Галина Романова - Демон искушения
— Так я пойду? — Максим приоткрыл входную дверь. — Че Машке передать?
— Передай, что я ее люблю, — сиплым голосом обронил Невзоров.
И тут же поймал себя на мысли, что очень редко говорил об этом дочери. Может, и не говорил никогда, теперь уже не вспомнить. Вот Надька, зараза, и сыграла на этом. Вот и заронила сомнения в юную неокрепшую душу его Машки.
Отец у нее теперь новый, понимаешь! Он им покажет такого отца, ёпэрэсэтэ, он вот сейчас еще почитает, что ему дочка пишет, и тогда он им всем там устроит. Предприниматели хреновы!
Прочитал…
И сидел потом часа полтора недвижимо, тупо уставившись в тарелку с застывшими в сметане пельменями. Ноги просто отнялись, когда прочитал Машкино письмо, и все. И хорошо, что отнялись, а то бы точно табельное оружие в ход пустил. Наделал бы тогда дел!
Ах ты гадина, а! Что же ты над ребенком так измываешься, сука?! Кто же право тебе дал навязывать ей твоего сально-лисьемордого мужа на роль отца?! И это при нем, живом!!! Встречаться родному отцу с дочерью не разрешаешь, а чужой куском хлеба попрекает! На день рождения с ним не отпустила, селедку поганую на стол выставив, а он ведь собирался Машку в кафе дорогущее сводить! Кто же право тебе дал такое?!
Нет, все же хорошо, что ноги у него ослабли, когда в душе все рвалось и клокотало так, что Невзоров стонал время от времени. Встряхнулся, когда Валек Смирницкий позвонил. Взял трясущейся рукой трубку мобильного телефона и прохрипел:
— Але, Валентин, чего ты?
— Спишь, что ли? Чего это голос такой хрипой? — Смирницкий был под градусами точно, потому и звонил почти в полночь. — Слышь, Олег, тут такая девчонка к нам в гости подвалила! Подруга по работе моей жены. Может, заскочишь?
— Не заскочу, — оборвал его Невзоров хмуро.
— Че так?
— А вот так! Дочку завтра забираю к себе.
— Че, неужели отпускают с тобой погулять?
— Насовсем забираю, Валь. Насовсем! А нужен я с таким приплодом твоей девочке — еще вопрос.
Смирницкий погасил веселье в голосе, помолчал, потом спросил:
— Что-то случилось, Олег?
— Письмо она мне передала с дружком своим, Валя. Такое письмо, что… Хотел даже пойти и перестрелять этих падл! Спасибо ноги отнялись. — Невзоров начал укладывать локоть на стол и влетел им в тарелку с пельменями, со злостью так шибанул по ней кулаком, что сметана брызнула на стены. — Такие вот дела, Валек!
— Они что, бьют ее, Олег?!
У самого Смирницкого имелась пара пацанов. Такие оболтусы, что жена его иногда даже плакала от них. Но Валька их ни разу в жизни пальцем не тронул. Орал так, что окна дребезжали, но чтобы бить… Никогда!
— Не бьют, Валь. За это я бы их сгноил точно! Но условия такие, блин… Как у Ваньки Жукова почти.
— Может, она драматизирует, Олег. — предположил Смирницкий, привыкший не всему верить, что говорят и утверждают дети.
— До того состояния, чтобы начать драматизировать и проситься жить с отцом, которого постоянно не бывает дома, надо еще довести человека, так ведь? — И, не дослушав, что на это ответит ему друг и коллега, Невзоров закончил: — Завтра забираю девку и все тут!..
Назавтра у него ничего не получилось. Воскресное утро началось с происшествия, и его чуть свет подняли с кровати. Битый день мотался по городу, пытаясь с ребятами по горячим следам раскрыть преступление. Черта с два кого нашли. Вернулся домой ближе к вечеру злой, голодный, успев принять на голодный желудок сто пятьдесят граммов водки.
С грохотом зашвырнул в угол ботинки. Пригладил в полумраке прихожей волосы, лампочку он так и не ввернул. Пошел на кухню, открыл холодильник и поморщился. Пельмени убрать в морозилку вчера позабыл, расстроившись из-за Машки, и они теперь расползлись по деревянной доске страшными серыми медузами. Но делать было нечего, пришлось отдирать их и швырять в подоспевший кипяток, больше в холодильнике ничего не было.
Пока пельмени подходили, Невзоров сидел в любимом углу на табуретке и лениво жевал подсохший кусок хлеба, оставшийся на столе со вчерашнего вечера. Он так устал за день, что думать ни о чем не хотелось. Да и не получалось, если честно. Сдобренные водкой мысли были тяжелыми и неповоротливыми и все почему-то про сон. Даже есть расхотелось в тишине собственной квартиры.
