Ольга Лаврова - Любой ценой
Знаменский переворачивает несколько листов дела.
-- Но вот подшит наряд, на нем подпись: "Тобольцев". Рука ваша или нет?
Тобольцев равнодушно взглядывает.
-- Моя, гражданин следователь. Подсунули, небось, среди бума-жек, подписал дуриком.
Знаменский всматривается в Тобольцева, почти не слушая его.
-- Василий Сергеич... Что стряслось?
Обойдя стол, он становится перед Тобольцевым, чтобы попасть в поле его зрения.
-- Что на вас навалилось?.. Вы здоровы?
Тобольцев роняет лицо в ладони:
-- Пал Палыч... очень прошу... свидание с детьми.
x x x
Случается, когда Пал Палычу нужно что-то понять и об этом можно рассказать, не нарушая служебной тайны, он советуется с матерью. Подследственные -- частенько люди с изломанной психикой, а Маргарита Николаевна -- чуткая женщина, да к тому же психиатр. Вот и сегодня встревожил Пал Палыча Тобольцев, и дома покоя нет.
-- А ты не усложняешь, Павлик? -- за разговором Маргарита Николаевна хлопочет на кухне. -- Может, просто реакция на окончание дела? Пока следствие, голова занята: как сказать, да что сказать. Человек до поры мог почти не думать о наказании. А теперь заслониться нечем, и разом навалилось то, что ждет. Вот и срыв.
-- Это, мать, не про Тобольцева. У него другая тактика выжива-ния: чего нельзя миновать, к тому надо приспособиться. Мы с ним толковали о суде, о колонии, он был готов все это перенести.
-- Стало быть, что-то личное... дурное известие... Достань сто-ловую ложку.
-- Я бы знал. Мне обязаны сообщать то, что сообщают ему.
-- Ну, не герметически же он закупорен. Плохая новость щелку найдет.
-- Да все, что могло случиться плохого, вроде бы уже случилось. Давай нож поточу, не режет ведь... Жена от него ушла пять лет назад и уехала с новым мужем куда-то аж в Каракумы. Дети остались с ним и с тещей.
-- Дети маленькие?
-- Десять и семь.
-- С ними благополучно?
-- Попросил свидания, значит, живы-здоровы... Пахнет уже вкусно... Этот Тобольцев, как заноза в мозгах!
-- Хорошо, хоть аппетит не пропал.
-- Аппетит зверский!
x x x
А дня через три утром не успел Знаменский снять плащ, как позвонили из Бутырки. Тобольцев слезно и в срочном порядке просится побеседовать. Пал Палыч покачал головой над густо исписанным листком календаря, но поехал...
На этот раз Тобольцев здоровается и не отворачивается, но снова на себя не похож: им владеет мрачное возбуждение.
-- Итак, явился на ваш призыв, -- говорит Знаменский. -- Слушаю.
Тобольцев набирает воздуху, смотрит круглыми карими глазами и молчит.
-- Вы собираетесь сообщить новые обстоятельства по делу? -подсказывает Знаменский, хотя чувствует: вряд ли.
Не в силах усидеть, Тобольцев вскакивает с привинченного к полу табурета.
-- Нет, я... -- Он топчется у стола, опираясь на него нетвердой рукой. -- Пал Палыч, я убил человека!
Знаменский реагирует, словно на шутку:
-- Убили? Это кого же?
-- Фамилию не знаю... то есть тогда не знал.
-- Странные вещи с вами творятся, Василий Сергеич. Сядьте, постарайтесь успокоиться... Ребята приезжали?
-- Да, вчера. Поглядел, простился, -- от волнения он картавит порой до непонятности.
-- Почему "простился"?
-- Больше вряд ли увижу.
Спятил мужик, что ли? Помолчав, Знаменский включает дик-тофон.
-- Ну ладно, выкладывайте.
-- Четырнадцатого июня, примерно в семь тридцать вечера я зашел в винный магазин на Таганской улице, чтобы выпить, -- начинает Тобольцев заученно. -- Там ко мне привязался пожилой незнакомый человек, полный такой, в черном плаще. Из магазина он вышел вместе со мной и что-то все говорил, но я его не слушал. -- Он приостанавливается, обеспокоенный: -- Вы не пишете протокол?
-- Успеется. Дальше?
-- Гражданин, который привязался, мне надоел, и я старался от него отделаться. Тогда он стал мне грозить, вынул бумажник и совал мне под нос какие-то документы, вроде раньше он был начальник и прочее. Тогда я разозлился и ударил его. Он упал, а я ушел. Все... А он там же умер.
-- С чего вы взяли?
-- Потому что он умер.
-- Место, где это произошло? -- резко спрашивает Знаменский, уже с внутренним ознобом.
-- В Товарищеском переулке.
Выключив диктофон, Знаменский звонит, представляется.
-- Вечером четырнадцатого июня в Товарищеском переулке зарегистрировано нападение на мужчину?.. Да, жду.
-- Вы мне что -- не верите?
