Ольга Тарасевич - Смертельный аромат № 5
…Митя никогда не рассказывал Габриэль о том, что произошло в гарсоньерке Феликса Юсупова, но такое разве скроешь. Все газеты писали – князь Дмитрий был в числе заговорщиков, это его автомобиль увез Rasputin, простого сибирского muzika Григория, отравленного, израненного, к ледяным водам реки, где тот встретил свою смерть.[13] Убийство сделало Митю русским героем. Его поклонники даже предлагали ему бежать перед отправкой на персидский фронт, не опасаясь гнева Николая II, решившего таким образом покарать своенравного кузена. Но Митя отказался и тем самым спас себе жизнь. Кто знает, что сделали бы с ним эти ужасные большевики. Нет, вначале для него все складывалось неплохо. Приехав во Францию, он сумел получить деньги за удачно проданный по его распоряжению особняк в России, поселился в лучшем парижском отеле «Ритц». Русские всегда были транжирами. К тому же Митя не сомневался: большевики – это ненадолго.
…Габриэль выскользнула из постели. И уже собралась отправиться в ванную, как ее взгляд зацепился за висящую на стуле сорочку Мити, украшенную вышивкой у ворота. Нет, ее внимание привлекла не вышивка. Хотя она очень эффектна. Габриэль теперь точно так же украшает платья и даже пальто. Одежда Мити вдохновила ее на целый ряд нововведений, пришлось открыть даже специальное ателье для вышивальщиц.
«Ну, конечно, – с облегчением подумала Шанель, выяснив причину своего беспокойства. – Портниху не обманешь. Маленькая дырочка на сорочке».
Она достала из стоящего на столике несессера нитки и иглу и быстро заштопала рубашку. Митя очень горд. Попытки подарить новую одежду обижали его до глубины души. У Габриэль разрывалось сердце, когда она видела, как Митя тайком подкладывает в протершиеся до дыр ботинки газету.
На лестнице, ведущей в сад, бузили дети Игоря Стравинского. Габриэль с удовольствием провела рукой по светлым головенкам отпрысков композитора. В ее доме теперь много русских. Кухарка научилась печь блины, которые подает на завтрак с непременной икрой, а Габриэль, после многочисленных уговоров гостей, даже попробовала vodka из большого хрустального штофа.
– Dobroje utro! – громогласно раздалось из-за зарослей гортензий.
Это уже был ритуал. Лакей Мити Петр, огромный, как и все русские, каждое утро грел в саду samovar, а потом садился на скамью возле большого кедра. Ему нравился кедр, потому что он напоминал Россию, и не нравилось, что на горизонте виднеются очертания Парижа, проколотые тонкой иглой Эйфелевой башни.
– Dobroje utro, Пьер, – старательно выговорила Габриэль и присела на краешек шезлонга. – Митя все еще спит. Он такой соня!
Лакей отлично говорил по-французски.
– Великому князю надо. Грудь у него слабая, чахоточная. А здесь у вас хорошо. Тепло. Только… – Петр запнулся, но потом все же решился продолжить: – Дом у вас чудной. В России ставни красят в белый цвет.
Габриэль обернулась на «Бель Респиро»: бежевые стены, серая крыша, черные ставни. Черный – цвет траура. Боя больше нет… Она давно перестала пугать друзей мрачным молчанием. Старательно делает вид, что весела, и даже завела себе молодого любовника. Митя моложе, намного моложе ее. Но это совершенно ничего не значит. Душа в сумерках. На принадлежавшей прежде Габриэль вилле вообще все комнаты были затянуты черным крепом. Потом она распорядилась сменить его на розовый. И в конце концов продала «Миланезу», потому что ее комнаты помнили шаги Артура, и Габриэль казалось, что они вот-вот раздадутся вновь… Единственное, перед чем бессильны краски, бессилен костюм, – это горе. У него один цвет. В «Бель Респиро» черные ставни.
Митя отогрел ее своей любовью, стало чуть легче. Габриэль благодарна его васильковым глазам, в которых светится обожание. Но после той аварии не было ни дня, чтобы в ее воспоминания не пришел Артур.
Приближение Мити Габриэль угадала по запаху. Розовая и апельсиновая вода, духи, одеколон – русский любовник ни дня не мог обойтись без них. Теперь до Габриэль явственно доносился нежный фиалковый аромат.
Шанель не любила духи. Нет ничего лучше запаха чистоты, свежего платья, аромата мыла и влажной после принятой ванны кожи. Хотя…
– Dobroje utro, Коко, – улыбаясь, сказал Митя. И, повернувшись к Петру, перешел на русский.
– Dobroje utro, дорогой, – пробормотала Габриэль.
Невольно залюбовавшись высокой стройной Митиной фигурой, она подумала: «А что, если… А почему бы и нет? Это могло бы оказаться очень любопытным. К тому же негодный Пуаре выпустил свои первые духи».
2
Тимофей Аркадьевич Ковалев разложил на столе фотографии, а потом неодобрительно крякнул. На размытых прямоугольниках нельзя различить лиц. Дальнозоркость. Старость?
