присовокупите к своему дознанию, составьте обвинительное заключение и – в суд, Мудрецову. Он справит тризну по Андрееву.
Я вспомнил про «нюх».
– Мудрецов мне сказал, что у него – интуиция об Андрееве…
– Что нарсудья Мудрецов не очень интуитивен и не полностью оправдывает свою фамилию – мы знаем, но это – дело наживное. А вот то, что он работал бок о бок с Андреевым и проглядел, как того сосали клещи – непростительно для судьи… Я уже сделал представление в окружной суд – хоть и выдвиженец, а спротежировать ему выговор прямо необходимо. – Помолчав, Танберг продолжил: – Именно – «клещи»! Они впились в хорошего парня и высосали из него все, что было: веру в людей, в коллектив, честь и совесть… Знаете, как все это происходило? Кружилин открыл прокатный пункт: он давал вексель Андреева напрокат, по мере нужды, «негоциантам», и получал с них денежки. А прохвосты впились в мальчишку-судисполнителя… Я пристально изучил личность Андреева и пришел к выводу – такой парень, честный и порядочный, просто не мог не застрелиться. Понимаете: не мог! Он дорого заплатил за любовь, дороже, чем она стоит – любовь офицерской потаскушки и дочки мошенника…
– Какова же роль в этой истории зубодера Гриневича?
– В этой истории – никакой… А вообще любопытна: Гриневич так задолжался Евгению Александровичу за систематически получаемое золото, что думал откупиться… женой. Не удивляйтесь: это в мире подлецов совсем не редкость. Кружилин жену дружка на «свой баланс» принял, однако и вексель придержал, на случай, мол, не сойдемся характером с Елизаветой Петровной, все может быть, а вексель пить-есть не просит…
Нарследователь перестал мерять кабинет и взялся за телефон.
– Нарсуд второго участка, барышня… Это ты, товарищ Мудрецов?.. Слушай, дело кружилинской шайки почти закончено: ждем последнего обвиняемого, его уже этапируют. На днях передадим дело тебе. Что? Жаль парня?.. Конечно – дурак, и конечно – очень жаль, да что теперь сделаешь?.. Одно нам остается: на всю катушку этим мерзавцам отвесить, по миру подлецов пустить, дома отобрать! Разумеется, и я возмущаюсь до глубины души!.. Подлости вокруг нас еще очень много, товарищ судья… Да, чтобы не забыть, я представление сделал, в окружном партии написал, чтобы тебе самому… того, вливание сделали… выговор получишь, судья. Как за что? За то, что ты, сорокалетний коммунист, проглядел, как на твоих глазах пили кровь у двадцатидвухлетнего парнишки!.. А ты как думал?.. А кому же отвечать, как не нам?.. – И, положив телефонную трубку, скомандовал мне:
