Ирина Лобусова - Рагу из зернистой икры
— Да что с ним говорить, с остолопом! — резко перебил один из молодых, обращаясь ко второму, полностью игнорируя словесные выпады пожилого, — запечатать — и дело с концом! Будь моя воля, я бы всех их тут разогнал, бездельников! Наплодили экономических институтов, а толку от них, как от козла молока!
— Да как вы смеете! — лицо пожилого пошло красными пятнами, — я профессор, заслуженный член…..
— Да хоть десять раз профессор, а дурак! — хохотнул молодой.
— Я буду жаловаться вашему начальству! Это произвол! — вдруг завизжал пожилой, на что третий мужчина (тот, к кому обращался молодой, по виду, явно его напарник), вступил твердо и решительно:
— Слушай, ты, заслуженный член, помещение действительно придется опечатать.
— Как вы смеете! Ко мне люди съедутся! Со всех крупных городов России! — пожилой замахал руками, как ветряная мельница — так, что распахнулись даже полы его длинного черного пальто.
— И что, это нужно показывать всем людям? Завести их в ту аудиторию? Думаю, после этого зрелища в вашем институте не будет уже ни одного семинара!
После этих слов пожилой как-то сник:
— Да, конечно… Я как-то не подумал….
— Думаю, после зрелища в той аудитории они навсегда забудут о любой экономической теории! Вот, преподавательницу вашу даже в психушку увезли. А вы говорите тут — бизнес-структуры! Так что аудиторию надо опечатывать, вместе со всем крылом. Ничего, переместите семинар в какой-то другой корпус. Вон, у вас по всей Москве их три…
— Но этот в центре… — робко попытался пожилой.
— Так, всё. Пререкаться больше не будем. Крыло флигеля закрыто — и точка. Пока идет следствие. Имеем право! Допустить туда ваших уборщиц с тряпками да растворителями — убить всю следственную работу! Вы же умный человек, сами все понимаете! Это следы для следствия, уничтожать их нельзя. И точка, тема закрыта. Чем стоять здесь и на нас орать, лучше бы срочно занялись переобустройством этого своего семинара!
Нехорошо посмотрев на них, профессор с отчаянием взмахнул руками, и поспешил прочь. Один из молодых (первый, который хамил), смачно плюнул на снег:
— Придурок!
Неторопливо переговариваясь, они пошли к черному фургончику с выразительной надписью «судмедэкспертиза».
— Пакость какая… стрелять их надо, гадов, чтоб руки не распускали! — первый, очевидно, привык не стесняться в выражениях и ко всему подходил очень эмоционально. Второй ничего не ответил. Он был полностью погружен в свои мысли. Но первый так просто сдаваться не хотел.
— А волосы чьи?
Второй хмыкнул. Первый словно бы устыдился.
— Да ладно… Понял, конечно. Ее, ее, чьи ж еще… Шампунь? Да?
— Точно. Он самый.
— С ума сойти! Каждый день ведь смотрю…
— По мне — так все они на одно лицо, вешалки дохлые. А теперь — глаза б мои все это не видели!
— Это уж точно.
Они подошли к черному фургончику и остановились, оглядывая корпус института (величественный, очень красивый особняк):
— А красивый домик! — первый присвистнул, — видать, деньги у них водятся! Отреставрировали, что ли?
— Точно! Пару лет назад.
— Понятно теперь, почему этот козел так упорствовал. Такое зрелище само по себе на миллионы баксов тянет! А тут придется тащить своих дойных коров на Юго-Запад, к черту на рога… Да еще в какое-то арендованное НИИ…
— Не НИИ арендованное. Они у НИИ помещение арендуют.
— Понятно. А что они там изучают, в этом институте?
— Экономическую теорию. Управление персоналом. Развитие бизнес-структур и тому подобное. Это сейчас модно. Да и не учат они, а деньги зарабатывают. В таких вузах нормальные люди не учатся, только те, кому денег девать некуда. Уроды, одним словом.
— Понятно, — снова согласился первый, — как думаешь, тетка эта очухается?
— Преподавательница? Уже очухалась! Вкололи ей чего-то, вот и пришла в норму.
— Страшное ведь дело — увидеть такое… Не всякий выдержит.
— Слушай, пока не уехали, есть у меня кое-что. Один кадр дал. Вот, смотри, — и второй положил на ладонь первому глянцевую визитную карточку с позолоченным вензелем.
— Ничего ж себе! — присвистнул первый, тщательно разглядывая карточку на свет, — шампунь?!
— Он самый! Точно.
Переглянувшись, оба решительно застучали в дверцу черного фургона.
