Оксана Обухова - Шутки в сторону
Вот дурища, как-то сразу вспомнилась аттестация, данная Полине Аркадьевне дражайшей Дусей. Точно дурища. Не сказала самого главного.
Я вернулась во двор Полины и обнаружила нахохлившуюся хозяйку на любимой лавочке. Не собираясь извиняться за «бестолочь этакую», я села рядом и достала сигареты.
— Полина, надо опять начинать с соседей. Мы все делали неправильно, плясали от двери, а не от печки. Твой дом не могли прослушивать, как в кинофильмах, из машины, припаркованной неподалеку. Ни в переулке, ни на дороге за учительским домом не может остановиться ни одна машина. В переулок не пустит охрана нефтяника. На проезжей части запретят гаишники, так как там знак висит — «Остановка запрещена», ни один наблюдатель рисковать и привлекать к себе внимание не будет. Тебя слушают из дома соседей. И это — точно. — Я посмотрела на Полину. — Надо идти к соседям.
— К Стрельникову, что ли? — затравленно вытаращила глаза мадам.
— Не обязательно. Во-первых, его дом стоит в глубине сада, и даже мой слабый глазомер говорит, что дотуда метров триста с гаком получится. Хотя… — я задумалась, сорвала травинку и погрызла ее кончик, — если запись ведется по приказу Стрельникова, то аппаратура может стоять в сторожке охраны… Но… нет, — я выбросила надкусанную травинку за спину, — оставим Стрельникова в покое. Уж если бы он начал за тобой наблюдать, то микрофоны в твоем доме стояли не туфтовые, а самые что ни на есть лучшие. Догоняешь?
— Угу.
— Стрельников товарищ конкретный, так что надо шерстить левостороннего бандита и еще раз наведаться к учителям. Что-то уж очень подозрительным становится их явное нежелание не пускать нас в дом. Твой бывший муж с ними ладил?
— Не очень, — созналась Полина. — Их кобель нашего котенка загрыз, Григорий чуть с ними судиться не начал. Отпускают кобеля по ночам, тот и шастает по чужим участкам.
— Через такой забор прыгает?! — забеспокоилась я и пообещала себе не устраивать ночных перекуров на пленэре.
— Нет. Подкопы устраивает.
— Понятно. Значит, если подслушивают с учительской стороны, звонить Грише бесполезно. Они ради него не расстараются. И вообще, все бесполезно, — вздохнула я. — Любой из твоих соседей, имей он аппаратуру направленного действия, давно засек все наши «секретные» переговоры в беседке.
— Что-то много ты им отмеряешь, — засомневалась Полина. — Что они, ЦРУ, что ли?
— Не забывай, «жуки» не из дешевых. Прослушивать твоих гостей микрофонами направленного действия неприятель от соседей не мог. Окна столовой и гостиной выходят в сад, а не на их сторону. Но прослушать наши уличные беседы вполне возможно.
— Да зачем я соседям-то сдалась?! — чуть не плача, проскулила Полина.
— Не знаю. И скорее всего, если это, конечно, не личная, инициативная выдумка «бандитской рожи», сдалась ты кому-то другому. Нам остается только работать по кругу в нужном радиусе. Ходить по соседям и искать аппаратуру. Подозрительных соседских домов в радиусе двухсот метров у нас немного: учителя, бандит и сторожка охранников нефтяника. С кого начнем?
— Не знаю. Давай сначала пообедаем. — И заорала: — Гоша!!! Стелькин!! Хватит загорать! — встала с лавочки и, уже поднимаясь по ступеням крыльца, попросила: — Сходи, пожалуйста, за дом. Не ровен час, уснул наш загоральщик с плеером в ушах, да еще одной щекой к солнцу. Покраснеет неравномерно, нытьем достанет…
Я обогнула дом, прошла мимо беседки и на лужайке возле дровяного сарайчика увидела пустой шезлонг. Только кепочка с прозрачным козырьком валялась на сиденье.
Прихватив кепочку и поудивлявшись отсутствию в ней Гоши, я направилась обратно.
Задняя стеклянная дверь террасы была распахнута, пройдя ее насквозь, я попала в небольшой коридор, огороженный с одной стороны стеной, отделяющей коридор от гостиной, с другой — встроенными под лестницу на второй этаж небольшими чуланчиками для швабр, ведер, пылесоса и старых газет с обувными коробками и старыми валенками. В этой же стене была арочная дырка с лестницей, ведущей в подвальные помещения.
Из подвала доносился странный утробный вой. Вниз вела узкая темная лестница, я сунула под арку нос, но решала, что раз свет в подвале не горит — Гоши там нет. Спуститься по этой лестнице в темноте и не переломать ноги может только хозяйка дома и ее кошки.
