Марина Серова - Наследница дворянского гнезда
– Хочу узнать, есть ли у вас какие-нибудь жалобы на обслуживание. У вас же имеется медицинская страховка?
– Ну.
– Вас должны лечить не только бесплатно, но и качественно. Вас качественно лечили? Претензий нет? Удобства все предоставили? Кормили хорошо? По ночам не шумели?
– Отвратительно кормили, – с пол-оборота завелся он, – и лечили хуже, чем других. Другим и таблетки дорогие давали, и процедур больше назначали, а мне всю задницу только истыкали. Вам претензию написать или так, на словах поверите?
– Придется писать, – со вздохом сожаления констатировала я, – на эту больницу давно жалуются, а вот показаний свидетелей в достаточном количестве никак не соберем. Представляете, выделяем им просто бешеные деньги, а люди жалуются. Так не забоитесь написать все, что о них думаете?
– Еще чего. Пусть другие боятся.
Мы договорились о встрече, и я с плотоядной улыбкой положила мобильник на каминную полку. Ариша с интересом наблюдал за мной:
– А не проще ли было бы просто договориться о встрече? Без всяких этих подзадориваний против медперсонала?
– Я скандалистов и стяжателей с первой фразы чую, – польстила себе я, – под эгидой лозунга «утопи ближнего своего» он расскажет мне гораздо больше, чем если бы я просто попросила его о помощи.
– Мое воспитание, – горделиво вскинул голову дед.
* * *Опрометчиво назначив Конышеву свидание в первый рабочий день, с утра я встала перед дилеммой: кого выбрать для общения? Логика подсказывала, что гораздо больше шансов у меня в больнице. Чутье же тащило меня на встречу с Конышевым. Я постаралась привести эти два состояния в гармонию: итак, что я смогу сделать в токсикологическом отделении? Опросить больных? Те, что лежали при Лепнине, давно выписались, с одним из них я беседовала, второй на очереди. Поинтересоваться у персонала, не практикуют ли они введение воздуха в вены непослушным пациентам? Не скажут. Просто разгуливать по отделению и подслушивать у каждой замочной скважины? Может сработать, но не факт. Решено, еду к Конышеву. По крайней мере, обработка этого возможного свидетеля займет гораздо меньше времени, чем вариант с подслушиванием.
Жил бывший клиент больницы на окраине, в старой пятиэтажной «хрущевке». С отвращением зашла в замусоренный до неприличия подъезд, поднялась на третий этаж. Дверь мне открыл хозяин. Ничего себе дяденька, упитанный. Только пахло от него чем-то непонятным, не поддающимся определению. Отвратительно пахло.
Я достала припасенный планшет с прикрепленным стандартным листом, приготовилась записывать. Задавать наводящие вопросы не пришлось, Конышев выливал на меня грязь с такой скоростью, что я еле успевала делать пометки. Так, это все, конечно, замечательно, но как навести его на нужную мне тему?
– А что вы скажете по качеству постельного белья? – пролопотала я, успев вклиниться в паузу. – Не скрипели ли кровати? Не мешал ли спать свет из коридора? Не громко ли болтали ночные медсестры?
– Да я вообще ни одной ночи глаз не сомкнул! Другим хоть снотворное давали, а мне – жалели. Говорили, что я и так здоровый. А я не здоровый, просто полный. Только худые, что ли, больными считаются?
– Значит, у вас жалоба на то, что на вас сэкономили на снотворном… запишем. Кстати, снотворное вашим соседям по палате в таблетках давали или кололи?
– Какая разница?
– Принципиальная. Снотворное в уколах гораздо дешевле, – плела полную чушь я, – персоналу выгодно закупать устаревшие, дешевые, запрещенные в цивилизованных странах растворы вместо того, чтобы выдавать пациентам аккуратные дорогие капсулы. А знаете, к чему может привести инъекция запрещенным раствором? К летальному исходу. Моменто море.
– А знаете, – призадумался он, – что-то такое действительно было.
Я затаила дыхание.
– У нас в палате дед лежал, так после укола снотворного и преставился. Думаете, из-за того, что снотворное просроченное было? Или запрещенное?
– Само собой, – как можно равнодушнее произнесла я, – вот, паразиты, что делают! Что делают! Ничего не боятся. Расскажите-ка поподробнее об этом вопиющем факте. А то все остальные какие-то неубедительные.