«Какая, к лешему, старость. Просто слегка испортилось зрение! У всех портится. Это не старость. Еще поясница покалывает. Ну и что? Я полон сил, у меня масса планов. И сейчас свидетель Семенов Алексей Петрович, 1967 года рождения, мне все и расскажет», – думал следователь, отчаянно роясь в бумагах.
Наконец очки нашлись. Он водрузил их на нос, и собственный стол сразу же обрел четкость. Снимок супруги любовника Весты Каширцевой Светланы Зориной лежал вторым справа. В том, что у прочих женщин, чьи фото теперь рассматривал водитель Алексей Семенов, нет никаких проблем с законом, Тимофей Аркадьевич мог поклясться. Сотрудницы прокуратуры – секретари, стажерки и даже вечно кряхтящая (а ведь всего пятьдесят, промелькнуло у Ковалева в голове) уборщица Зинаида Александровна.
– Мне знакомо лицо этой женщины, – Алексей Петрович уверенно пододвинул к себе снимок Светланы Зориной. – Я точно ее видел, только…
– Что только? – нервно осведомился следователь. Этого он и опасался: и банкир, и его жена – любимцы всяких легкомысленных журнальчиков. Если свидетель видел фотографии четы Зориных в прессе, то он, скорее всего, запомнит именно их – яркие, броские. А тот снимок, на который искоса поглядывает водитель, сделан не самым качественным, позаимствованным у криминалистов, фотоаппаратом. О съемке главную подозреваемую в известность, разумеется, не ставили, сфотографировали исподтишка.
– Не думаю, что это она была в машине, – свидетель понурился. – Не очень от меня много толку, да? Но среди остальных женщин той, что я видел, точно нет.
– А почему вы думаете, что это не она? – терпеливо поинтересовался Тимофей Аркадьевич. Да он супругу свою, Юлию Романовну, порой признать не может. С волосами что-то делает, платье новое наденет – хоть снова в загс ее веди. – Может быть, между женщиной на фотографии и той, которую вы видели в машине, все же есть что-то общее?
На круглом простодушном лице Семенова отразились сомнения. Он еще раз посмотрел на снимок, потом закрыл глаза.
– Нет! – сказал он через пару секунд. – Это две совершенно разные женщины. Эта на фотографии – блондинка. Та – я точно помню, была шатенкой. Но дело даже не в этом Я видел ее в профиль. У нее очень четкий овал лица. Никакого двойного подбородка. А эта… Вы гляньте!
Ковалев уже налюбовался на Светлану Зорину более чем достаточно. Аппетитная бабенка, фигуристая. Мужик ее – обычная история: седина в бороду, бес в ребро. Но это так, к слову. В самом деле, Светлана – такая вся пышечка, кругляшечка. И щеки полные, и подбородок двойной действительно наметился.
– Спасибо, Алексей Петрович, – Ковалев протянул водителю руку. – Вы мне очень помогли. Если ваша помощь потребуется снова – я позвоню. И вы тоже звоните, вдруг что-то вспомните.
«Значит, – подумал Ковалев, когда за свидетелем закрылась дверь кабинета, – у Светланы Зориной была сообщница. Непонятно, почему она доверилась женщине. Но все-таки доверилась. Как-то я не очень представляю Зорину, которая на „Жигулях“ давит любовницу мужа. Откуда у нее „Жигули“? По картотеке ГИБДД, Зорина является счастливой обладательницей джипа „БМВ“. В числе угнанных в тот день машин есть пара „девяток“, но опять-таки, как жена банкира угнала чужую машину? Значит, была сообщница. И, скорее всего, со своим автомобилем».
Тимофей Аркадьевич снял очки, потер переносицу. Ничего не поделаешь – надо опять звонить Петру Симакову. Частный детектив по просьбе Светланы шпионил за блудным супругом. Со слов детектива, Зорина хотела получить не только развод, но и оттяпать большую часть состояния мужа. Он пошел бы на это, так как деньги заработать можно, а вот испорченную репутацию не восстановишь. Сергей Павлович Зорин всегда козырял якобы счастливой личной жизнью, агитировал за семейные ценности, за стабильность отношений вообще, а банковских отношений в частности.
Светлана Зорина, обращаясь к Симакову, просто не могла знать – частный детектив из бывших, из следователей. Видимо, у Петра имелся доступ к сводке происшествий, потому что как только по этим каналам прошла информация о гибели Весты Каширцевой – он сам связался с прокуратурой и сдал клиентку со всеми потрохами. Просил лишь об одном – чтобы его имя не фигурировало в официальных материалах дела. Ковалев на это с радостью согласился. Протоколом допроса больше, протоколом меньше – невелика потеря. Какая разница, как удалось установить мотив совершения преступления. Будут доказательства – все станет на свои места. Тем не менее доказательная база формировалась с очень большим трудом. Непосредственно к Светлане еще обращаться рано. Улик никаких. Пусть пока спит спокойно. Если у нее, конечно, это получается.