Знаменский не отвечает, прижимая трубку к уху. На том конце провода начинают зачитывать текст с карточки учета преступле-ний:
"... обнаружен труп Киреева Д.Т., шестидесяти четырех лет. По заключению судмедэксперта, причиной смерти явился удар по голове, вызвавший разрыв сосудов в части мозга, пораженной недавно перенесенным Киреевым незначительным инсультом. Подозреваемый был задержан дружинниками при попытке огра-бить тело потерпевшего, однако..."
Знаменский машинально записывает, переспрашивает:
-- Когда?.. Его фамилия?.. И кто ведет дело?.. Ясно, спасибо.
Потом долго смотрит на Тобольцева.
-- Вы правы, тот человек умер.
За время телефонного разговора Тобольцев снова ушел в себя.
-- Не угадаешь, где она подстережет, стерва безносая, -- бормо-чет он.
-- Слушайте, Тобольцев, откуда вся эта дичь? Пухнет, обраста-ет подробностями!
-- Не обременяйте вы себя, Пал Палыч... Мне так и так хана.
Знаменский снова включает диктофон и стремительно задает вопросы:
-- Итак, он упал, а вы сразу ушли?
-- Да.
-- Тихо-мирно потопали себе дальше?
-- Да. Такой вот подлец перед вами.
-- А сегодня, одиннадцатого сентября, вдруг приспичило пока-яться?
-- Я больше не мог. Мысль, что за мое преступление сидит невиновный...
Знаменский перебивает:
-- Да если вы сразу ушли, Василий Сергеич, откуда вам знать, что пристававший к вам человек умер, что кого-то арестовали!
-- Да парень уже месяц со мной в камере.
Знаменский поражен. Верить? Не верить? Нажимает кнопку вызова конвоира.
-- Будьте добры, список содержащихся в тридцать первой камере.
Дожидаясь списка, меряет шагами следственный кабинет.
-- Бурное утро... Сюрприз за сюрпризом.
-- Такая уж моя злая судьба, -- после долгой паузы шепчет Тобольцев.
Возвращается конвоир. Да, задержанный по подозрению Холин сидит с Тобольцевым.
-- Подследственного отправите отсюда в другую камеру.
-- Переселяете меня?
-- По одному делу вместе находиться нельзя.
Тобольцев выпрямляется, вытягивается в струну. Вялости как не бывало.
-- Разве Холина не выпустят? -- вскрикивает он. -- Как же это: я признался, а его не выпустят?
Ни разу он при Пал Палыче не впадал в столь лихорадочное волнение.
x x x
Слово в слово повторил Тобольцев свою историю и в присутст-вии следователя, ведшего дело Холина.
И теперь Знаменский отправляется к коллеге с ответным визитом. Ноги несут его быстро, проезжую часть пересекают недисциплинированно, на красный свет. Вот и здание прокурату-ры. Вестибюль, лестница, коридор. Перед нужной дверью Зна-менский приостанавливается, делает официальное лицо.
-- Здравствуйте.
-- День добрый, Пал Палыч. Прошу.
Холин, сидящий за приставным столиком, впивается в Пал Палыча глазами.
-- В разговоре примет участие еще один сотрудник, -- говорит ему Панюков.
Холин привстает и даже отвешивает Пал Палычу нечто вроде поклона.
-- Пожалуйста... Очень приятно.
-- За приятность не ручаюсь, -- осаживает Холина Панюков. -Расскажите, что произошло четырнадцатого июня.
-- Черный день в моей жизни, -- произносит Холин печально. -Представьте: иду по улице, хороший вечер, хорошее настрое-ние, хорошая сигарета. -- Он обращается к Знаменскому, понимая, что сегодня рассказ адресован ему. -- Завернул в подворот-ню, чтобы бросить окурок, и вдруг вижу: кто-то лежит у стены...
-- В первом варианте Холин заметил лежащего, проходя мимо по переулку. На месте проверили -- выяснилось, что заметить невозможно: темно. Теперь возникла деталь с подворотней и окурком.
-- Да, сначала я упустил эту мелочь, -- Холин неприязненно покосился на Панюкова. -- Но о чем она говорит? Только о том, что у меня есть привычка не сорить на тротуаре. Воспитанный человек поймет. Рассказывать дальше?
-- Да, конечно.
-- Уже столько раз повторял, что заучил наизусть. Значит, я увидел, что лежит пожилой мужчина, а рядом валяется бумажник с документами. Я решил, что человеку плохо, подобрал бумаж-ник, чтобы не пропал, и хотел бежать за помощью. Но вдруг налетели два парня, дружинники, и схватили меня. Вот так я был задержан "на месте преступления".
-- Гражданин Холин забыл добавить, что при появлении дру-жинников он бросил бумажник, а по дороге в милицию сбежал и два месяца скрывался, -снова вмешивается Панюков.
-- Неужели лучше, чтобы я удрал с бумажником? Зачем мне чужой бумажник? Я думаю, в подобной ситуации любой испугал-ся бы. Представьте, парни вообразили бог знает что, никаких объяснений не слушали, бумажник считали "железной уликой"!.. Я хотел переждать, пока утихнет шум. Я не думал, что все так серьезно! Ведь, когда я побежал, я не знал, что он мертвый! Я же не знал! Вы верите? -- взывает он к Знаменскому.
