Фридрих Незнанский - Смертельные акции
Когда после окончания института Геру направили в Институт ядерных исследований, он думал, что настал его час. Вот тут-то он развернется!
Но все получилось иначе. Гера придумывал блестящие проекты, месяцами работал над ними, проводил опыты и готовил статьи. А вся слава доставалась заведующему сектором, под руководством которого работал Гера. Причем получалось все само собой: тот, конечно, некоторым образом принимал участие в работе – хотя бы организацией опытов. И он имел право ставить свою фамилию на титульном листе реферата. Но, так как по алфавиту она должна была идти первой, то на нее и обращали внимание. Кроме того, перед фамилией шефа всегда стояла весьма полновесная добавка – «член-корреспондент АН СССР». Все были уверены, что Гера Трифонов лишь ассистировал. Было от чего пасть духом! Но он не сдавался. Его талантливые идеи все-таки время от времени замечали.
Тотальное невезение Геры продолжалось много лет. И вот как-то раз он отправился в горы. Конечно, курортные девушки не обращали на него никакого внимания, несмотря на то что он прекрасно катался на лыжах и мог съехать со склона не хуже иного члена олимпийской сборной. Однажды он сел на подъемник рядом с симпатичной девушкой. Они разговорились, и Гера уже думал, что фортуна повернулась к нему лицом, когда девушка через десять минут врезалась на лыжах в дерево и здорово расшиблась.
И тут Гера не на шутку рассердился. Он ударил кулаком по столу, собрал вещички и на следующий день улетел в Москву, с твердым намерением обмануть свою горемычную планиду.
Он обладал минимумом информации о своей мимолетной знакомой. Ее звали Дина, она работала в библиотеке. Небольшого роста, симпатичная… Прямо скажем, негусто. Однако это не смутило Геру. Он решительно взялся за поиски.
Вначале он обзванивал все библиотеки, которых в телефонном справочнике оказалось уйма. Примерно через неделю, когда он уже дошел до «Научно-технических и специальных», его вдруг посетила гениальная мысль. Раз она сильно разбилась, – значит, лежит в больнице. В какую больницу отправляют с переломами и травмами? Конечно же в Склифосовского!
Очень скоро он разыскал Дину. Через два месяца они поженились.
А потом его взяли на работу в компанию «Росал». С деньгами стало полегче…
Гера уже было подумал, что в его жизни началась следующая полоса – светлая, когда его послали в Сибирь, где на одном из приисков, принадлежащих компании, случилась авария и откуда он вернулся неизлечимо больным.
Он прекрасно понимал Дину, когда она начала приходить домой поздно ночью, навеселе, пахнущая табаком, шампанским и чужими мужчинами. И после того как врачи поставили окончательный диагноз, Гера решил развестись.
«Зачем мучиться обоим, – рассудил он, – пусть хотя бы у нее останется шанс».
Мне открыл высокий худощавый человек с совершенно голым черепом, оттопыренными ушами и необычайно живым и проницательным взглядом из-за толстых стекол массивных роговых очков.
– Добрый день. Вы ко мне?
– Да.
– Заходите, пожалуйста.
В квартире Трифонова, как и в доме любого другого ученого, царил беспорядок. Видимо, с того времени, когда они разошлись с женой, он не удосужился обзавестись мебелью. По углам комнаты стояли связки книг, одежда была развешана на гвоздях, вбитых в покрытые потемневшими обоями стены, и только на большом письменном столе посреди комнаты царил порядок – на нем стояла печатная машинка и две стопки бумаги – чистой и покрытой четкими машинописными строчками.
– Вот работаю над диссертацией, – проследив мой взгляд, сказал Трифонов.
– И что, продвигается?
– Понемножку, – улыбнулся Гера, – через пару месяцев собираюсь сдавать в ученый совет.
– Значит, скоро станете доктором?
Трифонов застенчиво пожал плечами.
– Посмотрим…
Тут он, видимо, осознал, что уже несколько минут разговаривает с совершенно незнакомым человеком, и осведомился:
– А вы, собственно, по какому делу?
Я предъявил ему свое удостоверение:
– Адвокат Гордеев. Юрий Петрович.
Как ни странно, Трифонов ничуть не удивился, а даже обрадовался.
– Вы от Дины?
– Ну в некотором роде… А как, интересно, вы догадались?
– У меня жизнь теперь довольно однообразная и неинтересная. Опыты – записи, записи – опыты. С юриспруденцией ничто меня не связывает. Поэтому ваше появление может объяснить только какой-то внешний фактор. Но ведь и внешних факторов у меня в жизни немного. Только вот бывшая жена… – подробно и логично объяснил он.
– Что ж, исчерпывающий ответ, – улыбнулся я.
– Работа такая, – пожал плечами Гера, – наука требует логики.
Он внимательно поглядел на меня:
– Очевидно, ваш визит как-то связан с убийством Машкина.
