Сергей Яковлев - Петля на зайца
Водитель троллейбуса «десятки», шедшего по Большому проспекту Васильевского острова на приличной скорости, к несчастью Майкла Фридмана за рубежом не бывал и пешеходов уважал чисто теоретически.
Ему даже показалось, что человек нарочно бросился под его машину. От удара троллейбуса Фридман вылетел из своих итальянских ботинок, которые странным образом остались на месте. И от этого же удара его бумажник с российскими деньгами и канадским паспортом, который Фридман, как все иностранцы, держал в заднем кармане брюк, юзнул из кармана и попал в нишу ливневой канализации, где и остался.
Фридман погиб практически мгновенно — большое колесо двенадцатитонной электрической повозки проехало по его несчастной голове. Страшно закричала какая-то женщина, завизжали тормоза, но Фридман ничего этого уже не услышал. Собралась толпа, вскоре подъехала машина ГИБДД, за ней «скорая помощь»…
Через несколько часов неопознанное безголовое тело увезли в морг, а ужасного вида бело-розовое пятно на сером асфальте постепенно припорошило тополиным пухом и по нему пошли колеса машин.
* * *«Я — обыватель и дурак, звезд с неба не хватаю, живу на свете просто так, и моя хата — с краю. Люблю детей, кино, собак. Люблю картишки, каюсь. Живу, как муха, как червяк, и тихо размножаюсь…» — это про меня. Слово в слово, один к одному.
Я очень простой, можно сказать наипростейший, бывший советский, а ныне российский гражданин эпохи развитого социализма. Зайцев Виктор Сергеевич. Русский, беспартийный, женатый. «Не был», «не состоял», «не имеется»…
Родился, учился, работал, снова учился, снова работал. К сорока трем годкам — двадцать семь лет трудового стажа накопилось. Не так уж и плохо.
Жил себе поживал… Не скажу, что припеваючи, — или припиваючи? А как надо? Ну, не суть — просто жил. В партию большевиков не вступал по причине врожденной брезгливости. В политику в качестве диссидента не лез, скорей всего из-за трусости. Призвали — пошел в армию служить. Отслужил, женился, детей завел, университет закончил. Вот так. Шли годы. Жизнь текла привольно и широко, но…
Умер наконец от дряхлости «дорогой и горячо любимый товарищ Леонид Ильич». Как сейчас помню: ветер, холод, я в курточке из плащевки спешу по Большому проспекту Васинского в свою контору. Вдруг машины к-а-а-к загудят, пароходы на Неве к-а-а-к затрубят… Офицерик какой-то: по стойке «Смирно!», а на крыльцо гастронома продавцы высыпали и замерли со скорбными лицами. Все стоят, переживают, слезы в глазах. Минута молчания.
Только я иду себе, не замер и не скорблю. Сейчас говорят: «Не въехал в тему». А они все на меня смотрят… До сих пор эти гневно-уничтожающие взгляды тружеников прилавка почти физически ощущаю — бр-р-р! Хорошо еще, офицерик не пристрелил меня тогда. Наверное, пистолета при себе не было.
В общем, кинули в яму нашего двубрового орла, присыпали «малой землей», и понеслось — один за другим. Вскоре после «долгой и продолжительной» суровый товарищ Андропов дуба врезал, за ним почти тут же и старый маразматик товарищ Черненко преставился.
Многие, и я в их числе, уже всерьез стали подозревать, что у товарищей генсеков любимым видом спорта стало катанье на лафетах, как вдруг…
Вдруг совсем неожиданно из недр партейных выскочил энергичный душка Горбачев. Этот, моложавый, объявил ускорение, и как-то сразу все завертелось в вихре перестройки, закружилось, зашаталось… А затем Советский Союз рухнул в никуда. Вот такой абзац номер один случился!
И не успел я порадоваться тихой демократической радостью по поводу крушения проклятого тоталитаризма, как — на тебе! — второй абзац произошел: вместе с Советским Союзом почему-то рухнула и моя родная контора — геологическое объединение, в котором я последние пятнадцать лет трудился на благо Отечества. Неприятный нежданчик. Как говориться: «Финита ля комедиа». Аллее.
Обеспечили геологи страну сырьем: торгуй — не хочу. И на фиг они нужны, убогие, если по самым скромным подсчетам лет шестьдесят-семьдесят разведанные запасы можно на гора выдавать и продавать, продавать, продавать? Ясное дело — не нужны!
