Елена Михалкова - Комната старинных ключей
Девушка подняла на него удивленные глаза.
– Почему?
– Потому что я ничего о них не знаю.
– Хоть имена…
– Ничего. Ни имен, ни фамилий. Все вопросы – к Анжею Михайловичу. Он их пригласил.
«Ах, вот оно что! – подумала Полина. – Тебя задело то, что Анжей не посоветовался с тобой. Ты точно так же, как и я, не знаешь, кого ожидать».
Она повеселела: наконец-то с водителя хоть немного сбили спесь. Наконец-то они на равных! Пусть даже это равенство в неосведомленности.
Девушка захлопнула блокнот и поднялась. Мысленно она уже прикидывала, какой гарнир приготовить к рыбе.
Из задумчивости ее вывел вопрос водителя.
– Так я могу вернуться к работе?
Снова эта изысканная, издевательски вежливая интонация! Того гляди прибавит «мэм» и приподнимет несуществующую шляпу.
В том, что Василий спрашивает ее разрешения там, где оно не требуется, было что-то, выводившее Полину из равновесия.
– Возвращайтесь, – разрешила она подчеркнуто великодушно.
И еще рукой махнула: мол, не препятствую. Работайте, негры, солнце еще высоко.
Василий тут же засвистел себе под нос и отвернулся к машине.
Полина, нахмурившись, смотрела ему в спину. В уме у нее зрел вопрос.
– Василий, а у вас есть ключ? – вдруг спросила она.
Водитель нехотя повернулся к ней.
– Какой еще ключ?
– Один из тех, которые выдает Анжей. Если у кого-то большие проблемы.
Василий неприятно осклабился.
– Я похож на человека, у которого есть большие проблемы?
В низком гараже он внезапно показался Полине еще выше ростом, чем обычно. В ней ожили воспоминания о том, как она боялась его в первые дни. Девушка сглотнула и отступила назад. Похоже, она не на шутку рассердила его своим вопросом.
– Так похож или нет? – с опасной вкрадчивостью спросил Василий и шагнул к ней. Глаза блеснули болотной зеленью.
И Полина спасовала.
– Вовсе нет! – воскликнула она, почти не лукавя. В эту секунду она действительно не думала, что у водителя большие проблемы. Он сам был одной большой проблемой. – Я просто так спросила! Из любопытства. Это чудесно, что у вас нет больших проблем! Я вот, знаете, не могу похвастаться тем же самым. Вам это, конечно, не очень интересно…
– Не очень, – подтвердил Василий.
– Тогда не буду надоедать вам историями своей жизни, – выкрутилась Полина и ретировалась.
Василий постоял, щурясь на солнце, как кот. Вернулся к машине. И вдруг пнул со всей силы коробку с грязными тряпками.
Вторая гостья появилась за двадцать минут до обеда.
Полина видела, как она выбирается из такси: тяжеловесная женщина с коротко стриженными черными волосами. На вид ей было не сорок, а все пятьдесят. Квадратный подбородок глубоко утоплен в ворот мешковатого серого свитера. Бесформенная длинная юбка едва приоткрывает носы грубых «солдатских» ботинок. Полина ожидала увидеть тонкую фею кисточки и мольберта, а увидела валькирию с мужеподобным лицом.
Но «валькирия» улыбалась. И оттого сразу понравилась девушке. Стояла, держа в одной руке видавшую виды спортивную сумку, и улыбалась, глядя на дом. Так улыбается человек при встрече со старым другом.
Полина спохватилась, что загляделась через окно на художницу. И со всех ног бросилась встречать ее.
Но Василий успел первым. Когда девушка выскочила из дома, гостья и водитель уже стояли рядом и непринужденно болтали.
– А это наша новая экономка, Полина, – сказал Василий, смерив девушку уничижительным взглядом. – Немного нерасторопна, но это пройдет.
Полина молча проглотила заслуженный упрек.
Художница протянула ей руку.
– Приятно познакомиться! Я – Ирма.
Рукопожатие у нее оказалось крепким. И вся она была крепкая, веселая и жизнерадостная. «Неунывающий оптимист» – так в первую секунду подумала Полина.
А во вторую секунду заметила опустившиеся уголки губ. Глубокие морщины на лбу, как у старухи. И безмерную усталость в темных глазах.
На губах женщины по-прежнему играла слабая улыбка. Но Полине вдруг показалось, что она вот-вот упадет.
Ощущение было таким сильным, что она шагнула вперед и подхватила Ирму под руку.
– Вам плохо?
– Мне?! С чего вы взяли!
Женщина порывисто отстранилась. Вгляделась в лицо девушки. Но не прочла на нем ничего, кроме бесхитростной заботы и тревоги.
