Ольга Богуславская - Боль
Но Лариса ошиблась.
* * *
Игорь действительно решил её убить. И, судя по всему, несколько месяцев не знал, что ему делать. Имеется в виду не борьба с самим собой, а нечто вполне конкретное и материальное: как убить? Где? И когда?
Если следовать романтической логике, о которой я уже упоминала в связи со всеобщей устойчивой терпимостью по отношению к разврату, то можно развивать мысль о том, что Игорь, доведенный до отчаяния поведением матери, с горя решился на страшный поступок. Но если воспринимать события в их житейской наготе, станет очевидно, что Игорь оказался талантливым учеником своих бесталанных и гнусных учителей.
Очевидно, из всего, что Игорь для себя усвоил, вытекало, что на его жизненном пути возникла помеха. Все "семейные" конфликты прямо отражались на Игоре - это было обидно. Не знаю, когда именно, - но Игорь обнаружил, что у матери имеется (по тем временам) значительная сумма - 2500 рублей. Он считал, что деньги могут уйти "не туда". При этом все, что Игорю хотелось иметь, было вовсе не пустяком. Он любил дорогие вещи, модную одежду. Каждую вещь нужно было отвоевывать - а вещей, которые хотелось иметь, было много... Устранение же матери все ставило как бы на свои удобные места. План был приблизительно такой: бабушку он собирался поместить надолго в психиатрическую больницу и уйти в армию (оставалось месяца три). А если ещё более конкретно - после убийства он собирался уехать на юг, потом "обнаружить", что мать убита... Квартира, деньги, свобода. Все было близко, до всего было рукой подать.
Не знаю, судьба ли так распорядилась или так было задумано с самого начала, но в конце концов Игорь пришел к выводу, что самому убивать не стоит. Не потому, что сердце защемило, а из соображений чисто деловых. Вплоть до вынесения приговора, в течение всего судебного разбирательства он твердил, что не виноват - не он убил.
Он был уверен, что следует найти исполнителя. Тогда даже и в случае полной неудачи, если дело раскроется, его не накажут. Не за что.
И исполнитель нашелся.
Из акта амбулаторной судебно-психиатрической экспертизы на испытуемого Куприянова С.В.:
"...семья его проживала в Омске, мать злоупотребляла алкоголем, вела аморальный образ жизни. Родила испытуемого в возрасте 18 лет. Была лишена родительских прав, когда испытуемому было 2 года. Дальнейших сведений о ней нет. Отец деспотичный, жестокий, был несколько раз женат, отбывал наказание за избиение матери испытуемого, в дальнейшем также лишен родительских прав. Из сведений, сообщенных теткой испытуемого: ...раннее развитие его протекало нормально. На первом году жизни был привезен в Москву к бабушке, воспитывавшей его в течение года. Затем мать увезла его в Омск. После лишения родительских прав помещен в дом ребенка, затем в детский дом, некоторое время жил с отцом. В школьном возрасте... была травма головы (якобы упал из окна 2-го этажа)... Испытуемый утверждает, что травму головы получил в двухлетнем возрасте при падении с балкона (выбросила мать)".
И надо же было в огромном городе встретиться двум людям с судьбами до того схожими, точно одна страшная, взрослая, горькая была поровну поделена между двумя подростками, чтобы они потом друг друга нашли, встретились и обе половинки соединились снова в одну беду.
И Игорь Букатов, и Сергей Куприянов - люди без детства. Один был матерью выброшен в окно, второго мать звала к себе в постель.
Дети без матерей.
И потому если и было всему последующему хоть какое-то, хоть одно-единственное объяснение, - вот оно: не изведав счастья быть любимыми матерью, они оба подняли руку на то, что в их сознании просто не имело названия.
Из материалов дела следует, что Куприянов довольно быстро согласился на страшное предложение Букатова, а награда ему была обещана искусно предусмотренная: Игорь знал, что Куприянова только что отчислили из СПТУ № 77, жить ему было негде и не на что и близких людей у него в Москве не было. И поэтому его предложение звучало для Куприянова, надо полагать, заманчиво, как ни неуместно звучит здесь это слово.
Букатов пообещал Куприянову за убийство своей матери 1000 рублей и "разрешил" жить в его квартире в течение двух лет, которые сам рассчитывал провести в рядах Советской армии.
Вечером 1 августа Букатов приехал к Маше Ш., у которой на время отсутствия её родных поселился Куприянов. Около полуночи они ушли, сказав, что скоро вернутся.
Приехали к дому, где жил Букатов.
Игорь знал, что мать была сильно пьяна и наглоталась таблеток.
