Борис Штейман - Варей, гончий пес
Секретарь доложил:
— Иван Еремеевич! К вам Варей.
— Пропусти! — раздался ответ по громкой связи.
Прошел Варей по пушистому ковру. Сделал глуповатое лицо. Поздоровался.
— Ну, здравствуй, здравствуй, Варей! — приветливо пророкотал в ответ генерал, оторвавшись от лежащих на большом столе важных документов. — Легок на помине! Только что про тебя вспоминал. И как думаешь, по какому поводу? А?
— Не могу знать! — отчеканил Варей.
— Да, ладно притворяться! — засмеялся Иван Еремеевич. — Ну, давай, отгадывай, хитрая твоя душа!
Задумался Варей. Вспомнил недавний сон.
— Наверное, какие-то учения предстоят! — ляпнул наугад.
— Ну, ты даешь! — довольно развел руками генерал. — Конечно, не совсем. Но квадрат, как говорится, накрыл, — немного помолчав, пояснил: — Думаю семинар организовать. Наберем с десяток ребят из молодых, способных. А ты поделишься своим методом! Как?
— Я — всегда, пожалуйста! У меня секретов нет, — охотно согласился Варей. — Вот, кстати, отличного парня встретил сегодня по дороге. В подземном переходе билеты продавал. Может быть нам полезен. Просто уверен.
— Откуда такая уверенность? Мало ли кто что продает, — генерал внимательно посмотрел на Варея, улыбнулся.
— Да вот показалось, Иван Еремеевич, — и вдруг почувствовав какую-то напряженность, не соответствующую моменту, Варей дал задний ход. — А вообще-то, мало ли чего покажется. Да и Никанорыч вот тоже сильно сомневается…
— Нет, брат, я в это «показалось» очень верю. Хотя и убедиться лишний раз всегда не мешает. А на Никанорыча сердиться грех. Сам подумай, кто мы без никанорычей? Начальники да таланты! Представь, что получится. Жуть, бардак! — засмеялся довольно, зажмурился. — А никанорычи — это вещество, цемент, порядок! Каждого надо использовать на своем месте. Учитывая, конечно, индивидуальные возможности. Владеть, так сказать, кадровым маневром… Вот для этого и нужно начальство. Понятно? — снова засмеялся. — Кстати, рыбак отличный! У всех пусто. А Никанорыч на уху всегда натаскает. Просто уникум!
— Все ясно, — откликнулся Варей, не совсем понимая, с чего это вдруг такой доверительный разговор.
— А раз ясно, то и хорошо. И потом учти, Никанорыч — из глухой деревни, приличного образования не получил, а верить ему можно на все сто, не подведет! Ну, да ведь ты не за этим пожаловал. Выкладывай, только побыстрей!
— Я вот… насчет этого дела… — замямлил нарочито Варей. — Ведь никаких зацепок. Ну, даже если я его раскопаю… А дальше что? Никанорыч сказал, что он как-то связан с компанией Митрохина… Но после исчезновения Савенко порвалась последняя ниточка.
— Все правильно. Есть сведения, что он связан с Митрохиным. Думаю, неслучайно они в одно время работали в Заготпушнине. Остается надеяться, что кое-что проявится по ходу дела. Есть еще вопросы?
«Вопросы-то есть. Например, кто надоумил раскручивать „бородача“?» — подумал Варей, но спрашивать не стал, а лишь коротко ответил:
— Никак нет!
— Ну, хорошо. Иди, трудись! И не тяни, а то крупная рыба вся на дно заляжет, — и как бы невзначай вспомнив, добавил: — Как ты считаешь, что в нашем деле главное?
— Главное — это доверие, — усмехнулся Варей.
— Верно! Сообразительности тебе не занимать, — довольно подтвердил генерал. — А почему? Да потому, что другого выхода нет. Ведь, что ни говори, а чужая душа — потемки. Доверие — это второй цемент в нашей работе… А мы тебе доверяем! — веско закончил он. — Ну, ладно, все! — и опустил голову в разложенные на столе важные документы.
«Мы — это звучит… Но кто ж интересно эти „мы“? — подумал, хмыкнув, Варей и мудро рассудил: — А „мы“ — это значит „они!“» — и мысленно очень многозначительно поднял высоко вверх указательный палец правой руки и немного им потряс.
Засел в своем кабинетике Варей. Снова внимательнейшим образом изучил дело. Какая-то тонкая игра началась после митрохинского дела. Задел он тогда кого-то… Кто подсунул генералу «бородача»? Тут никаких случайностей быть не может… И что это за многозначительные разговоры?.. Начинает постепенно охватывать раздражение Варея. Не привык он быть пешкой в чужой игре. «Спокойно, спокойно, меньше эмоций, — успокаивает себя Варей. — Выигрывает тот, кто располагает большей информацией».
Набирает Варей запрос на компьютере. Выдает база данных результат. Хорошая база, все про всех знает, умная. Тут и дата вступления в комсомол, и размер ботинок, и много другой нужно-ненужной чепухи. А в конце неожиданно крупным шрифтом: «Мы так тебя любим, Варей! Ну, просто… как родного сына!» Открывает от изумления рот Варей. «Не может быть!» Мотает головой, пытается отогнать наваждение. Снова читает, вытаращив глаза. Да, нет, все точно! «Может быть, шуточки Марка?» — предполагает он. А тут как раз и Марк врывается в кабинет, распахнув руки для объятий. Легок на помине.