– Мне показалось, вам сейчас станет плохо, – пробормотала Полина, страшно смутившись. – Извините…
Господи, что она делает?! Не встретила гостью вовремя, потом начала хватать за руки ни с того ни с сего! А ведь Ковальский говорил, что многие люди терпеть не могут прикосновений, потому что у них обостренное чувство личного пространства. Прикоснуться к такому человеку без его разрешения – значит настроить его против себя.
И, кажется, ей только что это удалось.
Но Ирма ободряюще похлопала ее по руке.
– Ничего-ничего, все в порядке. Послушайте, но где же Анжей? Уехал?
– Он скоро будет, – уклончиво ответил Василий. – Пойдемте, Ирма, вы успели как раз к обеду.
– Обед – это прекрасно! – воодушевилась художница и, подобрав юбки, устремилась к дому.
Полина смотрела ей вслед и не могла взять в толк, с чего она решила, что этой энергичной женщине нужна ее помощь.
– Я проголодалась, – донеслось до нее. – Между прочим, Василий, я отказалась от вегетарианской диеты.
– Неужели?
– Представьте, да! Мне настолько опротивела рыба, что я уже видеть ее не могу. Женщине моей комплекции нужно мясо. Много мяса! Когда я ела рыбу, то сама становилась как рыба: холодная и бесстрастная. А художникам нельзя быть бесстрастными. Из них, фигурально выражаясь, должен брызгать мясной сок! Вы согласны со мной?
«Нет! Не соглашайся! – мысленно взвыла Полина (у нее на кухне запекались три крупные форели в пергаменте). – Скажи ей, что все великие художники ели рыбу!»
– Абсолютно согласен, – сказал мерзавец Василий. – Рыба хороша летом, в ухе.
Ирма остановилась возле двери.
– Снова этот ужасный дракон! Анжей все развлекается? Он доведет кого-нибудь до сердечного приступа. Помните, как я испугалась в первый раз?
– Я помню, как вы на него кричали, – со смехом отозвался Василий.
Его смех отозвался в Полине неожиданной болью. С ней он никогда не смеется. Ей он даже не улыбается.
– Что, правда? – изумилась Ирма. – Не может быть!
– Пригрозили, что если он еще раз напугает вас, то на двери будет красоваться его собственная голова.
Ирма от души расхохоталась.
– Боже мой, я совершенно этого не помню! Вы сочиняете!
– Такое не забудешь. Спросите Анжея!
…Десять минут спустя Полина вышла из дома в совершенно взъерошенном состоянии и села на скамейку. Веточка жимолости ласково коснулась ее щеки, словно утешая.
К счастью, комната пришлась Ирме по душе. Но надо было в срочном порядке переиначивать все меню. После краткого совещания с Кларой Ивановной остановились на бифштексах, и теперь Полина волновалась, успеет ли повариха с обедом.
А еще Василий, всегда молчаливый Василий, был с Ирмой так любезен и разговорчив, что Полина ощутила дикое и противоестественное желание стукнуть чем-нибудь тяжелым сначала ее, потом его. Хотя художница точно не была виновата. Проклятый водитель двигался вокруг нее с грацией оцелота и старался быть полезным. «Ухаживает, как племянник, ждущий наследства, за престарелой тетушкой», – с неожиданной злостью подумала Полина.
Конечно, Ирме нравилась его обходительность. Она явно находила Василия привлекательным и не скрывала этого. Они болтали, как старые приятели, и даже подшучивали друг над другом.
«Подшучивали!»
Полина безотчетно разорвала на десяток кусочков ни в чем не повинный хвостик жимолости.
И куда запропастился Ковальский?!
Все, хватит прохлаждаться! Нужно вернуться в дом и помочь Кларе Ивановне.
Девушка поднялась. А через секунду из-за поворота вылетел черный джип.
«Что, уже следующий гость?! Анжей говорил, остальные прибудут не раньше пяти!»
Джип затормозил у калитки так резко, словно впереди была стена. Из-под колес взлетели фонтанчики земли.
Водитель нервно хлопнул дверью и пошел навстречу девушке, сунув руки в карманы.
Полина почувствовала, что с гостями возникнут сложности. С этим – точно.
К ней приближался бледный лысый толстяк с короткой рыжеватой бородкой. Одет он был в черный костюм, застегнутый на все пуговицы. Черные начищенные ботинки, черная рубашка, синий галстук, а из кармашка пиджака выглядывает краешек шелкового черного платка.
Если бы этот костюм надел Анжей, он выглядел бы строгим франтом. Но на толстяке обилие черного цвета производило пугающее впечатление. Казалось, человек сам себя упаковал как можно прочнее: перевязал веревками, перетянул липкой лентой и для верности положил в коробку.
Приглядевшись, Полина поняла, что ее смутило. Костюм был толстяку явно мал. Его телеса выпирали из пиджака, живот рвался наружу, а короткой толстой шее было тесно в жестких объятиях воротничка.
