Эва Хансен - Цвет боли: черный
– Кто это? – палец фру Олайсон ткнул в изображение.
– Вам знакомо это лицо? – вопросом на вопрос ответила Фрида.
– Да, это бывшая соседка, теперь она в той квартире не живет.
– А раньше жила?
– Да.
– Одна?
– Нет, вдвоем еще с одной.
– С этой?
Мария Олайсон вытаращила глаза на фотографию Кайсы, которую ей подала Фрида:
– Да. На них уже жаловались?
– Было такое, за вождение в нетрезвом состоянии. Скажите, а они жили там давно и постоянно?
– Нет, не очень. И не постоянно, вечно отсутствовали, никогда не сдавали деньги вовремя, если нужно что-то отремонтировать. Приведут этих беженок, немного подержат, потом исчезнут сами и девиц с собой уведут. Я не против, но надо же и совесть иметь!
– Вы правы. А чем они вообще занимались? Они что-то говорили о своей работе?
– Нет, – поджала губы женщина. – Никогда. Даже не здоровались, словно они одни живут в доме. Сколько раз приходила, чтобы обсудить, какого цвета должны быть стены в подъезде… Знаете, мы все решаем сообща, а эти никогда не участвовали, все время делали вид, что им некогда.
– Больше с ними никто не был знаком в вашем доме?
И снова пенсионерка поджала губы:
– Были, как не быть. Сосед со второго этажа, что над ними, все время болтал по-дружески, советы какие-то давал.
– Он может подтвердить ваши слова?
– Какие слова? Что он подтвердит, если сам иммигрант, из Турции приехал, по-шведски говорит с трудом.
– А с ними как разговаривал?
– По-английски.
– Кто там сейчас живет?
– Эта беременная и две какие-то арабки. Я в глазок видела.
– Давно?
– Нет, вчера привела. По-шведски ни гугу. Ей рожать уже скоро, а она иммигрантов водит!
– Вы не любите иммигрантов?
– А вы любите? Я родилась в Стокгольме, но теперь он на себя не похож! Раньше все было намного лучше.
Фриде хотелось спросить, неужели в изменении облика города вина только иммигрантов, но она понимала, что вести политкорректную беседу с воинствующей коренной шведкой не получится, да и желания не было. Выручил вошедший в кабинет Даг:
– Фрида, пора на совещание. Это срочно.
– Мария, мы можем договориться с вами о встрече у вас дома? Завтра удобно?
– Удобно.
– Я позвоню.
– Я буду весь день дома.
– Спасибо за бдительность. Мы поговорим с соседкой, чтобы вам не мешали.
– Уж пожалуйста.
Глядя на поджатые губы активистки, Вангер не сомневался, что Олайсон не успокоится, пока не выживет соседей из дома. Черт, помощь населения, конечно, хорошо, но было бы лучше, если бы это самое население, вовремя сообщив нужную информацию, больше не совалось. Ему хватало двух суперактивных подруг, теперь бдительная гражданка – и дело испорчено окончательно.
Хотя, приходилось признать, что без этих активисток они вообще ничего не знали бы о подозрительном адресе.
Вангер вдруг сообразил, что троица может объединиться, то есть активные подружки могут запросто найти общий язык с Олайсон, тогда на поимке Анны Свенссон, если это она, можно сразу ставить крест.
Даг немедленно набрал номер Линн Линдберг:
– Ваша информация частично подтвердилась. Теперь слушайте меня внимательно и усвойте: к дому не соваться ни под каким предлогом! Анна Свенссон знает вас в лицо, слишком хорошо знает, чтобы ошибиться, потому, только показавшись на другом конце улицы или вообще в том районе, вы можете ее спугнуть. Вы меня поняли?
– Да.
Вангер не очень надеялся, что у подружек хватит ума последовать его требованию, но рассчитывал дозвониться Юханссону и попросить его вразумить Линдберг, правда, преподнеся несколько иную версию событий.
На всякий случай он повторил:
– Линн, я вас очень прошу хотя бы пару дней там не появляться, когда будут новости, я обязательно позвоню. Не сорвите нам наблюдение.
Чтобы придать вес требованию, пришлось добавить, что адресом занимается группа по борьбе с траффикингом, хотя пока никто не занимался. Бергман обещал содействовать в организации наружного наблюдения, но было решено, что сначала туда под видом работника муниципалитета сходит Фрида, чтобы было понятно, стоит ли заваривать кашу в такое время, когда все и без того заняты по горло. Обидно было бы зря распылять силы, и без подозрительного адреса много работы.
