Марина Серова - Страсти оперной дивы
Мы поехали в городской парк, потом на улицу, где раньше жила Изольда, затем на набережную, а уже оттуда – в большой торговый центр, где, учитывая его размеры, девушки наверняка должны были провести весь остаток дня.
Изольду узнавали, иногда подходили, просили автограф, но агрессивных выпадов не наблюдалось, все были очень доброжелательны, и это лишний раз заставляло думать, что все «неожиданные случаи», с которыми приезжая дива столкнулась за эти два дня, кем-то подстроены.
Притомившись от хождения по бутикам, Изольда с подружками решили выпить чашечку кофе в небольшом кафе, расположенном тут же, и мне вдруг подумалось, что если бы здесь сейчас оказалась тетя Мила, счастливых воспоминаний ей хватило бы на всю оставшуюся жизнь.
Отойдя в сторонку, я достала телефонную трубку.
– Тетушка! Рада тебя слышать. Чем занимаешься? Только из магазина?.. Свежая камбала?.. Свежайшая? Что ж, свежайшая камбала – это отлично, но, видимо, ей придется немного полежать в холодильнике и слегка утратить свою свежесть… Почему? Да потому что я сейчас тоже в магазине, и твоя ненаглядная Изольда с подружками сидит здесь в кафе за столиком и отдыхает от покупок за чашечкой кофе. Знаешь торговый центр на площади Калинина? Если возьмешь такси, как раз успеешь и автограф получить лично, да и пообщаться с любимой певицей сможешь… в неофициальной обстановке, так сказать… Да нормально ты одета! Я же знаю – ты у меня и в магазин за хлебом наряжаешься, как на дипломатический прием.
Переполошившаяся тетя Мила, перемежая фразы охами и ахами, ответила, что сию минуту, немедленно едет.
Чтобы брызжущая через край эмоциональность моей тети не застала Изольду врасплох, я решила, что следует приоткрыть некоторые тайны личной жизни.
Вернувшись к столику, я застала там очередную группу товарищей, выстроившихся за автографом, и, сочтя, что это очень кстати, решила внести и свою лепту.
– Сколько у тебя почитателей, Изольда, – исподволь начала я. – Теперь я не удивляюсь, почему моя тетушка все уши мне прожужжала о том, как мне повезло, что я лично общаюсь с такой знаменитостью.
Изольда улыбалась и с полным сознанием того, что получает заслуженное, принимала комплимент.
– Тетушка просто в восторге от твоего таланта, – продолжала льстить я. – Надеюсь, для нее тоже можно будет написать автограф?
– Женечка! О чем разговор! Для тебя – все что хочешь. Приноси фотографии, диски, все, что душа пожелает. Я все подпишу. Хочешь, могу даже видеообращение записать. Лично к твоей тете. Расскажу ей, какая неотразимая у нее племянница.
«Ну, это она и без обращений знает», – подумала я, припомнив бесчисленные сетования на мою ужасную работу, а вслух сказала:
– Она будет гораздо счастливее, если услышит это обращение вживую. Сейчас она едет сюда, и если ты согласишься с ней пообщаться, думаю, счастливее человека не будет на всем земном шаре.
– Конечно! Конечно, я соглашусь, Женечка, какие вопросы. После всех этих нападений так приятно слышать, что хоть кто-то доброжелателен ко мне…
– Изольдочка, ты снова об этом, – вступила Лиля. – Ну сколько можно… старое поминать. Я ведь уже говорила – наши здесь совершенно ни при чем. Более доброжелательной публики, чем в родном театре, ты не найдешь нигде, уверяю тебя. Все это, что так тебя огорчило, – совершенно случайные недоразумения, абсолютно не связанные с твоим…
Но тут, взволнованная и рассеянная, к столику подошла тетя Мила, и разговор перешел в новое русло.
– Женя… здравствуй… – прерывисто дыша, проговорила она, глядя на Изольду. – Как у тебя дела?
– Тетушка, познакомься, твой кумир – Изольда Измайлова собственной персоной, – торжественно объявила я, вставая со стула и подводя не чующую под собой ног тетю к Изольде. – Изольда, это – тетя Мила, я говорила тебе о ней, – большая твоя почитательница. Скажу тебе по секрету, я воспользовалась служебным положением и выговорила у Иосифа Вениаминовича два места в первый ряд на завтрашний концерт. Для тети Милы и ее подруги.
– В самом деле? Как мило, – начала манерничать Изольда. – Тогда я буду петь только для вас. Ваша племянница – это просто…
Дальнейший разговор представлял собой сумбурный и не очень связный обмен взаимными комплиментами, где Изольда, не слушая тетю, все пыталась рассказать ей, какая я бесстрашная, а тетя, не слыша Изольду, все говорила ей, какая она гениальная.
