Огаст Дерлет - Приключение с красной пиявкой
90 33 7
117 17 5
131 34 2
289 6 4
314 10 9
368 12 1
371 6 8
416 7 5
439 6 5
446 28 2
451 3 5
Понс откинулся назад и посмотрел на меня веселыми глазами.
— Ну, что скажете теперь, Паркер?
— Это какой-то шифр.
— Естественно. А расположение цифр ничего вам не говорит?
Я внимательно посмотрел на столбцы.
— Я не криптолог.
— Ну-ну! Здесь не обязательно быть криптологом. — Отодвинув в сторонку листок, он поставил передо мной картонную коробочку. — А как насчет пиявки?
— Я вижу только что это красная пиявка, и не более того, — ответил я с легким нетерпением.
— Насколько я могу судить, в ней есть только одна откровенно странная черта, — произнес Понс со вселяющим досаду видом обладателя некоего тайного знания.
— За время своей врачебной деятельности я видел не одну дюжину пиявок, — натянутым тоном сообщил я ему.
— Но такой, готов держать пари, вы не видели. Этот класс кольчатых червей содержит много видов. Большинство из них водные, однако в тропиках водятся и паразитические сухопутные пиявки. Таковой является и эта. Пиявки бывают коричневые, зеленые, черные, желтые, оливковые. Но красных не существует.
— Разве можно утверждать такое? Вот она перед нами! — возразил я.
— Скажем так, перед нами, возможно, находится пиявка красного цвета, — проговорил Понс.
— Вы играете словами.
— Напротив. Эта пиявка не имеет красного цвета по своей природе. Она скорее коричневая. Красный цвет был здесь привнесен со стороны.
— Ее покрасили?!
— Похоже, что так.
— Но какое тогда может иметь значение красная пиявка, если таковых не существует?! — воскликнул я.
— Именно. В этом вся проблема. А тем более такое значение, что от вида ее можно было заработать смертельный приступ. Предполагаю, однако, что приступ стал непредусмотренным результатом. Скорее всего, пиявка должна была передавать весть, понятную лишь Дэвиду Косби, а не человеку, не знакомому с тайным смыслом послания.
— Подобно его сестре.
Понс кивнул.
— И такую весть Косби не рассчитывал получить, — продолжил он. — Иначе он просто не испытал бы подобного страха.
— Ему угрожали смертью!
— Осторожнее, Паркер. Пока мы еще не имеем оснований для подобного утверждения. Давайте в данном случае ограничимся предположением, что она передавала некоторую информацию, которую Косби, по его мнению, не должен был получить никогда. Пиявка могла открывать или предвещать некую цепь событий, которые могли бы начаться, если бы Косби пережил свой припадок. А он, судя по описанию нашей клиентки, по природе своей являлся паралитическим, быть может, следствием тромбоза сосудов головного мозга.
Отправитель, очевидно, направлялся в Англию из какой-то тропической страны, поскольку пиявки по природе своей характерны для тропиков. Впрочем, он мог купить их и в Париже. Откуда и отправил Косби загадочную посылку, а потом, не торопясь, выехал в Раэ. Оказавшись там, он узнал о смерти Косби. Узнал и о том, что сестра его пережила брата, и решил, что может повторить и над ней однажды оказавшийся удачным прием. Он еще не подозревает, что умозаключение его оказалось ошибочным.
— В самом деле?
— Я думаю, мы вполне можем предположить, что мисс Косби озадачена в такой же мере, как и мы в настоящий момент, — добавил Понс несколько загадочным тоном.
Я отказался играть в предложенную им игру.
После он взял упаковочную бумагу, которой была обернута коробочка, и передал ее мне.
— Ну, что вы можете сказать о ней? Вам известны мои методы.
Я старательно осмотрел лист.
— Надпись сделана сильной рукой, широким пером. Писал, вне сомнения, мужчина. — Поощренный улыбкой Понса, я продолжил: — Он писал торопясь, хотя обыкновенно не позволяет себе небрежности, поскольку с этой пиявкой ему пришлось потрудиться больше, чем с адресом. Бумага обыкновенная, рыночная, которую можно раздобыть в любой лавке. Буквы за счет впитывания чернил становятся шире, чем были, когда он писал их.
— Внушительно, Паркер, весьма внушительно! — воскликнул Понс. — Приятно видеть такие свидетельства вашего прогресса в области умозаключений.
Я поклонился в знак благодарности за похвалу.
Понс резко поднялся на ноги.
— Ну а теперь, если позволите, мне нужно выяснить один или два небольших вопроса, а потом, если у вас найдется время сопровождать меня, мы отправимся в Раэ.
