Светлана Алешина - Игра в кошки-мышки
— Что здесь произошло? — каким-то осипшим голосом спросил Курский, оглядывая присутствующих.
— Я ничего не понимаю, — почему-то шепотом ответила ему Зоя Андреевна. — У нас проводились обычные практические занятия. Все было хорошо, а потом… — Она приглушенно всхлипнула и развела руками.
— Где бутылка? — деловым тоном спросил Сергей Юрьевич, немного придя в себя.
— Вон она, — еле слышно проговорила Таня, не сводя глаз с Дашиного лица.
Курский взял бутылку и внимательно ее осмотрел.
— Пахнет молоком. Но есть какой-то еще странный запах.
— Запах? — эхом отозвалась Зинаида Андреевна.
— Да, — мрачно заметил Курский.
— Кто-то что-то подмешал, — отважилась высказать предположение Таня Сергеева, которая была старостой группы.
Курский резко повернулся в ее сторону, Таня покраснела и приложила руки к груди. Этим она хотела показать, что не настаивает на этой версии.
— Быстро вызывайте милицию, — властно распорядился Курский после небольшой тяжелой паузы. — Как бы мне не хотелось, чтобы это все получило огласку, но… у нас нет выбора. Надеюсь все-таки, что это не специально кто-то проделал. Я пойду доложу начальству.
И, бросив печальный взгляд на тело Даши, он резко повернулся и быстро вышел из комнаты, теребя край халата.
В комнате воцарилась мертвая тишина.
* * *Сергей Юрьевич Курский являлся главным врачом клиники Заварского. Он же лично делал все самые сложные операции. Хирургом он был, что называется, от бога.
Он вырос в семье потомственных врачей — кем будет их сын, родители даже и не задумывались: это было предрешено. Способности к этой профессии проявились у Сережи уже в самом раннем детстве, к великой радости всей его родни. Начиналось все так: маленький Сережа, которому только что исполнилось семь лет, поймал в дачном пруду обыкновенную лягушку и довольно профессионально ее препарировал. Потом он лечил всех окрестных кошек, собак и птичек, которых ему удавалось поймать.
В школе он выигрывал все подряд олимпиады по химии и биологии. Единственной проблемой для Курского был иностранный язык, который никак ему не давался. Это, правда, относилось только к английскому — латынь он знал хорошо, профессия обязывала.
На вступительных экзаменах в институт он, правда, едва не провалился из-за злополучного английского. Однако в дело вступили связи родителей, и Сергей стал студентом.
Учился он отлично и был всеобщим любимцем у девушек, которые составляли абсолютное большинство группы. Сергей благосклонно принимал поклонение слабой половины человечества, стараясь никого не обделить своим вниманием, и вскоре прослыл по всему курсу отменным бабником. Этот ярлык, впрочем, совершенно не мешал ему в общении со студентками.
Он женился на последнем курсе института на первой красавице группы. А после ряда удачно проведенных сложнейших операций заслужил репутацию хорошего хирурга. Желающих оперироваться у него становилось все больше. А потом его жена попала в аварию. И помочь ей он, увы, не смог. Она навсегда лишилась возможности ходить.
В то время, когда его пригласили работать в клинике Заварского, да еще на должность главврача, он уже окончательно разочаровался в жизни и начинал потихоньку скатываться вниз. Сергей все чаще стал прикладываться к бутылке. Пил исключительно французский коньяк.
Новая работа, однако, дала Курскому новый жизненный стимул. Он целиком погрузился в нее, все меньше обращая внимание на женщин. Он стал трудоголиком.
То, что произошло в учебной комнате этим утром, ставило под удар всю его карьеру. Дело в том, что он обязательно должен был присутствовать на занятиях, если не было для его отсутствия уважительной причины. А причина могла быть только одна — операция.
Но ничего подобного сегодня не было. Он просто задержался на обходе в палате у одной из пациенток, которая была очень привлекательной, — старые рефлексы давали о себе знать. Если бы не это обстоятельство, то трагедии могло бы и не произойти. Он мог бы промыть сразу же желудок Даши.
Сергей Юрьевич выбежал в коридор и растерянно огляделся. Необходимо было предупредить директора клиники. И он поспешил к нему. Его кабинет находился недалеко. Пройдя метров двадцать в глубь коридора, он остановился у двери.
«Как бы все это поаккуратнее сказать старику?» — с минуту размышлял он и потом решительно открыл дверь.
Директора клиники, Константина Федоровича Заварского, все очень любили и жалели за его уже довольно преклонный возраст. В последнее время он чисто номинально возглавлял клинику — всеми вопросами ведали Курский и ректор учебного корпуса. Однако старый профессор не мог сидеть дома — это противоречило всем его жизненным установкам. И каждый день выходил на работу. Должность, которую он занимал, можно было с полным основанием переименовать из директора в почетного директора.
