Eкатерина Островская - Упасть еще выше
– Хотела бы посмотреть, о чем вы пишете. Или вы думаете, я не пойму?
– Ты-то как раз поймешь, но вот, к сожалению, не все коллеги меня понимают.
Лена посмотрела на компьютер на рабочем столе.
– У меня с собой флешка с рукописью. Я могу тебе перекинуть, и ты, когда будет время, ознакомишься…
Они общались еще около часа. А когда Лена вышла из комнаты, к ней сразу подскочила Инна Сергеевна.
– Как прошло? – шепнула она.
– Очень способная девочка, – так же тихо ответила Лена, которой не хотелось говорить в коридоре, под дверью комнаты Вики.
– Я вас довезу, – предложила бывшая жена Валерия Ивановича и напряглась от своей доброты – судя по всему, ей очень не хотелось выполнять работу водителя.
– Если только до метро, – кивнула Зворыкина.
Станция метро была неподалеку, но они долго сидели и разговаривали в автомобиле. Лена давала кое-какие рекомендации. Инна Сергеевна даже записала что-то в блокнотик. Удивилась:
– Надо же, а другие психологи заставляли Вику заштриховывать карандашами разного цвета силуэт человечка, а потом говорили мне, сколько в ней процентов интеллекта, злости, скрытности, еще чего-то. А ребенок ведь не из процентов состоит…
– А еще те специалисты наверняка заставляли ее выбрать из множества изображений животных те, которые ей понравятся, и нарисовать свою семью, написать на листочке с одной стороны свои положительные качества, а с другой отрицательные… Это все из методических пособий для школьных психологов…
– Сколько я вам должна за сегодняшний визит? – поинтересовалась Инна Сергеевна, раскрывая сумочку.
– Нисколько. Я же предупредила, что согласна на ту сумму, что вы мне предложили, но только по результату, когда вы сами заметите, что Вика изменилась, стала спокойной и адекватной.
Лена вышла из автомобиля, и сразу же в ее сумочке зазвонил телефон. Это был Пышкин.
– Узнал про эту нелепость, произошедшую с Колей. Я, к сожалению, сейчас в отъезде, а по телефону ничего решить не получится. Но я на днях вернусь, и все образуется.
– Нелепость – это когда свою остановку в метро пропустил, – не выдержала Лена, – а он в тюрьме неизвестно по чьей милости!
Сказала и подумала, что метро для Пышкина – не аргумент: он давно уже им не пользуется. Надо было что-нибудь веское ему предъявить.
– Помнишь, как Николай просил у тебя инвестиций?
– Когда?
– На даче у нас.
– Честно говоря, не помню… А-а! Что-то такое было, но я же сразу тогда отказал, ты разве забыла?.. Не надо все валить в одну кучу. Ты, случаем, следователям ничего об этом не говорила?
– Надо будет, скажу.
– Лучше не ходи никуда ни по каким повесткам. Вообще молчи. И советуйся с Герберовым – он очень опытный специалист. Молчи. Приеду – разберусь…
– Я сама пойду к следователю…
Пышкин не ответил. Сразу пошли короткие гудки.
В свидании с мужем ей отказали. Но передачу все-таки приняли. Два сержанта при ней проверили посылку, выставляя содержимое на стол. Один из них открыл пластиковую бутылку минералки и понюхал.
– Не могу понять, что вы тут намешали, – сказал он и протянул второму.
Тот отхлебнул и поморщился:
– Что это за гадость? Не могли, что ли, колы притащить! Здесь такая духотища: сами страдаем – все время пить хочется.
Сержант обнаружил в пакете сложенную пополам записку, которую Лена написала мужу, и прочитал вслух:
– Коленька. Не волнуйся, дома все хорошо. Я звонила Пышкину, и он обещал помочь…
– Ла-ла-ла, – встрепенулся второй, – никаких фамилий.
– Зачем вы читаете? – попыталась возмутиться Зворыкина. – Это же не вам написано!
– Должны же мы знать, что вы тут такое ему сообщаете. Может, вы указания передаете, что следователю говорить на допросе.
– А некоторые так вообще наглеют, – зло произнес другой, – что список переданного составляют. А потом задержанные возмущаются, говорят: «Где колбаса, где колбаса?» Как будто всю жизнь ею только и питаются. Мыши съели твою колбасу.
Оба заржали.
– Бог с ней, с колбасой, – сказала Лена, – вы скажите, как там мой муж?
– Как-как… – ответил полицейский. – Это в СИЗО будет как, а у нас тут база отдыха.