Дом нашей клиентки стоял около подножия холма, на котором располагается живописное селение Раэ, — не на краю соленых болот, на противоположной от побережья стороне деревни, посреди четырех или пяти акров[1] земли, занятой, как было видно в вечернем свете, лужайками, деревьями и садами. Невысокая каменная ограда огораживала владение от низины, граница обрабатываемых земель обозначалась кустарниками. Там и сям виднелись статуи — все, за исключением двух, восточные. Общество двух обыкновенных Венер разделял бюст королевы Виктории, пристроенный возле каменной стенки, словно бы королева покровительствовала этим садам, перед бюстом располагалась клумба из роз. Восточные скульптуры были такой природы, которую и следовало ожидать от человека, занятого ввозом произведений примитивного искусства из юго-восточной Азии.
Все это мы заметили пока неторопливо шли по мощенной булыжником дорожке ко входу в дом.
Мисс Косби заметила нас издалека и поэтому распахнула дверь, едва мы приблизились.
— Ах, мистер Понс! — воскликнула она. — Я так рада видеть вас здесь. Я боялась наступления ночи.
— Заранее бояться, мисс Косби, всегда бывает страшнее, чем когда все происходит на самом деле.
— Могу ли я провести вас в ваши комнаты?
— Для этого еще слишком рано, благодарю вас, — ответил Понс. — Мне бы хотелось увидеть ту из них, в которой ваш брат получил эту странную посылку в день своего припадка.
Не говоря ни слова, мисс Косби повернулась и повела нас по коридору в библиотеку, вся внешняя стена которой от пола до потолка была уставлена книжными полками, загроможденными книгами всякого вида и описания, хотя беглого взгляда было достаточно, чтобы заметить, что покойный брат нашей клиентки отдавал предпочтение собраниям сочинений.
Мисс Косби указала на мягкое кресло возле столика времен королевы Анны[2] с настольной лампой на нем.
— Это случилось как раз здесь, мистер Понс.
— Кресло, насколько я понимаю, не трогали?
— Да, мистер Понс.
— А конуры находились в той стороне от дома? — Понс жестом показал в сторону внешней стены.
— Да, но там никто не жил, кроме Скотти, когда Дэвид вернулся из Индокитая. Первым делом он переселил Скотти, сломал конуры и разбил свой розарий. Уж и не знаю, кто теперь будет ухаживать за ним, после того как брата не стало, наверное, придется мне.
Понс рассеянно кивнул. Посмотрев на кресло, он обратился к полкам и неторопливо подошел к ним.
— Похоже, ваш брат был большим любителем наших классиков.
— О да, мистер Понс. Некоторые из этих собраний — те, которые постарше, конечно, — принадлежали еще нашим родителям. Отец тоже был заядлым книгочеем.
— Гарди, — размышлял вслух Понс. — Полное собрание. Похвально, в самом деле, похвально! И Конрад! Какой другой писатель в наше время сумел так превосходно изобразить море? Разве что Уильям Ходжсон, знавший толк в его ужасах. А вот и Диккенс, Скотт, Теккерей, Дюма — их следовало ожидать в таком месте.
Он неторопливо прошелся вдоль полок, рассматривая корешки фолиантов. Время от времени он останавливался, брал книгу и открывал ее, ограничиваясь коротким комментарием, а наша клиентка все бросала на него удивленные взгляды или же искала у меня подтверждения того, что Понс действительно занят своим делом.
— Кто равен Диккенсу в умении создавать запоминающиеся характеры? — вопрошал он. — И кто так любит сельскую Англию, как Гарди? Впрочем, он знал темные стороны характера своих соотечественников. Сэр Вальтер в настоящее время не популярен, однако я надеюсь, что колесо вкуса повернется еще раз.
Наконец он выбрал какую-то книгу и повернулся к нашей клиентке.
— А теперь, мисс Косби, если вы не возражаете, пройдем к нашей комнате.
Наша клиентка привела нас в просторную комнату на верхнем этаже. Заверив, что обед последует без промедления, она оставила нас вдвоем, предоставив возможность обсудить пришедшие мысли.
— Вот уж не знал, что вы любите Скотта, — не удержался я.
— Ах, Паркер, сэр Вальтер относится к числу самых поучительных литераторов. По нему можно изучать нашу историю. Он был самым дотошный из писателей. Взгляните на этот роман — здесь десяток страниц в конце отведен его комментарию к тексту, дающему историческую основу повести Елизаветы и Лестера[3].
