Елена Михалкова - Дудочка крысолова
Он вздернул шест, отчего крысы на нем затряслись, повернулся спиной и сделал несколько шагов в сторону городских ворот.
– Э-э, постой! Стой, крысолов!
Что ж, сразу несколько голосов. Это хорошо…
Он нехотя обернулся. Толпа отпрянула назад.
– Похоже, ты в самом деле тот, за кого себя выдаешь, – мрачно сказал чернобородый, поглядывая на шест. – Слишком уж много в последнее время развелось желающих заработать на несчастьях нашего бедного города.
«Бедного города? – хмыкнул про себя Крысолов, слушавший эту тираду с непроницаемым лицом. – Как бы не так!»
Но вслух сказал совсем другое:
– Я хочу поговорить с бургомистром.
– Проходи.
Оказавшись в ратуше, Крысолов позволил себе осмотреться, уже не скрывая интереса. Просторный, хоть и очень темный зал, в который его ввели, был заполнен людьми, сидевшими на длинных скамьях вдоль стены и толпившихся неподалеку от входа. Судя по одежде, здесь ожидали торговцы. От грубых булыжных стен тянуло сыростью и холодом. Он и его провожатые миновали этот зал и очутились во втором, более светлом, потому что здесь горели свечи в канделябрах на столах, за которыми сидели писари в мантиях и смешных шапках, похожих на ночные колпаки – прежде он таких не видел. Перед некоторыми столами стояли просители, а писари скрипели перьями, уткнувшись в бумаги, будто не в состоянии оторвать от них взгляда. На Крысолова они все же взглянули со сдержанным любопытством и снова углубились в свои занятия.
Перед третьим залом в коридоре стояла охрана – два мордастых стражника с алебардами. Один из них потянулся было к мешку за спиной Крысолова, но тот взглянул на него так, что бедняга живо отдернул руку – видно, опасался, что в силах крысиного ловца откусить ее. Только шест Крысолов прислонил к стене, уверенный в том, что в его отсутствие никто не прикоснется к чучелу.
После этого двери перед ним распахнулись, и он прошел в залу, где принимал посетителей бургомистр Хамельна.
Вытянутая комната с двумя окнами, в которые узкими брусьями падает солнечный свет. В темном углу, куда не проникает солнце, несколько человек – не разглядеть, чем занимаются возле сундуков и лавок. На возвышении у дальней стены – простое деревянное кресло с высоченной спинкой. В кресле – бургомистр в окружении советников. Крысолова осторожно подтолкнули вперед, и он сделал несколько шагов навстречу тому, от кого зависело его пребывание в этом городе.
Бургомистр смотрел на него, стараясь сохранить непроницаемое выражение лица. Но природа выдала ему такое лицо, которое сложно было сохранить непроницаемым, и потому получалось у бургомистра плохо. Оно было пухлое и словно набитое изнутри комочками ваты, бугорками выпиравшими из крыльев короткого носа, из щек… а подбородок и вовсе был ватный, мягкий – казалось, ткни – и палец утонет. И кожа у бургомистра была розовая-розовая, словно солнце этого лета, прохладного, но щедрого на светлые безоблачные дни, не обжигало ее вовсе.
При том он был высок и держался, как подобает важному человеку, – выкатив вперед объемистый живот, с которого ниспадали складки бархатного красно-лилового платья. Во всем его облике было что-то неуловимо нелепое, и Крысолов внезапно поймал себя на ощущении, будто сидящий в неудобном кресле человек прекрасно осведомлен об этом и сам прилагает старания к тому, чтобы казаться смешным. Это ощущение ему не понравилось. Да и взгляд у бургомистра был испытующий.
У его ног, склонившись, стоял человек и что-то нашептывал, то и дело оборачиваясь на вошедших. Наконец он замолчал, поклонился и стал пятиться назад, пока не скрылся в темном углу.
– Значит, ты называешь себя крысоловом? – нарушил молчание бургомистр. Голос у него оказался высокий, но сильный.
Крысолов молча поклонился в ответ.
– Отвечай!
– Да, ваша светлость. – Он обращался так к любым чиновным господам независимо от того, носили ли они титул. Это всегда себя оправдывало.
– И ты берешься истребить всех крыс Хамельна? И подпишешь бумагу, в которой будет говориться об этом?
Крысолов увидел ловушку и усмехнулся в бороду. Видно, знать этого города привыкла иметь дело с круглыми дураками.
– Ваша светлость, я не берусь истребить всех крыс до одной. Это не в силах человеческих. Я лишь могу ручаться, что Крысиный Король уведет большинство своих подданных прочь из этих мест.
За креслом возникло брожение и перешептывание.
