Сидни Шелдон - Узы крови
В течение нескольких последующих лет, читала Элизабет, Сэмюэль проводил долгие часы в лаборатории доктора Уала, помогая ему готовить мази и лекарства, узнавая, как и в каких случаях они применялись. И всегда, как бы на заднем плане, он чувствовал присутствие Терении, красивой и недоступной. Оно, это присутствие, не давало заснуть его мечте: в один прекрасный день она станет его женой. У Сэмюэля наладились хорошие отношения с доктором Уалом, чего явно нельзя было сказать о матери Терении, острой на язык, сварливой и надменной женщине. Сэмюэля она люто возненавидела. И он старался как можно реже попадаться ей на глаза.
Сэмюэля поражало обилие лекарств, с помощью которых можно вылечить человека. Был найден папирус, который содержал 811 рецептов, использовавшихся древними египетскими медиками за 1550 лет до нашей эры. Длительность жизни тогда исчислялась пятнадцатью годами с момента рождения, и он понял почему, когда прочитал некоторые рецепты: помет крокодила, мясо ящерицы, кровь летучей мыши, слюна верблюда, печень льва, лягушачья ножка, порошок единорога. Знак «Rx», стоявший на каждом рецепте, был не чьим иным, чем знаком молитвы древнеегипетскому богу врачевания Хора. Само слово «химия», читал Сэмюэль, происходило от древнего названия Египта – земля Ками или Кими. А жрецы-врачеватели звались волхвами.
Аптеки в гетто и даже в самом Кракове были до ужаса примитивными. Многие пузырьки и бутылочки наполнялись непроверенными и неапробированными лекарствами, которые либо были полностью бесполезными, либо вообще опасными для жизни. Сэмюэль все их знал наперечет: касторовое масло, каломель и ревень, йодистые соединения, кодеин и ипекакуана, рвотный корень. Вам могли предложить панацею от коклюша, колик и брюшного тифа. Так как санитарные условия вообще не соблюдались, в мазях и жидкостях для полоскания горла часто попадались комары, тараканы, крысиный помет, обрывки шерсти и кусочки перьев. Большинство пациентов, принимавших лекарства, умирали либо от болезни, которую им пытались вылечить, либо от самих лекарств.
Издавалось несколько журналов, где помещалась информация о новых фармацевтических препаратах, и Сэмюэль жадно их читал. С доктором Уалом он обсуждал свои теории.
– Разумно предполагать, – убежденно говорил Сэмюэль, – что победить можно любую болезнь. Ибо здоровье – это естественное состояние всего живого, а болезнь – неестественное.
– Вполне возможно, – отвечал доктор Уал, – но большинство моих пациентов ни за что не хотят, чтобы я лечил их новыми лекарствами. – И сухо добавлял: – И поступают вполне разумно.
Сэмюэль прочитал все книги из небольшой библиотеки Уала по фармацевтике. Читая и вновь перечитывая их от корки до корки, он сокрушался, что находил в них больше вопросов, чем ответов.
Сэмюэля воодушевляли революционные веяния в медицине. Некоторые ученые полагали, что причины многих болезней можно блокировать, создав в организме условия, при которых он может сопротивляться болезни. Однажды доктор Уал попытался проделать один из таких опытов. Кровь, взятую им у больного дифтеритом, он впрыснул лошади. Но, когда она пала, Уал прекратил эксперимент. Сэмюэль же был уверен, что доктор шел по верному пути.
– Вы не имеете права на этом останавливаться, – говорил он доктору. – Я уверен, это должно сработать.
Уал отрицательно качал головой.
– Ты так уверен, потому что тебе только семнадцать. Когда дорастешь до моих лет, ты уже ни в чем не будешь уверен. Забудь об этом.
Однако Сэмюэль остался при своем мнении. Он решил продолжить эксперименты, но для этого ему нужны были животные, а их в гетто можно было по пальцам перечесть, если не считать бездомных кошек и крыс, которых ему удавалось ловить. Но какие бы, даже самые маленькие, дозы он им не вводил, они неизменно умирали. «Они слишком малы, – думал Сэмюэль. – Мне нужно большое животное. Лошадь, корова или, на худой конец, овца. Но где их взять?»
Однажды, возвратясь поздно вечером домой, он обнаружил во дворе дряхлую лошаденку, впряженную в тележку. На боку тележки крупными корявыми буквами красовалась надпись «Рофф и сын». Сэмюэль глазам своим не поверил и побежал в дом искать отца.
– Эта… эта лошадь там, во дворе, – спросил он. – Где ты ее достал?
Отец гордо улыбнулся.
– Выменял. Теперь нам будет полегче. Может быть, лет через пять мы купим еще одну лошадь. Представляешь? У нас будет две лошади.
Дальше этого – иметь двух захудалых лошаденок, тянущих повозки по грязным, запруженным народом улицам краковского гетто, – воображение его отца не простиралось. Сэмюэль едва сдерживал слезы.