Оказавшись в приемной, Курский тут же наткнулся на просиявшую при его появлении секретаршу.
— Доброе утро, Риточка, — дежурно-обаятельно улыбнулся Курский, и она еще больше засияла.
Даже в данной ситуации он не хотел упустить возможность пофлиртовать с секретаршей. Благо та была от этого просто на седьмом небе от счастья.
— А Константин Федорович у себя? — перейдя на деловой тон, спросил Курский.
— Да, но он сегодня ужасно не в духе, — доверительным шепотом сообщила ему Рита.
— Ничего, — пробормотал Курский, направляясь к кабинету, — сейчас его настроение испортится окончательно.
Через минуту Рита услышала какой-то вскрик, и из кабинета вылетел Курский. Бросившись к телефону внутренней связи, он тотчас вызвал бригаду неотложки в кабинет к директору.
— Это просто черт знает что, — тихо ругался он, пока набирал номер, — здесь только еще одного трупа не хватало!
— Что значит «еще одного»? — побледнев, спросила Рита.
Сергей, однако, не ответил ей. Он уже сделал вызов и, положив трубку, побежал обратно в кабинет. Константин Федорович все еще был без сознания.
Рита остановилась на пороге и, в ужасе открыв рот и покосившись в сторону беспомощно лежащего директора, повторила свой вопрос, только уже дрожащим голосом.
— Несколько минут назад на учебных занятиях умерла Даша Калинина, — глухо ответил наконец Курский.
— Что?! — Глаза Риты округлились, но теперь никакого ужаса в них не было.
Можно даже сказать, что по ее лицу пробежала тень удовлетворения.
— И что же с ней случилось? — уже безразлично спросила она.
— Трудно сказать, милицию уже вызвали. Похоже на отравление. А вот от чего — пока непонятно. После того как в нее влили молоко, у нее произошла остановка сердца. Может быть, подмешан яд…
— Но это полный абсурд! — фыркнула Рита. — Кому вообще может прийти такое в голову? Это просто садизм какой-то.
— Да, — задумчиво проговорил Сергей, — смерть ужасная, что и говорить…
Он провел в кабинете еще несколько минут — вскоре сюда прибыла кардиологическая бригада, и он вручил беспомощного Заварского в крепкие руки врачей. После этого посмотрел на часы и решил, что как раз наступило время для того, чтобы подъехала милиция.
Он оказался абсолютно прав. Едва он вышел в коридор, как сразу почувствовал признаки оживления атмосферы в клинике. Коридор заполнился бесцеремонными крепкими людьми в форме и без нее. Создалась необычайная суета.
Командовал всем низенький капитан с огромными усами и абсолютно бесцветными глазами. Таким же бесцветным голосом он опрашивал Зою Андреевну и беспрерывно всхлипывающих Женю и Таню. Они считали себя причастными к смерти Даши и теперь находились в состоянии шока. Кроме истеричных вздохов, добиться от них чего-либо более вразумительного не удалось ни низенькому капитану, ни его более обаятельным коллегам.
Потом на место происшествия прибыли криминалисты, и в небольшой учебной комнате стало совсем тесно.
— Смерть наступила примерно минут сорок назад, — слышался бесстрастный голос эксперта. — Она наступила в результате полного расслабления дыхательных мышц. Есть подозрение на присутствие в молоке препарата из группы релаксантов.
Выдав эту фразу, он еще раз хмуро взглянул на труп, посмотрел на часы, вздохнул и произнес:
— Можете увозить.
Девушку накрыли простыней и, положив на носилки, тут же унесли.
Усатый капитан вздохнул. Понедельник начинался ужасно…
* * *Лариса Котова в то утро пребывала просто в отвратительном настроении. А если быть точнее, то у нее была самая настоящая депрессия.
«Богатые тоже плачут», — насмехалась она сама над собой. А чему, собственно, было радоваться?!
В ее жизни наступил период застоя. Ничего не менялось, и ничего интересного не происходило. Даже ее муж Евгений подозрительно затаился и притих. Домой приходил вовремя, совершенно трезвый и молчаливый. Сама себе Лариса могла признаться, что все это начинало ее раздражать и даже выводить из себя. Она уже привыкла к пьяному Котову, и теперешнее его состояние не вписывалось в привычный уклад, а значит — было ненормальным. Лариса считала свой брак практически похороненным, а теперь даже и не знала, что это — предсмертные конвульсии или неожиданная реанимация? В общем, Лариса была совсем не готова к таким переменам в своей жизни.