– Почему ты считаешь, что у тебя получится то, что не получилось у нашего епископа? – пронзительно выкрикнул стоящий за креслом маленький седой старик с ехидным лицом. – Крысиный Король был вызван на суд, но посмел не явиться, бросив тем самым вызов Церкви. Ты же утверждаешь, что можешь вступить с ним в сговор!
– Ни в коем случае, ваша светлость! – немедленно возразил Крысолов. – Никаких сговоров! Напротив, я сообщу Королю тварей о том, что он нарушил наши законы. У меня есть верные средства для того, чтобы он покинул ваши края.
– Козни дьявола… – проворчал старик, но отступил на шаг назад.
– Сколько времени займет твое колдовство? – брезгливо спросил чернобородый, который подошел к окну и теперь стоял там вполоборота к Крысолову, заложив руки за спину.
Задавая вопрос, он даже не обернулся, выказывая пренебрежение. Но пренебрежение, как считал Крысолов, есть меньшее из возможных зол. Лучше уж пусть им пренебрегают, чем присматриваются так внимательно, как худой мужчина с заостренным подбородком, длинная черная ряса которого волочилась по каменному полу.
– Около пяти дней.
– Это слишком много! – воскликнул один из советников, и Крысолов едва сдержал удивление.
– Однако… – начал он, аккуратно подбирая слова, – бедствия вовсе не так велики, как рассказывают…
И поймал взгляд, которым обменялись чернобородый и бургомистр.
– Что же может произойти за пять дней? – закончил он, изучающе глядя на них.
Вместо ответа бургомистр наклонился к нему из кресла:
– Сколько ты хочешь за свою работу?
Он взвесил все, чему был свидетелем в этот день, и хотя голос разума говорил, что никто не заплатит больше, чем принято, поскольку в городе нет голода, что-то заставило его сказать совсем другое:
– Сто золотых солидов и тысячу денариев.
Сзади кто-то издал невнятный звук, а бургомистр изумленно привстал, но под взглядами советников сел обратно.
– Сто солидов?! – он рассмеялся, но смех его прозвучал неестественно. – Да ты пьян или сошел с ума!
– И тысячу денариев, – напомнил Крысолов, удивляясь собственному спокойствию и убежденности в том, что он получит то, что просит.
Старик, говоривший о кознях дьявола, трагическим жестом воздел руки к потолку и завопил:
– Тысячу денариев за то, чтобы прогнать три сотни крыс?! Убирайся отсюда! Убирайся, пока тебя не схватили и не бросили гнить в тюремные подвалы! И рассказывай всем о великой милости нашей, по которой мы отпускаем тебя, несмотря на твою наглость!
Однако вопли его звучали не слишком убедительно, и в конце концов старик замолк. Только глаза его продолжали метать молнии.
Крысолов помолчал и сам, по своей воле, подошел ближе к возвышению. Его никто не остановил. Он поднял глаза на бургомистра и тихо сказал:
– Я прошу не так много, если подумать, от чего избавится Хамельн. Ведь поговаривают, ваша светлость, что крысы разносят черную смерть.
В голубых глазах навыкате отразился ужас, но бургомистр быстро взял себя в руки.
– Это лживые слухи! – прошипел он, наклонившись к Крысолову. – За которые тебя вздернут на виселице, если ты осмелишься еще раз упомянуть об этом!
– Но ведь разношу их не я, – таким же шепотом возразил Крысолов. – И потом, скажи, сильно ли тебе поможет мой труп, если окажется, что я прав?
Наступила тишина. Бургомистр поедал его взглядом. Наконец он откинулся назад и выдохнул:
– Ты берешься избавить город от крыс независимо от любых обстоятельств, которые могут помешать тебе?
– Да, – твердо ответил Крысолов. – В пять дней или меньше. «Если повезет», – добавил он про себя.
Добрая дюжина человек сопровождала его в залу ратуши, где он обязан был поклясться на Библии, что не использует свою силу против Церкви и жителей, и поставить свой знак на договоре с городом. Эта новая комната, куда его привели, была забита манускриптами, большую часть из которых, как он заметил, поели крысы и мыши.
– Ставь свой знак!
Перед ним развернули свиток, который он взял в руки и поднес к глазам под насмешливыми взглядами своих спутников. Они не сомневались, что он не умеет читать. Откуда им знать, что он, сын аптекаря, научился разбирать странные значки в книгах отца, когда ему не было шести. Итак, обычная формула: «Я, пользуясь своей силой, недоступной обычным людям, обязуюсь изгнать…»
– Тебе зачитают вслух, – пренебрежительно сказал чернобородый.
– Благодарю, ваша светлость, – хладнокровно ответил он. – Но в этом нет нужды. Позвольте заметить, что здесь ничего не сказано о моей награде.
