Роберт Ричардсон - Милосердие Латимера
«Веркастер таймс», заняв позицию сдержанную, как и подобает местной газете в благовоспитанном кафедральном городе, не опубликовала печально известную фотографию, но все же обратила внимание публики на предполагаемое участие Дианы в фестивале и этим вызвала недовольство в гражданских и официальных кругах. Однако нашумевшее дело разом утихло, когда Диана выступила по телевидению в воскресной религиозной программе и безупречно, с чувством, проникновенно, демонстрируя полное понимание духовного смысла, прочла отрывки из произведений Юлия Норвича; при этом она была в скромном платье, похожем на то, которое надевала в торжественных случаях жена епископа. А чуть позже выступила в традиционной старовикторианской (примерно 1936 года) постановке «Макбета», и ее игра вызвала одобрение критиков малотиражных, но серьезных газет, и газеты эти стали появляться в домах священников. Решив, что подобный инцидент с постановкой «Габлер» больше не повторится, пресса перестала вмешиваться в дело подготовки к фестивалю, зато фестиваль извлек пользу из звонкой рекламы. Мелисса, вначале потрясенная случившимся, успокоилась, даже обрадовалась шуму, привлекшему внимание людей к фестивалю, и на радостях «присудила награду» Мальтрейверсу, произведя его в рыцари домашнего очага с помощью своего знаменитого печенья.
Когда Мальтрейверс подошел к южному нефу, он увидел новое дополнение к пейзажу в виде полицейского, стоящего перед входом. Присутствие констебля или регулировщика уличного движения не было чем-то необычным в Пунт-Ярде, где к знаку, ограничивающему парковку, относятся с большим уважением, чем к Богу, но ясно, здесь этот представитель закона и порядка исполнял свой долг.
— Доброе утро, — сказал весело Мальтрейверс, подходя к нему.
— Доброе утро, сэр. Если вы пришли в собор по делу, боюсь, что вы не сможете войти туда.
Мальтрейверс поднял бровь.
— Мое дело может заключаться лишь в том, чтобы помолиться.
Чувствуя себя неуверенным во владениях священных, полицейский не знал, как вести себя в подобной ситуации.
— Да, сэр. Но… боюсь, есть небольшая проблема, — пробормотал он.
— Проблема? Какого рода проблема? Жертвоприношение? Темные силы у главного алтаря? Не голые же там монахини?!
Полицейский понял, что над ним смеются.
— Мне очень жаль, но я не могу позволить вам войти, — сказал он холодно, намеренно выбросив из своей фразы слово «сэр».
— Но у меня здесь назначена важнейшая встреча со священником Кованом, — сказал Мальтрейверс, — связанная с фестивалем.
Это была чистейшая ложь, но пробудилось его любопытство, и во что бы то ни стало он решил войти.
«Интересно, только эта дверь охраняется? Вряд ли у всех входов в собор стоят стражи», — предположил он.
— Священник Кован сейчас разговаривает со следователем, сержантом Джексоном, — сказал полицейский, абсолютно уверенный в том, что в качестве аргумента выставляет непробиваемый козырь.
— Тем более он ждет встречи со мной. Я его адвокат. — Начав лгать, Мальтрейверс не видел причин прекратить делать это, он решил лгать до тех пор, пока это будет необходимо.
— Я не думаю, что дело, которое… — начал полицейский, но Мальтрейверс прервал его безапелляционно властным тоном.
— Я должен быть судьей в их споре, — резко бросил он, двинулся вокруг собора и вошел в дверь, противоположную главному входу, представив себе, каким хорошим уроком на будущее будет для молодого полицейского тот факт, что его перехитрили.
Чуть не бегом одолев пространство трансепта[1], он промчался мимо магазина для туристов и книжного ларька, не имея ни малейшего представления о том, где могут быть священник и сержант, но тут же увидел их — у северной стены нефа, перед стоящим около органа небольшим шкафом, со стеклянным верхом.
Следователь, широкоплечий мужчина, с густыми каштановыми усами, что-то писал в своем блокноте, когда Мальтрейверс подошел к ним.
— Каково точное название? — спросил мужчина.
— «Милосердие Латимера», — ответил отец Майкл и взглянул на пустой шкаф.
— «Милосердие Латимера»? — эхом откликнулся Джексон. — Что же с ним случилось?
— Его украли.
— Обидно, — посочувствовал Мальтрейверс.
— Мы называем это преступлением, сэр, — сказал следователь. — Простите, я не знаю, кто этот джентльмен.
— О, это мой шурин, мистер Мальтрейверс, — объяснил отец Майкл. — Он — писатель. Приехал на фестиваль.
— Понятно, — сказал Джексон. — Итак, сэр, вы говорили, что это — «Милосердие Латимера»? Что вы под этим подразумеваете?