Довольный Конышев поведал, что в ту ночь он как раз никак не мог уснуть. И свет в коридоре мешал, и медсестра ночная громко топала, и сосед по палате ворочался. Вставать и идти с кем-нибудь ругаться было лень, поэтому он просто лежал и жалобно вздыхал на всю палату. Медсестра вошла как раз между такими вздохами, постояла в дверях, привыкла к темноте. Конышев наблюдал за ней, полуприкрыв глаза: чего приперлась-то? На посту ей не спится. Топает. Впрочем, тут он лукавил, медсестра вошла тихо. Подошла к кровати Лепнина, тихонечко тронула его за плечо, прошептала:
– Матвей Васильевич, я вам внутривенный сделать забыла. Если не сделаю, старшая медсестра завтра голову оторвет. Я тихонечко, даже не почувствуете.
Лепнин что-то пробормотал ей в ответ, вынул руку из под одеяла. Медсестра в неярком свете, льющемся из открытой двери, завязала жгут, нащупала вену, быстро ввела раствор и так же быстро вышла из палаты. Спустя какое-то время Матвей Васильевич захрипел и попытался встать, но тут же рухнул на место и уже не шевелился.
– А к утру и вовсе помер, – выкатив глаза, констатировал Конышев.
– Что же вы никому ничего не сказали? – не выдержала я. – Медсестру наказать надо было. Премии лишить.
– А меня выписывали скоро, – отмахнулся он, – больно надо бучу разводить. Да и не знал я тогда, что это он из-за снотворного-то, сказали, от сердца. То-то мне показалось, храпит он как-то необычно. А ведь точно, слышал, что хрипы умирающего сердечника на простой храп похожи. А вот о премии я как-то не подумал. Надо было ее, паразитку такую, премии лишить. По заслугам.
– Это я беру на себя. Как фамилия медсестры?
– А черт ее разберет. Звали Любка.
– У вас там много медсестер Любок или одна?
– Тогда одна была. Да ладно тебе все про тот случай-то расспрашивать, лучше давай я про еду расскажу. Не представляешь, какой гадостью нас там кормили. Вот ты только послушай: брали овсянку, добавляли туда…
Я уже не слушала. Машинально черкала что-то на планшете, участливо кивала. Меня переполняло чувство гадливости.
* * *Старшая медсестра, конечно, дала мне жару за опоздание. Понимая, что она имеет на это право, я молча потупила глаза и лишь кивала в ответ на все ее претензии. Отчитав меня, она немного успокоилась и отправилась показывать фронт моей работы. Рабочий кабинет – закуток, в котором хранились швабра, тряпка, ведро и прочие принадлежности, палаты, которые были закреплены за мной. Потом объяснила, как и что я должна делать, выдала халат и косынку. Приступать к работе велела немедленно.
– Вопросы есть?
– Есть. Люба сегодня работает?
– Зачем тебе Люба?
– Общие знакомые есть. Привет передать надо.
– Работает. Только не связывайся ты с ней, она не на очень хорошем счету у нас, – недовольно попросила старшая медсестра.
– Чего так? Плохо больных лечит?
– Там другое. Сама узнаешь, не приставай ко мне, еще не хватало из меня сплетницу делать. Я тебя предупредила, а дальше сама смотри, – неожиданно рассердилась она.
– Не все в порядке в Датском королевстве, – пробормотала я невесть откуда всплывшую фразу из «Гамлета», – пойдем искать Любашу.
Современными швабрами здесь и не пахло, полы мыли растрепанными тряпками из мешковины. Перчатки выдали больничные, тонкие и липкие. Я побултыхала тряпку в противно пахнувшей хлоркой воде, отжала двумя пальцами, накрутила на деревянную швабру и начала мусолить этим сооружением пол больничного коридора. Хорошо, что откровенной грязи здесь не было, поэтому за моей спиной постепенно вырастала вполне нормально вымытая территория клеточного линолеума.
Таким образом, я добрела до поста дежурной медсестры, облокотилась о стойку, весьма натурально вздохнула:
– Устала. И сколько раз в день тут это делать надо?
– Полы мыть? – с любопытством посмотрела на меня молоденькая дежурная медсестра. – Пару раз хватит. Тебе не объяснили?
– Да я забыла все, пока тут с этой тряпкой разбиралась. В ней дыр больше, чем во швейцарском сыре. Меня Маня зовут. А ты – Люба?
– Я тоже Маша, – представилась она, – Любка в ночную смену. А что, я на нее похожа?
Кажется, сходство с Любой не могло являться комплиментом, поэтому я активно замотала головой:
– Что ты, просто так спросила. Я еще никого не знаю, а про Любку много интересного говорили. Вот и захотела познакомиться.
– Ты что, с ума сошла? – перешла на шепот девушка. – И не вздумай, еще в историю какую попадешь.
– Я не попаду, я морально устойчивая, – пока не совсем понимая, к чему она клонит, самоуверенно произнесла я.
– Да не в этом дело. Просто подозрение есть, что она, это… наркоманка, – вытаращив глаза, испугала меня страшным словом девушка.