Наконец прима изволила заметить фотографию, которую тетя Мила, как первоклассница свой первый букет, бережно держала перед собой, и милостиво поинтересовалась:
– Это, наверное, нужно подписать?
– О!.. Да!.. Если можно… Простите, я без цветов… так хотелось подарить вам… Женя, ты представляешь, букет остался у Сонечки… такая досада, – сокрушенно проговорила в мою сторону тетя Мила. – Завтра мы собирались ехать на концерт от нее, так ближе… ну, я и оставила… Думала, зачем лишний раз трепать цветы? Они такие нежные… Кто же знал, что вот так вот получится… – снова виновато посмотрела она на Изольду.
– Ничего, тетя Мила, вручишь на концерте, – успокоила я. – Это ведь не страшно, правда, Изольда? На концерте даже как-то более кстати…
– Разумеется, – поддержала меня великодушная примадонна. – Это будет очень приятно…
Снова обменявшись комплиментами, талант и поклонница распрощались, и моя деликатная тетя, наверняка сгоравшая сейчас от желания поговорить еще немного, поминутно оглядываясь, медленно ушла из кафе.
– Какая милая у тебя тетушка, – произнесла хорошо заученную, видимо, еще в детстве фразу Изольда и, тут же позабыв о существовании этой «милой тетушки», снова увлеченно начала обсуждать с подружками гораздо более интересную тему последних покупок и городских изменений.
5
В гостиницу мы вернулись поздно, до ночи просидев в ресторане, где девушки полностью возместили совершенно улетучившийся к тому времени коньячный допинг. Изольда, ссылаясь на завтрашнее выступление, пыталась отнекиваться, но Лиля и Аллочка, мотивируя тем, что концерт только вечером и «до этого сорок раз все пройдет», приставали так настойчиво, что ей то и дело приходилось соглашаться.
Зато в гостиницу она вернулась веселая, окончательно позабыв всякие ужасы, и, поднимаясь в номер, смело и разухабисто спрашивала меня тоном человека, которому море по колено:
– Ну что, Женя? Ты снова вперед? Навстречу бешеным псам?
– Да, я снова вперед, – без тени юмора ответила я, в отличие от Изольды еще не позабыв истерику, которую вызвал прошлый случай, и зная, что ожидать можно чего угодно.
Окинув взглядом совершенно пустынный в этот час коридор, я поставила Изольду так, чтобы, когда дверь номера будет открыта, она оказалась за ней, и повернула ключ в замочной скважине.
В этот раз я подготовилась заранее и оставила включенными несколько ламп, строго-настрого наказав гостиничному персоналу, чтобы никакие горничные и уборщицы не вздумали их выключать. Поэтому, когда я открыла дверь, мне не пришлось вглядываться в кромешную тьму, и, внимательно осмотрев пространство и не обнаружив ничего подозрительного, я медленно вошла в номер, чтобы убедиться уже непосредственно на месте, что все в порядке.
Изольда, не перестававшая довольно громко иронизировать по поводу моей осторожности, наконец-таки нашла отклик в сердцах, и на голос из соседнего номера вышел Земелин.
– Иззи, что так поздно? – начал он, но тут, по-видимому, сработало обоняние, и продолжил он несколько иным тоном: – Ты что, пила?! Завтра концерт! Ты думаешь головой?!
– То-о-олик, ну не сердись, – тоном капризной маленькой девочки протянула Изольда. – Могу я немного расслабиться… Концерт только вечером, а я уже утром буду как огурчик. Вот увидишь…
– Увидишь… Посадишь связки, вот тогда увидишь…
Услышав разговор, из своего номера вышел Чаркин, и теперь вся компания была в сборе.
– А, это вы… – рассеянно проговорил он, как будто ждал кого-то другого. – А я думаю, кто это тут… Решил, Миша своих синюшных дружков притащил…
– Миша? – переспросил Земелин. – А его что, до сих пор нет?
– Увы! – саркастически улыбнулся Чаркин. – Или – ура. Не знаю.
– Зато я знаю… – тоном, не сулившим ничего хорошего, проговорил Земелин. – Все, хватит с меня… Посажу его на сдельную. Пока обработки не сдаст, ни копейки не получит…
– Давно, давно пора, – чрезвычайно оживился Чаркин. – А то возомнил о себе… крон-принц, мать его… Все вкалывают, Изольда вкалывает, один он…
Я проверила номер и не обнаружила ничего опасного, кроме большого букета белых хризантем, лежащего не журнальном столике.
– О! Цветочки! – весело проговорила Изольда, следом за мной входя в номер и с видимым удовольствием обеими руками беря букет. – Еще помнят, еще любят…