После второго неожиданного абзаца, воленс-ноленс, пришлось мне кое-что пересмотреть в своем мировоззрении. Момент настал. Еще бы: капиталов не накопил, в партии не состоял, а посему при дележе имущества эсэсэсэрии мне ничего не обломилось и обломиться не могло «по определению». А жить-то надо, а жить-то хочется! Значит, что? А ничего: «Надейся на самого себя Витя». Вот я тогда методом дедукции и электромагнитной индукции и пришел к однозначному выводу: «А пошли вы все на или к…» Проще говоря — впредь следует работать только на себя, на свою семью. Никаких хозяев, кроме благоверной, Лидуськи моей, над собой терпеть не намерен. Ни босса, ни президента. Если нравится им там, в «газпромах» и хоромах кремлевских в свои игры играть, — пусть играют, демократии всякие под себя строят, партии создают, я к этому никакого отношения иметь не желаю.
Вешали лапшу на уши, вешали, а потом… А потом — суп с котом! В общем, хватит, перебрал идеологического говнища — не к столу будь-сказано — начиная с розового детства и тревожной, так сказать, юности более чем.
А за такие слова как «долг, родина, патрио о муэртэ» и проч. без промедления могу и по фэйсу настучать. Морально или физически, невзирая на пол, возраст и время года. Достали!
Ну, да ладно. Живу себе плавно и помаленьку и, главное, стараюсь не высовываться, чтобы не взорвали, чего доброго. Ведь шибко духовные, но немного завистливые бывшие советские люди, как выяснилось за последнее время, почему-то долюбливают взрывать друг друга. Не успеет более удачливый собрат на «мерее» пару раз туда-сюда проехать, как — в люфт его. И, гады какие жадные, больше двухсот граммов ВВ почему-то никогда не кладут. В криминальной хронике всегда одно и тоже: «…заряд эквивалентный двухстам граммам тринитротолуола…».
А двести — это мало. Ползай потом с оторванными ногами вокруг искореженного «мерса», оставляя кровавый след на асфальте, агонизируй на глазах у любопытных земляков.
Мне всяческих приключений уже как бы и хватило выше крыши — и в поле за двадцать пять сезона, и во время службы в армии слегка зацепил. Спасибо, но — достаточно, больше не наливайте. Утомлен жизнью-с. В героев, шпионов, бизнесменов и прочих «менов» не играем-с. Кто хочет, пусть пробует, а я — как таракан: по трещинкам и щелям. Крошечку найду и к таракашечкам своим маленьким в норку двухкомнатную — нырк.
Может, это и не совсем правильно, но «Таков мой девиз!», — как говаривал майор Нуррулин, зампотех «отдельного батальона спецназ» типа «А», в котором я в течение двух лет отдавал свой сыновий долг родине-матери. Той еще, советской.
Где-то в конце горбачевской перестройки, ближе к началу ельцинско-гайдаровской шоково-терапевтической демократии, после неудачных попыток перестроиться в своей профессиональной сфере, я скатился в мелкий бизнес: и обувью спекулировал, и тушенкой и скважины бурил. О, боги, чем только я не пробовал заниматься в то время, чуть было в учителя географии не подался, калечил бы сейчас нежные детские души!
Ощутимой прибыли эти коммерческие проекты мне не принесли. Скорее, наоборот. Но на пропитание как-то надо было зарабатывать. В самом деле — не подыхать же с голоду из-за этой катавасии.
Долго ли, коротко ли — набрел я на идею проката видеокассет и, что удивительно, покатило.
Как я начинал заниматься видеопрокатом, не имея для начала за душой ни копейки, ни рубля… Да у нас дома даже телевизора не было! Сейчас и не помню, почему его не было, но — точно, не было!
О, мой прокат! Это отдельная тема для эпической поэмы. Это триллер, боевик, драма и комедия вместе. Очень все забавно начиналось.
А к тому времени уже и жену с работы выгнали за ненадобностью последней, а дети, наоборот — подросли, повзрослели, и аппетиты их улучшились. Вовремя я с этим делом, с прокатом, успел.
В общем, раскрутились, помаленьку и денежка появилась. Не так чтобы очень, но получше, чем было. Вернее, даже гораздо лучше, чем при большевиках на должности геолога с окладом сто пятьдесят рэ в месяц.
Вначале сами в своем прокатике с женой сидели по очереди, потом приемщиц наняли. С милицией частным порядком отношения неплохие наладили, с местными бандюганами договорились.
С государством сложнее все… С ним почему-то всегда сложно, с государством. Особенно с нашим, с расейским. С одной стороны, вроде теперь все стало «можно», с другой — по-прежнему «ни-з-зя-я». Но прожив в этом… м-м-м… государстве лет сорок, становишься немножко «Штирлицем» и где-то даже «Рамзаем». Почти как в тылу врага, только шифровки некуда передавать.
Так и тянулось все помаленьку, без больших эксцессов и нервных стрессов.
Но!.. Какая сволочь подсунула мне эту кассету в прокат в виде залога я, наверное, так никогда и не узнаю. Метафизика. Запредел. Прямо — как кирпич на голову.