Ночью, когда все заснули, Сэмюэль пошел на конюшню и внимательно осмотрел лошадь, которую назвали Ферд. Худший экземпляр трудно было себе вообразить. Худая, старая, с глубокой седловиной, хромая. Сомнительно, чтобы она могла ходить быстрее, чем его отец. Но не это было важно. Важно было то, что у Сэмюэля появилось наконец лабораторное животное. Теперь его эксперименты не будут зависеть от того, удастся или не удастся ему поймать бездомного кота или крысу. Конечно, надо быть осторожным. Отец не должен знать, чем он занимается. Сэмюэль погладил лошадь по голове.
– Будем заниматься фармацевтикой, – доверительно сообщил он Ферд.
В углу конюшни, где стояла Ферд, Сэмюэль соорудил импровизированную лабораторию.
В густом бульоне он вырастил культуру бактерий дифтерии. Когда бульон помутнел, он перелил часть его в сосуд, разжижил и немного подогрел. Наполнив шприц, подошел к лошади.
– Помнишь, что я тебе говорил, – прошептал Сэмюэль, – настал твой великий день.
Он воткнул шприц в складками висевшую кожу под лопаткой, и, как учил его доктор Уал, впрыснул туда содержимое. Ферд повернула голову, укоризненно поглядела на него и обдала струей мочи.
Сэмюэль подсчитал, что потребуется примерно семьдесят два часа, чтобы культура дозрела в организме Ферд. По истечении этого срока он введет другую, большую дозу. Потом еще одну. Если теория антител верна, каждая последующая доза будет постепенно увеличивать сопротивляемость организма болезни. И Сэмюэль получит необходимую вакцину. Позже ему понадобится человек, на котором он мог бы проверить действие вакцины, но это будет нетрудно. Любая жертва страшной болезни согласится на все, чтобы сохранить себе жизнь.
Последующие два дня Сэмюэль почти не отходил от Ферд.
– Ты что, влюбился в эту лошадь? – пенял ему отец. – Целыми днями торчишь возле нее.
Сэмюэль бормотал что-то невнятное. Ему было стыдно, но сказать правду он не решался. Да и зачем было отцу знать правду? Сэмюэлю ведь требовалось совсем немного сыворотки, всего маленький флакончик крови Ферд. И никто от этого ничего не потеряет, размышлял он.
На утро третьего и решающего дня Сэмюэль был разбужен истошными воплями отца. Сэмюэль выпрыгнул из постели, подбежал к окну и выглянул во двор. Отец стоял возле возка и вопил не своим голосом. Лошади впереди возка не было. Сэмюэль наспех оделся и вылетел наружу.
– Момзер! – кричал отец. – Обманщик! Вор! Вор! Вор!
Сэмюэль протолкался сквозь быстро собиравшуюся вокруг отца толпу.
– Где Ферд?
– Ты спрашиваешь об этом меня? – заорал отец. – Ферд умерла. Умерла, как собака, прямо на улице.
Сердце Сэмюэля упало.
– Мы идем себе хорошо, спокойно. Я себе торгую, не бью, не понукаю ее, как некоторые, не хочу сказать кто. И что же ты думаешь? Вдруг она падает замертво. Поймаю того гонифа, что продал ее мне, убью на месте!
Сэмюэль отвернулся. Произошло худшее, чем смерть Ферд. Умерла его надежда. Вместе с Ферд канули в небытие уход из гетто, свобода, красивый дом для Терении и их будущих детей.
Но самое страшное было еще впереди.
На другой день после смерти Ферд Сэмюэль узнал, что доктор Уал и его жена решили выдать Терению замуж за раввина. Сэмюэль ушам свои не поверил. Терения была уготована ему, и никому более! Со всех ног бросился он к дому доктора и мадам Уал. Запыхавшись, влетел к ним и, едва отдышавшись, набрал в грудь побольше воздуха и заявил:
– Произошла ошибка. Разве Терения не сказала, что выходит замуж за меня?
Они с изумлением уставились на него.
– Знаю, что мы не пара, – быстро продолжал Сэмюэль, – но она будет несчастна, выйдя за другого, а не за меня. Раввин слишком стар…
– Неббих! Оболтус! Вон! Вон!
Мать Терении чуть не хватил апоплексический удар.
Минуту спустя Сэмюэль стоял на улице, в ушах его звенел леденящий душу запрет вообще появляться в этом доме.
Ночью у Сэмюэля состоялся длинный разговор с Богом.
– Что ты хочешь от меня? Если Терения не может быть моей, зачем же ты сделал так, что я полюбил ее? Неужели ты ничего не чувствуешь? – в отчаянии, подняв к небу лицо, кричал он. – Ты слышишь меня?
И в переполненном людьми доме раздавалось в ответ:
– Мы слышим тебя, Сэмюэль! Заткнись, бога ради, и дай поспать людям!