— Твоя работа? — сурово осведомляется Варей, строго указывая на возмутительный текст.
— Я тут не причем, — смеется Марк. — Недавно установили компьютеры нового поколения. Любят они пошутить над клиентами, имеют такую слабость! Да и программы еще не успели толком отладить.
— Доиграешься ты у меня! — грозит Варей. — Скажи спасибо, что попался тебе такой безудержный либерал, как я! Другой бы врезал тебе за такие штуки!
Складывает Варей аккуратно распечатку в карман, интересуется с напускной серьезностью:
— Над всеми шутят?
— Только над теми, кто понимает, — отвечает Марк.
— Ну, тогда ладно, — милостиво кивает Варей.
Возвращается к себе. «Плюнуть надо на все! С высокой башни!» — решает Варей. Подходит к окну, хочет плюнуть. Но окна не открываются, кондиционеры. И плюет Варей в корзину для бумаг.
Но эффект не тот. И осознает он, что найти бородача — дело чести. Профессиональный долг! «Так любим… как родного сына…» — машинально повторяет Варей и вспоминает своего отца. Тот всю жизнь прослужил в конной милиции и дослужился до приличного чина, до майора. В отставку вышел с хорошей пенсией. Купил в деревне крепкий дом, обзавелся хозяйством. Отец, как полагал Варей, догадывался о некоторой несправедливости судьбы, которая немного поздновато выпустила его на свет божий. Но все же отец успел застать и боевых лошадей, и настоящие служебные конюшни. А не только цирк да ипподром. Где будут маяться те, другие, которые придут позже и которым вообще не повезет. Это вам не сто, двести лет назад… Ну, да чего там говорить!
Отец всегда громко стучал сапогами, когда входил в дом, и звенел шпорами. Работу свою любил и считал общественно значимой. Под старость очень горевал, что в конной милиции произошли большие сокращения. Помнил Варей пышные, желтые от табака усы да выпуклые голубые глаза. Иногда отец приносил с собой седло и шумно клал его у стены длинного коридора их коммунальной квартиры. Соседи каждый раз отворяли двери и высовывали любопытные лица. Когда отец удалялся, Григорий Семенович обязательно говорил с нарочитым уважением:
— Натуральная кожа! Вещь! — и покачивал в умилении головой.
— Конечно, натуральная! Ишь, как воняет! Он скоро портянки будет на кухне сушить! Я вам точно говорю! — непременно откликалась Пелагея Федоровна.
В жизни Варея было три периода отношения к службе отца. В первом, детском, он гордился отцом. Ему нравился исходящий от него лошадиный запах. Иногда отец брал его с собой, усаживал впереди себя на лошадь. Это было верхом блаженства! В школьные годы, особенно в старших классах, Варей стыдился отца. Его тошнило, когда отец за обедом с упоением рассказывал, как они «вытесняли» или «захватывали в кольцо» не в меру разгоряченных после футбольных матчей болельщиков. В школе Варей учился отлично и школьной элитой был признан. В какой-нибудь заурядной профессорской семье своего приятеля-одноклассника он говорил, что его отец — зоолог, специалист по лошадям. И все окружающие безразлично кивали головами: «Зоолог так зоолог. Нам без разницы. Мы либералы и люди самых широких взглядов. Да хоть бы старьевщик или, скажем, конный милиционер. Нам-то что!» В студенческие годы ему было наплевать, кто его отец. Варей унаследовал от него непокорный чуб. Это было досадно, в моде в то время были совершенно другие прически…
Варей достал из кармана листок с информацией, отыскал в нем адрес жены «бородача» Лидии, записал в журнал, что отбывает в местную командировку, вызвал дежурную машину и спустился к подъезду.
Машина петляла по узким переулкам старой части города. Шофер оказался неопытный и никак не мог найти нужный адрес. Наконец Варей отпустил машину и пошел пешком. Начинало темнеть. Он прекрасно знал этот район. Но то ли сильно изменилось все за последнее время, то ли Варей заблудился в трех соснах… Наконец, пройдя двумя проходными дворами, он неожиданно уперся в нужный дом. Поднялся на третий этаж. Постоял перед высокой, выкрашенной коричневой масляной краской дверью. Ему почудилось, что и за дверью кто-то стоит и тихо дышит. Тогда он на цыпочках спустился вниз и вышел во двор. Сел на скамеечку неподалеку от детских качелей. Прикинул, где могут находиться окна квартиры. И стал наблюдать за желтыми неплотными занавесками. Ему показалось, что это окно совершенно непохоже на остальные. Окружающие Варея предметы — соседние дома, одинокое черное дерево посреди двора — вдруг начали еле заметно двигаться по кругу. Даже темное, покрытое облаками небо неторопливо поползло в сторону со своего насиженного места. Варею сделалось не по себе. Идти в квартиру почему-то страшно не хотелось. Он стал тянуть время, убеждая себя, что в любых учебниках рекомендуется провести сначала тщательное наружное наблюдение. Занавеска отодвинулась. Показалась женская фигура и стала смотреть во двор. Дальше ждать уже было нельзя. Варей решительно вошел в подъезд.