Она возвращалась домой на такси и смотрела в окно. Город казался чужим и незнакомым. Пыталась сообразить, что делать дальше, но представить себе завтрашний день было страшно. Надежд на то, что адвокат поможет, не было никаких. Герберов сказал, что возможен условный срок, но, скорее всего, он и сам в это не верит, а значит, заведомо врет, а вруны – плохие помощники в любом деле, тем более в таком важном. Но ведь Коля – уважаемый в ученом мире человек, он не совершал никаких преступлений! Институт даст ему хорошие характеристики. Академик Верзильцев, для которого Коля сделал столько всего, вряд ли откажется помочь. Написать ходатайство, поручительство какое-нибудь – ничего ему стоить не будет, а Коля за это будет, как и прежде, брать его в соавторы. И, как всегда, первой будет стоять фамилия престарелого академика…
И вдруг ее осенило. Сегодня она была в доме вице-губернатора. А это совсем другой уровень. Это не заслуженный в советские времена академик, про которого если и помнят, то в связи с его рассеянностью и полумаразматическими выходками и шутками. Вице-губернатор – это власть. Если попросит он, то ему не откажут. Причем он может и вовсе потребовать закрыть дело… Он, конечно, этого делать не будет, но если начальник управления юстиции намекнет судье, что вице-губернатор просит назначить известному ученому наказание, не связанное с лишением свободы, то так оно и будет. Значит, надо навещать этот дом почаще. Вика – хорошая девочка, умная, но одинокая, а потому вбившая себе в голову, что мир ее не понимает. Мир вокруг отвратительный и мерзкий… Кстати, она не далека от истины. Надо отказаться от гонорара, а потом намекнуть… Нет, намекать не надо – серьезные люди намеков не понимают. Надо просто отказаться от этих тысяч и попросить помочь. Большие люди могут снизойти до помощи простому человеку, если им это ничего не стоит… Господи, как помочь Коле?!
– Простите, у вас что-то случилось? – спросил водитель.
– Все нормально, а почему вы спрашиваете?
– Показалось, – мужчина пожал плечами.
И только теперь Лена почувствовала, как по ее щекам текут слезы.
– Елена Александровна? – спросил осторожный женский голос, и Лена не сразу сообразила, кто звонит.
– Слушаю вас, – ответила она.
– Это мама Вики. Дело в том… Не знаю даже, что сказать. Но Вика какая-то уже другая: не дерзит, не фыркает. Даже с мужем моим поздоровалась, когда он с работы вернулся. Не верится даже. Как-то уж очень быстро…
– Чем она сейчас занимается?
– Так она весь день в компьютере что-то читает. К ужину вышла тихая. Я ее спросила: о чем думаешь. Так она мне знаете что ответила?
– Откуда я могу знать?
– Она сказала, что нашла еще одну причину для возникновения фобий. Неудовлетворенное желание спрятаться. Стала объяснять, что маленькие дети могут закрыть глаза и думать, что их никто не видит. А взрослый даже в пустыне ночью знает, что он не один. Что вы по этому поводу можете сказать?
– Скажу, что она права. Я обязательно подумаю об этом.
Трубка немного помолчала, а потом бывшая жена Валерия Ивановича сказала:
– Муж тоже заметил перемены. Я, конечно, рассказала о вас. И он изъявил желание встретиться с вами лично.
– Я не против. Завтра… Хотя завтра вряд ли получится. Ну, послезавтра…
– Нет-нет, он хочет, чтобы вы приехали прямо сейчас. Еще только семь вечера. Мы сейчас пошлем за вами машину…
– Хорошо, – согласилась Лена.
Ехать, конечно, никуда не хотелось. Хотелось одного: тишины и покоя. Хотелось лечь спать, чтобы рядом лежал, обнимая ее, муж. Он бы тихо рассказывал, что изобрел нечто такое, от чего люди станут счастливы и в мире прекратятся войны. Она бы лежала тихо и смотрела, как сквозь полупрозрачную штору проблескивают ночные звезды. Но пришлось переодеться и спуститься во двор.
Инна Сергеевна встретила ее улыбкой и даже приобняла. На мгновение Лене даже показалось, что бывшая жена Валерия Ивановича хочет по-приятельски чмокнуть ее в щеку, но та сразу же отстранилась и сказала, что муж в кабинете. И пошла показывать дорогу. Квартира была огромная. В свой первый визит Лена видела только прихожую, часть столовой и большую гостиную, из которой коридорчик выводил к комнате Вики с отдельным санузлом, но был еще один коридор – широкий, поворачивающий к кабинету. Инна Сергеевна, правда, приоткрыла одну из дверей и показала комнату в сиреневых и розовых тонах.
– Здесь я обычно встречаюсь с подругами.
На стене в золоченой раме висел написанный маслом портрет хозяйки в полный рост. Инна Сергеевна в длинном красном платье, освещенная солнцем, стояла на фоне южного моря; по морю скользили парусники. Инна Сергеевна походила на Кармен и грустила – вероятно, по далекой родине.