Напевая что-то похожее на «Желтую подводную лодку» из «Битлз», я походила по дому — заглянула на кухню, где Полина колдовала у плиты, сбегала на второй этаж и, увидев в спальне Гоши аккуратно развешанные драные джинсы и рубашку с художественными подтеками, удивилась еще больше: куда мог запропаститься Стелькин в трусах и плеере? Может быть, я не заметила его на улице? А он сидит в кустах и крыжовник собирает?..
Вой из подвала снова привлек мое внимание. Нащупав на стене выключатель, я врубила иллюминацию, спустилась на несколько ступеней вниз и с перепугу чуть не рухнула с трехметровой высоты.
Вначале почти с самой верхней ступени я увидела тощие светло-бежевые босые ноги. Дальше начинался весь остальной Стелькин, он лежал под самой лестницей в неловкой позе сломанной марионетки, руки и ноги как-то странно разметались, из-под головы растекалась огромная лужа крови. Возле этой лужи стояла воющая Бемоль и, выгнув спину, хлестала себя по бокам распушенным хвостом. Дезире, прилично обвив хвостом лапы, тихонько сидела возле упавшей с Гошиной ноги сандалии. Кошка подняла морду и посмотрела на меня снизу вверх с немым укором: ну что же ты там застряла?! Мы вас зовем, зовем…
Душа моя моментально скатилась в пятки. Встречая раньше это выражение, я не считала его достоверным, так как априори полагала, что душа должна парить, а не бегать до пяток…
Однако случилось. Из груди до паха и дальше прокатилась горячая, тошнотворная волна и ударила по ахилловым сухожилиям с такой силой, что ноги сами собой подкосились.
Причитая «Гоша, Гоша, как же так», я на карачках скатилась вниз и, боясь дотронуться до Стелькина, завопила уже что было мочи:
— Полина!!! Иди сюда!! Гоша… упал…
Я не знала, что с Гошей делать. Боялась дотронуться до его головы и почувствовать хруст сломанных костей шеи или черепа. Я боялась поменять положение раненого, так как знала, что при переломах позвоночника тело лучше не трогать. Гошина грудь тихонько приподнималась, он был жив, но касаться его я не решалась.
— Полина!! Ну где ты?! Иди сюда!
— Ох… — донеслось с пола. От моих воплей Стелькин пришел в себя.
Я распласталась по паркету и умудрилась заглянуть под длинную челку стилиста. Из-под мелированных прядей на меня смотрел глаз. Очумевший и испуганный глаз парикмахера Стелькина.
— Жив? — шепотом спросила я.
— Угу, — ответил Стелькин и, не поднимая головы, зашептал: — Где я?! — и уже громче: — Что это было?! Кто это?!
— Софья, — ответила я.
— Кто это был?! — уточнил Гоша в прошедшем времени, все еще не меняя положения раненой головы.
Сверху перепуганной курицей слетела Аркадьевна и закудахтала:
— Гошик, Гошик, котик, как же это ты?!
— Я?! — с тягучим возмущением проскулил раненый и сделал попытку встать. — Меня столкнули! — и чуть не разрыдался: — Ой, девочки, я, кажется… нос сломал…
— Ничего, — причитала Полина, подставляя другу плечо, — нос не шея, заживет. А красоту так просто не уничтожить…
Левая сторона Гошиной головы была измазана стремительно подсыхающей кровью, кровь запеклась на губах, чернела в ноздрях, и выглядел Стелькин жутко, но главное — он был жив. Мы выволокли раненого наверх и, подпирая его с двух сторон, транспортировали до ванной на втором этаже. (Попутно я прихватила трубку телефона с тумбы.) Гоша рвался к зеркалу и посекундно спрашивал:
— Нос у меня на боку?! Зубы не висят?! Уши расплющены, но на месте?! — и, попав наконец к зеркалу, заорал: — Мамочки!! Это не я!
— Ты, ты, — успокоила Полина. — Сейчас отмоем, и узнаешь…
Караулова мыла Стелькина, а я звонила в «скорую». Мой разговор с диспетчером прерывали вопли:
— Осторожнее!! Ты его доломаешь!
— Цыц! Я тебе кто?! Я тебе врач!
— Ты стоматолог! — сопротивлялся Стелькин.
— Я курс лицевой хирургии прослушала!
— А-а-а-а!!
Полина осторожно трогала Гошу за переносицу, и я поражалась точности и уверенности ее движений. Стелькин скулил, но старался не дергаться. Видимо, несмотря на упреки, знал — подруга курс прослушала.
— Перелома нет. Кажется, — констатировала наконец Полина. — Но для уверенности снимок не помешает. У тебя еще что-нибудь болит?
— Да, — всхлипнул стилист. — Душа. Как я теперь буду жить с таким носом?!
— Не переживай, — утешала подруга. — Сейчас лед принесу, и отек прекратится.
Пакетик с кубиками льда, приложенный к переносице, вызвал у стилиста такой громкий взрыв эмоций, что даже кошки разбежались.
