Энн Грэнджер - Хорошее время для убийства
— Вот здорово, — язвительно ответил Саймон. — Либо я соглашусь с вами, что я идиот, но я ведь не идиот. А если я скажу: да, старший инспектор… — Он исказил свой голос, подражая Маркби. — А если я скажу: да, я специально так сделал, чтобы она упала, то не успею и глазом моргнуть, как мне уже предъявят обвинение в умышленном убийстве!
Маркби побарабанил пальцами по столешнице и шумно выдохнул. Либо Парди слишком проницателен, либо он просто дурак. Пока определить невозможно.
Лишить человека жизни можно разными способами. Уголовный кодекс не всякое лишение жизни квалифицирует как умышленное убийство. Возможно лишение жизни по неосторожности или в результате причинения тяжких телесных повреждений, повлекших за собой смерть жертвы. И тут крайне важно сразу установить степень виновности, то есть понять, что было на уме у нападающего в момент нападения. Если пользоваться юридическим языком, можно сказать, что Парди вел себя неосмотрительно, неосторожно, опрометчиво. Если бы он размахивал своим плакатом, стоя посреди пустой площади, сразу стало бы ясно, что у него нет намерения никому навредить. А может быть, он просто не заметил всадницу, которая неожиданно приблизилась к нему? Да, он напугал коня, но не по злому умыслу. Так получилось случайно…
Но Парди не мог не видеть, что со всех сторон окружен людьми. Он не мог не знать, что охотники явились к месту сбора верхом и с гончими собаками. Тем не менее он продолжал размахивать плакатом, не обращая внимания на то, что пугает животных. Конечно, он поступил опрометчиво, необдуманно. Но собирался ли он свалить Гарриет с коня? Затаил ли он на нее злобу с прошлой пятницы, когда она грубо обошлась с ним на улице? Узнал ли он в ней свою обидчицу, или Гарриет просто неудачно подвернулась ему под руку? В общем, можно ли назвать действия Парди необдуманной неосторожностью, за что приговор будет менее суровым? Или он все же специально испугал коня, чтобы тот сбросил наездницу? Тогда его ждет обвинение в умышленном убийстве.
Старший инспектор Маркби покачал головой. Он не адвокат, не судья и не присяжный. Но в суд парень попадет только после предварительного следствия. Значит, нужно досконально разобраться в мотивах! Если он отнесется к делу поверхностно, любой мало-мальски ловкий адвокат освободит смутьяна от всех обвинений, прицепившись к какой-нибудь формальности. Впрочем, нельзя исключать, что Парди — просто молодой дурак. Может быть, размахивая своим плакатом, он в самом деле не понимал, что угрожает жизни и здоровью других людей. Маркби неоднократно приходилось сталкиваться с проявлениями человеческой глупости. Нужно будет заняться этим Парди вплотную. Пока же Маркби решил выяснить для себя другой вопрос.
— Вы когда-нибудь писали письма членам охотничьего общества?
— С чего бы? Валентинки, что ли? — Саймон Парди язвительно хмыкнул, но от зоркого взгляда и чуткого уха старшего инспектора не укрылось его удивление. Такого вопроса он не ожидал. Он заранее приготовился оправдываться по поводу утреннего происшествия, но не был готов отвечать на другие вопросы. Он смерил Маркби откровенно неприязненным взглядом, и тот решил, что парень злится оттого, что старший инспектор его перехитрил.
— Не пытайтесь умничать, — приказал Маркби. — Ничего смешного здесь нет и шутить сейчас тоже не время. Писали ли вы когда-либо письма с угрозами, адресованные членам Бамфордского охотничьего общества или людям, связанным с ними? Например, мистеру Фирону, владельцу платной конюшни в Пакс-Коммон?
— Ничего я не писал! — воинственно заявил Парди. — Нечего обвинять меня невесть в чем. Ничего вы не сможете доказать.
— Фирон свое письмо сохранил, и оно сейчас здесь, у нас, — сказал Маркби.
— Ну и что? Собираетесь сличать почерки? — Парди надменно фыркнул.
— А если я отвечу «да»? Что вы на это скажете?
— Скажу, что вы не имеете права! — нахально ответил Парди.
— Вот как? — вкрадчиво и почти ласково спросил Маркби. — Почему же?
Парди, хоть и с опозданием, понял, в какой капкан он едва не угодил, и пошел на попятный.
— Ничего я не знаю. Я имел в виду, вам не удастся доказать, что почерк мой, потому что я никаких писем не писал.
— Неужели? — По почерку Маркби действительно ничего не мог доказать, потому что письмо было составлено по классическому канону. Аноним вырезал буквы из газеты и наклеил их на лист бумаги. Парди почти признался в том, что ему об этом известно, но вдруг резко осекся. Теперь его уже не заставишь проговориться.
— Где вы были в канун Рождества? — спросил Маркби.
— В основном дома. Но сначала сходил в паб выпить.
— Вас там кто-нибудь видел? В каком пабе вы были?
— В «Грозди винограда». Меня там видели несколько человек. Мои приятели, с которыми я там был — Микки, Трейси и Черил; мы вместе снимаем квартиру. Меня вспомнит и хозяин, жалкий старый урод.
— Когда вы оттуда ушли?
— Не помню, кажется, в полдесятого.
— Куда оттуда направились?
— Домой!