Когда выпивали с ребятами, так хотелось чего-нибудь перекусить, что, казалось, способен скелет проглотить от той селедки, которой они наскоро закусывали. А сейчас, когда по кухне поплыл луково-чесночный аромат сварившейся начинки от пельменей, даже и не манится. Но поесть все равно было надо. Водка на голодный желудок могла ему завтра отрыгнуться острым приступом панкреатита.
Навалив себе в тарелку целую гору сварившихся «медуз», Невзоров облил их сметаной и приступил к ужину.
Машку он заберет завтра, решил он, заваливаясь после холостяцкого ужина на диван в гостиной. С утра не получится, конечно. Понедельник — какое там! А вот сразу после работы поедет за ней. Для убедительной твердости еще и ребят с собой возьмет. Чтобы, значит, на эту отвратительную бабу и ее мужика страху напустить. Может, стоит с утра еще и форму надеть? А что? Идея! Надьку-то, конечно, этим не напугаешь. А вот предпринимателя ее сального…
Кстати, а чем тот занимается? Что у него за бизнес? А то бизнесмен, бизнесмен! А чем конкретно занимается, никто так и не просветил. Может, он семечками на вокзале торгует! Или туалеты на рынках обслуживает! Чем еще может промышлять мужик, у которого баба таскает банки с супами и макаронами из столовой? Это Машка про это ему написала. При Невзорове таскала, оно понятно. Считала, что зарплата у него грошовая. А чего же при Фенечке своем? Тьфу ты, гадость какая! Придумала же имечко…
Все, решено. Завтра после работы он заберет Машку к себе. Ничего, управятся как-нибудь вдвоем. Она уже девочка взрослая, помогать ему будет. Она — ему, а он — ей. На этой благостной волне Невзоров и задремал, позабыв раздеться.
Проснулся от резкого звонка мобильного телефона, и не звонка даже, а колокольного звона. На этой мелодии у него Надька была записана. Все собирался стереть, да все откладывал. Она ему после расставания и не звонила ни разу, а тут вдруг с чего-то позвонила. И странно, что в три ночи!
— Спишь, алкаш?!
Она безошибочно угадала в его голосе алкогольные пары. Она всегда угадывала, как собака, натасканная на наркоту.
— Чего тебе? — буркнул Невзоров и тут же подул себе в ладонь, и правда пахло перегаром, оттого, наверное, что пили натощак. — Чего звонишь, делать нечего? Времени видала сколько?
— Видала, алкаш, видала, — зашипела Надька ему на ухо.
И до того явственно зазвучал ее голос, что Невзоров даже обернулся себе за спину. Показалось, что она лежит сейчас у стенки и пилит его, пилит, пилит.
— И чего тогда?
— А то! — заорала она истошно. — Она у тебя, признавайся?!
— Кто у меня?
Он помотал головой, не понимая спросонья.
Она кого имеет в виду? Неужели прознала про ту девушку, с которой собирался его познакомить Валек? Прознала и теперь собирается устроить ему на ночь сцену ревности и…
— Машка, спрашиваю, у тебя?! — снова заорала бывшая жена и тут же сорвалась на маты: — Чтобы сейчас же привез ее обратно домой, слышишь, алкашина! Чтобы сей момент!!! Иначе тебе и майорские погоны станут жать. Я тебе это обещаю!
— Заткнись, — бесцветным голосом обронил Невзоров, резко усаживаясь на диване. — Ее у меня нет! Что случилось?! Где Маша?! Ну?!
Повисла такая оглушительная тишина, которая еще ни разу в жизни его не оглушала. Невзорову казалось даже, что он слышит, как притормаживает свой бег кровь в его венах, застывая от ужаса. И волосы вполне ощутимо шевельнулись с характерным статическим потрескиванием.
— А она точно не у тебя? — дребезжащим, готовым сорваться на плач голосом проблеяла Надька. — Ты не врешь, Невзоров? Хотя ты ведь никогда не врал… Олег, где же она?!
Где она?! Где его дочь?! Его славная малышка Машка пропала?!
— Когда ты ее видела последний раз? — спросил Невзоров, все еще на что-то надеясь, на чудо какое-то или на идиотское недоразумение. — Где она была, когда ты ее видела в последний раз? Ну, Надежда! Не молчи!
— Она… — бывшая жена всхлипнула. — Она Феде помогала.
— Какому, хрен, Феде??? — заорал он не своим голосом. — Где помогала?!
— У него же бизне-ес. — Надька заревела, но тут же не удержалась, чтобы не уколоть: — Он же не привык жить за чужой счет. Он привык копейку горбом зарабатывать.
— Ага! Я понял! — Невзоров грязно выругался. — А потом подставлять под все это дело горб своей падчерицы, так, что ли?!
— Нет. Машка, она сама. Сама запросилась. Говорит, делать в каникулы нечего. И Федя обещал ей заплатить на карманные расходы. Он говорил ей всегда, что все блага надо отрабатывать.
— Мне срать, что говорит там твой Федя! Машка вернулась с поденщины или нет, я не понял!!!