Убедившись, что Олайсон отправилась восвояси, инспекторы снова собрались на совещание.
– Нужно очень осторожно посетить этот дом. Угомони эту Олайсон, а Анне-Пауле, если это она, скажи, что из муниципалитета по поводу неучастия в общественных делах и тому подобное… Поболтай и посоветуй не конфликтовать с соседями.
– Думаю, затягивать не стоит, сходи уже сегодня вечером. Если это Анна-Паула, то чем скорее мы ее возьмем, тем лучше. Она исключительно изворотлива, сумела прикинуться беременной, как бы ни ушла снова.
* * *
Позже мы с Бритт, основательно обсудив положение дел, пришли к выводу, что он прав. Анна знает в лицо нас обеих, потому, заметив, может просто скрыться. Оставалось надеяться на Дага Вангера и его парней.
Прошел день, но Вангер не позвонил. Мы честно боролись с искушением отправиться по указанному адресу. Хватило нас на два дня. Может, мы и смогли бы вытерпеть дольше, но из Оксфорда вот-вот прилетит Ларс, уж он-то не позволит нам ни во что вмешиваться!
Вангер моей настойчивости явно рад не был, он хмуро ответил, что и без нас дел невпроворот, а Анной и указанным адресом уже занимаются.
– Кто?
– Линн, я же сказал, что сообщу, когда будет что-то новое. И очень прошу не соваться туда, чтобы не спугнуть Свенссон. Даже не прошу, а приказываю.
– Но мы могли бы помочь…
– Слушайте, мне говорили, что вы беспокойны, но не настолько же!
Я разозлилась:
– То, что вы слышали обо мне, – неправда. – И добавила, прежде чем Вангер успел усомниться в моих словах: – Действительность во много раз хуже!
– Спасибо, вы меня успокоили. Мне казалось, в кафе я вам все объяснил, а вы поняли. Повторить?
– Не стоит.
– Извините, меня зовут, не могу продолжать разговор.
Мне хотелось выругаться, причем крепко. Может, я действительно чего-то не понимаю?
– Бритт, давай еще раз про траффикинг.
– Сейчас глянем, – пожала плечами подруга. – Это торговля людьми, чаще всего ради предоставления сексуальных услуг. Обычно женщинами, иногда несовершеннолетними и вообще детьми. Самое то…
– Неужели Анна ко всему занималась еще и этим?
– А чего же ради она выбрала эту смугляночку, не в подруги же себе? Думаю, они таким образом добывают живой товар. А что, вполне удобно: пришла, поулыбалась, пригласила домой, чтобы помочь, помнишь, она показала, что может взять еще троих…
– Но при чем тогда Ларс?
Бритт плюхнулась в кресло и на минуту задумалась.
– Конечно, можно спросить его самого, но, думаю, ничего хорошего не получится. Попробуем методом дедукции и индукции.
– Я помню, что такое логика, но не думала, что ты обожаешь ею заниматься.
– Это не я, папа обожает, – отмахнулась подруга. – Он потому и играет в покер и бильярд, что в обоих случаях есть возможность применить логику.
– В бильярде?
– Ага. От точности удара зависит движение шара и, следовательно, попадание в лузу…
Я пожала плечами, тоже мне, специалист по логическим размышлениям:
– Ну, этот принцип можно подвести подо что угодно.
– А он везде и работает, кроме исключений, конечно, которые бывают часто.
– Ладно, что там говорит твоя логика о Пауле и траффикинге?
– Оставим пока Ларса в покое. Вспомни, что он говорил о приезде Паулы?
– Ты же собиралась оставить его в покое?
Не обращая ни малейшего внимания на мое ехидное замечание, Бритт продолжила:
– Что она приехала в Стокгольм налаживать отношения с местными, прежде всего с Леннартом. Леннарт занимается чем? БДСМ.
– При чем здесь траффикинг?
– Откуда в подвале были девушки, не из Оперного же театра? Явно снятые где-то. А муж Паулы занимался поставкой секс-рабынь. Вот тебе один из способов их получать.
Я покачала головой: святая американская простота.
– Бритт, я понимаю, что ты не в курсе, но в Швеции с 1999 года запрещена проституция, то есть торговля секс-услугами.
– Ты думаешь, если запрещена, то не существует? Боюсь, ты смотришь на жизнь сквозь розовые очки.
– Конечно, существует, но это сводничество, то есть уголовно наказуемое преступление.
Подругу такими мелочами, как упоминание о шведском законодательстве, с мысли не собьешь.