– Да, верно. Но только косвенным образом.
– Хорошо. Проходите.
Трифонов пригласил меня на кухню.
– У меня есть просто замечательный чай. Один приятель из Англии привез. Настоящий «Дарджилинг»!
Чай оказался действительно великолепным. Да и Трифонов, честно говоря, показался мне очень симпатичным человеком. Однако надо было приступать к делу.
– Скажите, Георгий Ильич…
– Пожалуйста, называйте меня просто Гера.
– Хорошо. Вспомните, когда вы последний раз видели Родина.
– Родина? – удивленно переспросил Гера. – Ну, пожалуй, еще до его отъезда в командировку.
– А именно?
– В начале прошлой недели. Или в конце позапрошлой, точно не помню.
– Понятно…
Судя по всему, Трифонов был сильным соперником, которого очень легко было спугнуть (если, конечно, он что-то знал), поэтому я решил начать издалека:
– Какие у вас отношения с бывшей женой?
Гера улыбнулся:
– Это допрос? Если нет, то я не буду отвечать на этот вопрос.
– Какой может быть допрос? Я ведь не следователь, адвокат… В принципе вы можете и не отвечать на мои вопросы.
– Так кого вы защищаете?
– Вдову Машкина. Ее, как вы, наверное, знаете, обвиняют в убийстве мужа.
– Понятно… А я тут при чем?
– Понимаете, я разыскиваю Родина. И никак не могу его найти. Расспрашиваю всех, кто может хоть что-то знать о нем.
– Понятно… – повторил Трифонов. – С Диной у нас нормальные отношения. Так или иначе мы встречаемся на работе, – например, я иногда захожу в библиотеку за справочниками, как вы понимаете, каждый раз я обращаюсь к ней. Мы с ней расстались мирно, поэтому никаких эксцессов не происходит. Я на нее зла не держу и никогда не держал. И она, смею надеяться, тоже. По-моему, это все, что я могу сказать о моих отношениях с Диной.
– Вы разошлись с ней, потому что она состояла в связи с Родиным?
Гера отрицательно покачал головой:
– Нет. Поверьте мне, это правда. Просто эта связь совпала по времени с моим окончательным диагнозом. Я думаю, что не имею морального права удерживать ее, когда совершенно ясно, что полноценной семьи у нас быть не может.
Он опустил голову и замолчал.
– Ну а с Машкиным вы конфликтовали?
– Практически нет. Конечно, раньше у нас были кое-какие стычки, без которых, как вы понимаете, не могут обойтись сотрудники… Тем более…
Тут он резко осекся.
– Тем более?.. – настойчиво повторил я.
Гера Трифонов помедлил минуту, а потом поднял глаза и начал:
– Ну что ж… Я вам скажу. Машкин, конечно, очень хороший ученый. В качестве бизнесмена он меня не интересует: я в этом мало что понимаю. Но ученый он талантливый. Работоспособный. Я многому у него научился. И не сетую на судьбу, что слава и почет за мои работы часто доставались ему. Только ему. Дело в том, что у него есть одна черта, которая, надо сказать, очень распространена среди ученых. Я называю это «синдромом Лопе де Вега». Вы знаете, наверное, что этот драматург за свою жизнь написал огромное количество пьес. Сюжеты приходили ему в голову по пятьдесят штук на день. Вопрос был только в том, чтобы их обработать и записать. А наука не слишком-то отличается от литературы. Здесь тоже самое главное – это идея. И кому она раньше придет в голову, тот и первооткрыватель. И вот тут-то начинают вмешиваться другие – коллеги, начальники. Ведь идея в науке зачастую настолько проста, что каждый раз, читая чужую статью, думаешь: «Эх, ну надо же, как это мне в голову не пришло». А иногда бывают случаи, когда тебя эта самая идея посетила год или два назад, и если бы ты не поленился и записал ее, то тогда она точно совершила бы переворот в науке… Хочется локти кусать от обиды в таких случаях. Ну вы понимаете, я покусаю-покусаю, да и чем-нибудь другим займусь. Сделать-то ничего нельзя. Но есть люди, которые могут в такой ситуации что-то изменить.
– Например, непосредственный начальник? – вставил я.
– Да. Начальник всегда начальник. Что на лесопилке, что в НИИ. Я ведь раньше в НИИ работал, это потом мне предложили место в «Росал». Начальнику обязательно нужно постоянно подтверждать собственную значимость. Тут и вступает в действие «синдром Лопе де Вега». Человек постепенно начинает думать, что все идеи, которые высказывают его подчиненные, – его собственные. Ему всего мало. Он хочет быть автором как можно большего числа работ. Причем я не хочу сказать, что Машкин приписывал себе плоды чужого труда, нет. Просто… в науке самое главное – это именно оригинальная идея. А она часто ему не принадлежала.