— Один?
— Да!
— Дома кто-нибудь был? Видели, как вы вернулись?
— Нет! Я же сказал, Трейс, Черил и Микки оставались в пабе. Я ушел без них. Черил напилась в стельку.
— А вы? Тоже напились… в стельку?
— Нет, я не был пьян!
Маркби глубоко вздохнул. Допрос зашел в тупик. Трудно доказать, что в канун Рождества Саймон Парди ездил в конюшню и выпустил лошадей. Рождественский сочельник, как и канун Нового года, — время, когда все куда-то перемещаются. Молодежь ходит по пабам, посещает дискотеки. Среди этой публики много пьяных или обкуренных неизвестно чем, не говоря уже о том, что молодые люди поглощены собой и не замечают ничего вокруг себя.
— Хорошо, давайте вернемся к событиям на рыночной площади. Или нет, давайте вспомним, что было в прошлую пятницу. Вы были в Бамфорде и собирали подписи под петицией.
— Да! — удивился Парди. Упоминание о пятнице ему нё понравилось, и он насторожился. — А вы откуда знаете?
— Вас видели патрульные и половина жителей Бамфорда. Вы подходили и к покойной мисс Гарриет Нидэм.
— Разве? Не помню. Я ко многим подходил. Значит, ее так звали?
— Вы подошли к мисс Нидэм, — ровным голосом продолжал Маркби, — хотя, возможно, тогда еще не знали ее имени, и призвали ее подписаться под петицией. Она обругала и оттолкнула вас; вы ударились о дверь «Вулвортса».
— Эй! — обиженно воскликнул Парди. — Откуда вы… Чепуха какая! Кто вам сказал?
Маркби посмотрел на молодого человека в упор:
— Очень надежный свидетель.
— Да? Пусть ваш надежный свидетель убирается знаете куда…
— Так вы беседовали с мисс Нидэм? — почти закричал Маркби, не давая Парди договорить. — А когда она пошла прочь, выкрикнули: «Ну погоди, вот настанет второй день Рождества» — или что-то в этом роде?
— Не помню.
— Вы так крикнули. Вы были в ярости. И повод для злости у вас имелся. Она вас толкнула. Она выставила вас идиотом в глазах окружающих. Разве вы не разозлились? Разве вам не захотелось ей отомстить?
Саймон Парди провел языком по пересохшим губам:
— Требую адвоката!
— Правда? С чего вдруг?
— С того, что имею право, вот с чего! Требую адвоката. Больше ни слова не скажу, пока он сюда не придет. И даже не надейтесь, что я что-нибудь подпишу.
— Как же зовут вашего адвоката? — спросил Маркби, кивая Пирсу.
Глаза задержанного полыхнули злобным блеском.
— Колин Динс, — сказал Парди и с радостью заметил, как ошарашен старший инспектор.
* * *Позже в тот же вечер Саймон Парди, на время освобожденный из-под стражи и получивший строгое предписание не покидать пределы города, отправился домой. Он жил на Джубили-роуд, застроенной домами эдвардианской эпохи. Дом номер 43, который он снимал на паях еще с тремя молодыми людьми, обветшал больше остальных. Каменная кладка осыпалась, а верхний парадный эркер заметно накренился. Из стен выпадали кирпичи, краска выцвела и облупилась. Здесь не было канализации. Поэтому жильцы в любую погоду должны были ходить в будку на заднем дворе, стоящую рядом с угольным сараем. Приличные господа не хотели селиться в такой развалине, и домовладелец радовался любым предложениям. Он сдал дом четырем молодым людям за весьма низкую плату.
Саймон поселился на Джубили-роуд после того, как познакомился в пивной с Миком Лири. Тогда он как раз подыскивал себе жилье, а Микки и еще двум девушкам нужен был четвертый компаньон, потому что их приятель неожиданно съехал. Троим платить за дом было не по карману; если же разделить плату на четверых, получалось вполне приемлемо. Саймон тут же вселился.
Микки работал неподалеку от Джубили-роуд, на складе; две девушки, Трейси и Черил, были продавщицами в супермаркете. После работы подруги одевались одинаково: в черные узкие брючки, черные кожаные куртки и черные замшевые сапоги. Крашенные в черный цвет волосы они начесывали и поливали лаком, так что пряди торчали пиками. В ушах, в носу, на подбородке — «гвозди» и серьги. Трейси и Черил были похожи и внешне: обе невысокого роста, коренастые, энергичные. Когда они шагали вместе по улице в своем черном прикиде, они были похожи на двух хищных пауков. Соседки Саймона не интересовали, как и девушки вообще. Впрочем, молодые люди его не интересовали тоже. В целом можно сказать, что он вообще не любил людей. Он всю жизнь был одиночкой, даже в школе. Саймона привлекали радикальные политические группировки, но в конце концов он примкнул к защитникам окружающей среды. Сейчас он собирал подписи в защиту несчастных лисиц, которых истребляют охотники. Но животных он тоже не любил. К дому номер 43 прибились два кота; жильцы подкармливали их — все, кроме Саймона. Его коты избегали. Мик — тот вообще обожал кошек, а девушки таскали для любимцев из своего супермаркета банки с кошачьими консервами. В общем, можно сказать, коты неплохо устроились. Только Саймона, записного защитника окружающей среды, они старались обходить стороной.