Из протокола допроса несовершеннолетнего обвиняемого Букатова Игоря Николаевича 5 августа 1987 год:
"Я открыл ключом свою квартиру и прошел в нее. Сергей остался ждать меня на лестничной площадке. Я прошел в коридор, потом через мамину комнату пошел в свою комнату. В своей комнате я взял из-под паласа 2500 рублей и положил их в сумку. Затем я, убедившись, что мать спит, пригласил в квартиру Сергея. Мать лежала на животе... Мы с Сергеем прошли вначале на кухню, и мы стали с ним обсуждать вопрос, как убивать мать. Я попросил Сергея убить мать именно ему, и именно его ножом, и именно ударом в горло. Сергей согласился сразу. Затем он попросил напиться. Я взял стакан, обмотал его полотенцем и дал Сергею напиться. Он выпил и пошел в комнату к маме... Когда Сергей зашел в комнату, то я остался на кухне. Через минуты две я услышал три удара ножом, а затем Сергей вышел из комнаты. Руки и нож у него были в крови. Он прошел в ванную и вымыл руки и нож. Нож положил в чехол, а потом сунул за пазуху. Я сказал Сергею спасибо, и мы вышли из квартиры. Предварительно полотенцем я вытер все ручки дверей..."
Что удержало их от поездки на юг - остается только гадать.
Ведь они собирались уехать и по возвращении "все узнать"... Вернувшись к Маше, легли спать. И Игорь лег - а потом встал и ушел. Не спалось.
Сергей спустя несколько минут все рассказал Маше. Она то ли не поверила, то ли не захотела верить.
Сергей все повторял, что у него крепкие нервы и предлагал подержать его за руку: мол, не дрожит...
А Игорь поехал домой и вызвал милицию.
Ни в тюрьме, ни в зале суда он ни разу не сказал ни слова раскаяния и поступил честно. Ведь он ни в чем не раскаивался. Он сидел за барьером, отделявшем его от всего живого, с тетрадочкой, и после приговора сказал, что будет жаловаться. Похоже, он и в самом деле был удивлен: и ему, и Куприянову дали по 9 лет, а ведь убил не он, а Куприянов...
Впервые в жизни я слышала, как прокурор произнес адвокатскую речь. Нет, он не просил освободить из-под стражи Букатова и Куприянова. Но он сказал, что два этих подростка, наверное, никогда не видели ЛЮДЕЙ.
В том, насколько он прав, нетрудно было убедиться, оглядевшись тут же, в зале суда. Там были и отец Букатова, и сожитель убитой Ларисы, и ещё много всякого народу. На лицах участников этой трагедии можно было прочесть удивление, настороженность, любопытство, - но только не то, что навеки должно было исказить их черты.
Если не горе - хотя бы раскаяние...
Но в этом зале раскаявшихся не было.
...А самое страшное в этой истории - её заурядность. Многие узнают в этом, по необходимости, кратком очерке своих знакомых, соседей. Таких людей, таких матерей, таких детей у нас много.
Мы к ним привыкли, мы простодушны, мы все восклицаем: эх, да где наша не пропадала, это ведь тоже люди!
И ничего, притерпелись.
* * *
...Мне важно, чтобы я была понята исчерпывающе однозначно: я считаю убийство злодеянием, которому нет ни оправдания, ни прощения.
И сверх того: я уверена, что человек, способный перешагнуть эту черту, человеком никогда уже не будет. Но это уже мое личное мнение - быть может, здесь ему не место.
Но как не закричать, узнав о том, как все это случилось: отзовитесь, у кого заболело сердце, когда Куприянов остался на улице! Отзовитесь, кому мешало существовать то, что Букатов жил в вертепе! Кричать без толку. Никто не отзовется.
Никак не могу вспомнить, кто из свидетелей сказал, что Игорь называл убитую по его заказу мать Лялечкой...
Ведь ей было всего тридцать четыре года.
После выстрелов
Запахло желудями и прошлогодней листвой вперемешку с молодым тополем так всегда пахло на нашем старом школьном дворе перед летними каникулами, когда никто уже не учил уроки.
Я открыла глаза.
Я редко просыпаюсь на рассвете, и наступающее утро для меня - зрелище всегда необыкновенное.
Смешное непроснувшееся солнце, впопыхах выбираясь из ярко горящей листвы, заиграло на книжных полках, потом загорелся хвост у пластмассового дракона, купленного на измайловском вернисаже, потом на его хвосте загорелись цветные кружочки, задрожали синие крылышки - и вдруг я увидела коленку, выбившуюся из-под одеяла.
Неотмытую, исцарапанную коленку сына. Он спал, и можно было смотреть на него сколько хочешь.
И я подумала: а как просыпается Алексей в камере смертников?
Там, в Бутырской тюрьме, есть внутри ещё одна тюрьма - для тех, кто приговорен к смертной казни.