2
Звонок трезвонил пронзительно и долго. Ответом ему была полная тишина. Казалось, за бронированной дверью нет ни малейшего признака жизни. Только вакуум, полный космос, мертвая вселенная…… Полноватая девушка в дешевой одежде, купленной на базаре, поставила на пол потертую матерчатую сумку. Плечи ее сжались. Девушка была очень красива, но явно не догадывалась о своей красоте. Высокая и крепкая, хорошо сложенная, с длинными прямыми волосами сочного каштанового цвета и яркими зелеными глазами, она была похожа на полевой цветок, распустившийся где-то вдалеке, в лесу, на благодатной, не знающей людей земле. Дешевая одежда не портила девушку. Конечно, ей совсем не шла старушечья длинная юбка из синей шерсти (явно перешитая из маминых обносков) и китайская синтетическая кофточка ядовитого сиреневого цвета (дешевая китайская тряпка, такой пронзительный ширпотреб, мимо которого с огромным презрением прошли бы 9 из 10 столичных жителей). Ее свежее, чистое лицо не знало косметики, а ногти маникюра (возможно, именно поэтому девушка была особенно хороша). На красивых ногах просто безупречной формы были стоптанные черные туфли (тоже китайские) на низких каблуках.
Девушка позвонила в звонок в очередной раз, и, услышав в ответ тишину, горько вздохнула. Потом села на свою огромную сумку. Таких сумок в Москве никто уже не носил. Сумка была еще советской и такой отчаянно провинциальной, что при взгляде на нее мгновенно вспоминались пятилетки за четыре года и БАМ. А клетчатая расцветка могла буквально сразить наповал. К тому же, сумка была старой.
Девушка села на нее, поджав ноги, и грустно уставилась на дверь. Позвонить она не могла, потому, что мобильника у нее не было. Дверь соседней квартиры приоткрылась, и из узкой щели выглянула толстая тетка в бигуди на рыжих волосах. С жирной, дебелой шеи тетки свешивалась массивная золотая цепь.
— Опять к шалаве этой! — почему-то с видимым удовольствием прокомментировала тетка, — покоя от нее ни днем, ни ночью, а еще артистка! Весь дом жалуется! В прокуратуру на нее писать будем! В прокуратуру!
Девушка промолчала. Тетка в глаза бросилась ее клетчатая сумка.
— Ты че, в прислугу к ней наниматься, че ли?
— Нет, почему же… — девушка вздрогнула, как будто ее ударили.
— А я подумала, что в прислугу! У нее меняются домработницы каждые два дня! Да и понятно — кто ж такую жизнь выдержит? Шалава, одним словом — шалава! А ты чего тут сидишь? — вдруг насторожилась тетка.
— Дверь никто не открывает…. — грустно сказала девушка.
— А она дома! — злорадно ухмыльнулась тетка, — дрыхнет, наверное! Они как в пять утра вчера вернулись, так еще не выходили! А прислуга ихняя сбежала еще два дня назад!
Девушка безразлично кивнула. В глубине соседней квартиры зазвонил телефон, и тетка быстро захлопнула дверь. Внизу тоже хлопали дверьми. Дом жил своей привычной жизнью. Дешевенькие пластиковые часики девушки показывали ровно три часа дня.
Решительно поднявшись, девушка снова позвонила в дверь. Это было явным жестом отчаяния — девушке некуда было больше идти. Несмотря на всю огромность Москвы, идти ей было абсолютно некуда, и оставалось только сидеть на лестничной клетке, да трезвонить в проклятую дверь.
Но в этот раз ей повезло. Дверь вдруг дрогнула и раскрылась. На мраморную плитку пола упала полоска электрического света.
— Ну? — буркнула женщина, открывая дверь. Она была в черном пеньюаре, наброшенном прямо на нижнее белье, но, казалось, она совершенно не стесняется своего внешнего вида. Возможно, при других обстоятельствах женщина могла бы сойти за красивую, но только не теперь. Это была изящная женщина среднего роста, черноволосая, с модной короткой стрижкой, которая очень ей шла, несмотря на то, что волосы были всклокочены. От женщины пахло потом и дорогими духами, а по распухшему лицу был размазан грим. Неряшливые пятна жирной помады вокруг рта, стекающие потоки туши, размазанные румяна придавали ей просто отталкивающий вид. Глаза ее щурились от света, а выражение лица было невероятно злым.
— Ну? Чего тебе? — зло буркнула женщина.
Глаза девушки распахнулись просто до невероятных размеров, она страшно растерялась. Не дождавшись ответа, женщина сделала шаг вперед и впилась в лицо гостьи тяжелым взглядом. Вскоре взгляд ее принял осмысленное выражение:
— О Господи… Чего ты приперлась?
— Ты что, меня не узнаешь? — решилась девушка.
— Узнаю, конечно! Какого ты сюда приперлась?! Да еще в такую рань?!