— Ну это… вы, должно быть, недавно в Веркастере?
— Я приехал сюда из Линкольншира месяц назад, — мягко сказал Джексон. — Естественно, если бы я жил здесь подольше, я знал бы все о «Милосердии Латимера».
— Библия «Милосердие Латимера» — бесценное сокровище собора. Как вам объяснить? Слышали вы о «Радостной Библии»?
— Нет, сэр. Это еще что-то такое, с чем я должен был бы познакомиться в Веркастере?
— Если бы… — Отец Майкл, который был великолепен в своих проповедях, сейчас беспомощно путался в вопросах и ответах. — Огастас, может быть, ты объяснишь?
— «Радостная Библия» — не совсем точная ее версия 1546 года, — живо пришел на выручку шурину Мальтрейверс. — Была отпечатана в Веркастере, но большинство копий уничтожили, когда обнаружили ошибку в псалме 25, стих 10: «Все пути Господни веселы и есть правда к тому, кто хранит соглашение Его и свидетельства Его». Честно говоря, я думаю, какая-то польза из ошибки извлечена.
— Итак, тут хранилась «Радостная Библия»? — спросил Джексон, указывая на пустой шкаф.
— Да, но довольно своеобразная. В этой редакции слово «радостная» было заменено на «милосердная», а на полях, вдоль всей страницы, красовались инициалы «X. Л.». Существует легенда, что поправку сделал епископ Хаф Латимер, отсюда и пошло название «Милосердие Латимера».
— Когда это было сделано? — спросил Джексон.
— Трудно сказать, — пожал плечами священник. — Вероятно, прошлой ночью, и кража была…
— Нет, я не кражу имею в виду. Когда было сделано исправление?
Отец Майкл растерялся и из-за сути вопроса, удивившего его, и из-за того факта, что он не знал ответа.
— Не думаю, что кто-то мог бы ответить вам, — сказал он. — Может быть, ты, Огастас?
— Не могу даже предположить, — Мальтрейверс пристально посмотрел на Джексона. — Но мне интересно, почему вы спрашиваете?
— Потому, что Латимер проповедовал в моем родном городе Стамфорде в 1550 году, в ноябре. Вероятно, он мог в это время побывать и здесь. — Джексон лукаво улыбнулся Мальтрейверсу, прежде чем обратился к отцу Майклу. — Представляю, сколько всего я еще узнаю о Веркастере, когда поживу здесь подольше!
Отец Майкл, уловивший критическую, хотя и едва заметную нотку, почувствовал раздражение, а Мальтрейверс в ответ на улыбку Джексона усмехнулся с чувством восхищения.
— Сержант, — сказал он. — Ваша теория очень интересна. Однако для собора это крайне неприятный случай.
— Конечно, — ответил Джексон, понимая, что ему лучше разговаривать с Мальтрейверсом. — Сколько могла бы стоить эта Библия?
Лицо Мальтрейверса вытянулось.
— Я не большой знаток, — пожал он плечами. — Но любое издание Библии примерно до 1580 года, стоило бы приличную сумму. Библия Ковердейла от 1535 года, например, — не менее тридцати тысяч долларов в Нью-Йорке пару лет назад, хотя в том же году Библия Мэтьюса от 1537 года — стоила лишь шесть тысяч. «Милосердие Латимера» было переиздано в прошлом веке, и это значительно снизило его стоимость.
— А какие последствия могла бы повлечь за собой эта опечатка? — поинтересовался Джексон.
— Ничего серьезного, — сказал Мальтрейверс. — Люди думали, что с появлением Библии Брича ее изымут из обращения, но ее продолжали издавать раз в год, а иногда и чаще, и издают вот уже в течение тридцати лет. С другой стороны, поправка, сделанная Латимером, уникальна.
Джексон кивнул. Затем приподнял крышку коробки, стоящей в шкафу, которую, как мог видеть Мальтрейверс, явно открывали отверткой или каким-нибудь другим, подобным инструментом.
— Вы недостаточно хорошо хранили ее, — заметил он.
Отец Майкл выглядел растерянным.
— Настоятель утверждает, что охранять церковь не нужно, — объяснил он. — А раз он так считает, то, по-видимому, и не считает нужным запирать ее ни днем, ни ночью.
— Думаю, вы понимаете, мы не можем одобрить подобной позиции. Настоящий преступник не оставляет следов на месте преступления. — Джексон опустил крышку коробки. — Смотрите, судя по тому, как вскрыт шкаф, мы можем предположить, что преступник — личность довольно своеобразная. Когда вы обнаружили пропажу?
— Около десяти часов утра сегодня. Заметила одна женщина, работающая в магазине для туристов.
