Любовь Овсянникова - Наследство от Данаи
Из-за горизонта поднялся месяц. Его полный круг пылал, как огонь, и был большим-пребольшим.
Валентина сошла с крыльца и украдкой плеснула мыльную воду на хозяйственный двор.
— Ты снова льешь химию туда, где мы птицу кормим? — послышался голос матери. — Далеко до сливной ямы дойти?
— Больше не буду, — в сотый раз пообещала Валентина и в это время увидела, что в соседский двор кто-то вошел.
Она повесила на сушку выстиранное платье и уже хотела подойти ближе к забору и посмотреть, что творится у Криниц среди ночи, но там засветился свет, и в лучах, упавших из их освещенных окон, промелькнула фигура Алексея.
— И хлеб прихвати! — послышался голос его матери Тамары Петровны.
— О, нагостевался наш красавчик непревзойденный на бабушкиных котлетах! Прибыли, не задержались. Очень своевременно, кстати.
— Привет! — подбежал к забору, разделявшему их усадьбы, Алексей. — Почему именно своевременно?
— Завтра у нас собирание в школе, у нашей классной возник какой-то неотложный вопрос.
— Чудесно. Я соскучился по дому.
— А особенно по Золушке.
— Прекрати. При чем тут Золушка? Я по всем соскучился. По ребятам тоже, по Сергею, Игорю.
— О! Не морочь девушке голову. По ребятам он соскучился! Ребят ты домой не провожал, а вот Золушку — провожал.
— Неправда. Я ее только до Лепеховского перекрестка довел, а не домой. Мы просто прогуливались. Она мне книжку рассказывала.
— А чего ты оправдываешься? Трус, да? Кстати, что умного она тебе рассказывала?
— «Не бойтесь бед». Читала? — вспомнил Алексей, о чем говорил с Татьяной.
Рыжуха пропустила мимо ушей его вопрос. Она была уже в азарте погони, ее несло, она вот-вот должна была набросить уздечку на этого красавчика.
— Слушай, я тоже могу тебе кое-что порассказать. Коль уж ты так любишь слушать, то соглашайся, не пожалеешь.
— А именно?
— Не все сразу, потом узнаешь. Книгу о звездах, но это такая книга, такая... — Валентина не находила слов и только заломила руки, подняв глаза к небу.
— Такая, такая, — передразнил девушку Алексей. — Что, впечатления еще не улеглись?
— Ты посмотри, какой умный! — вспыхнула Валентина. — Улеглись, не волнуйся. Но это такая книга, которую надо рассказывать наедине, причем именно в августе, как сейчас, и обязательно на вольном просторе, далеко от людей. Пошли!
— Подожди, — растерялся мальчишка от ее настойчивости. — Надо родителей накормить, самому что-то перекусить.
— Уже поздно наедаться, это вредно для здоровья.
— А мы спать не скоро будем, пока мама чемоданы разберет, переговорит с отцом обо всем, так не меньше двух часов пройдет. Я сейчас, — Алексей метнулся в летнюю кухню и через минуту уже нес в веранду кастрюли с едой, хлеб в целлофановом пакете и еще какие-то свертки. — Я быстро! — снова предупредил он девушку.
Валентина удовлетворенно улыбнулась, а потом подняла голову и долго смотрела на звезды. Мерцают себе и хлопот не знают. Все им безразлично. Неужели они там в самом деле есть, звезды? Висят в пустоте гигантские газовые шары, раскаленные!? Как? Зачем? А нам здесь, на земле, уютно от этого, так как мы, оказывается, не одиноки. И романтично — ах, фонари-фонарики!
Девушка вспомнила, что надо предупредить мать. Она забежала в дом, глянула на часы, было лишь половина одиннадцатого. О! Еще не так и поздно.
— Чтобы через час была дома! — приказала Лариса Миновна. — Мало тебе дня?
— Кого я днем вижу? — огрызнулась девушка. — Днем все на пляже, а я сижу здесь в тенечке, как пришпиленная. Вон, сколько всего пошила: тебе блузку, Лидке юбку, себе выходное платье, отцу рубашки починила. А тебе все мало.
— Иди, иди, погуляй, — снисходительнее сказала мать. — Горе ты мое огненное. Смотри, только глупостей не натвори!
— А ты у меня зачем? — намекнула Рыжуха на материну специальность — та работала фельдшером в больнице, и к ней часто обращались женщины покончить с нежелательными последствиями любви.
Лариса Миновна вышла из комнаты, где смотрела телевизор, к дочке в кухню, вопросительно склонила голову набок:
— Что ты сказала? — голос ее зазвучал тревогой. — Что ты сказала, я спрашиваю?
— Чего ты прицепилась? Заладила одно и то же: глупости, глупости! Не маленькая уже, без тебя кое-что соображаю.
— Смотри мне! — провела Лариса Миновна дочь суровым взглядом.
— А подвернется стоящая партия, так и глупости пригодятся!
Материн ответ Рыжуха уже не услышала, от нетерпения громыхнув дверью, что даже весь дом задрожал.
— Некрасивая, а выскочит замуж прежде Лидии, — со скрытым теплом сказала Лариса Миновна мужу. — И то сказать, ей ждать нечего, надо брать свое, пока в руки плывет.
— Ты — мать, тебе виднее. Я в женские дела не вмешиваюсь, — ответил тот.
Выбежав из дома, Рыжуха осмотрелась, прикрыла глаза, привыкая к темноте. Алексея на улице еще не было.
«Нет, — решила она. — Я здесь стоять и ловить его не буду. Много чести». Она повернула за угол и остановилась в лунной тени, падающей от веранды. Поблизости рос абрикос, достающий склоненными ветками до земли. Это было надежное укрытие. Дальше за абрикосом белел вход в летнюю кухню. Там возилась бабушка, и горел свет. Вот и пусть Алексей подумает, что это Валентина там что-то делает.
Наконец вышел и он. Не спешить! Пусть подождет.
Алексей тоже какое-то время привыкал к темноте, а потом заглянул во двор Рыжухи и, никого не заметив, пошел к воротам. Открыл калитку, вышел на улицу. Пусто, ни души. Он нерешительно потоптался у ворот и с облегчением, что честно выполнил обещание, трусцой подался к дому.
— Ты что, убегаешь? — вышла из тени Валентина. — И от кого? От меня. Неужели я такая страшная?
— Думал, ты пошутила, — сказал мальчишка с нотками досады, что ему придется идти и слушать Рыжухину болтовню.
— Вот уж! Ухажер называется. Дождаться девушки терпения нет.
— Какой «ухажер»? Ты чего? — забеспокоился Алексей.
— Шучу я, шучу. А ты, красавчик непревзойденный, оказывается все-таки трус. Боишься меня, сознавайся?
— Чего бы вдруг? — сказал Алексей, а сам подумал, что Рыжуха за лето заметно изменилась. Или взрослее стала, или решительнее, самостоятельнее.
— А потому, что я такая... Знаешь какая? Ух-х! — и она подняла руки, растопырив пальцы, будто хотела вцепиться в него.
Они рассмеялись. Смех кое-как снял напряжение, подкравшееся и уже обнявшее их двусмысленностью, чем-то недосказанным, оставленным каждым из них себе на уме.
— Так куда ты меня приглашала? — спустя минуту заговорил Алексей.
Они медленно шли улицей в сторону мостика через Осокоревку, за которым начиналась другая область. Здесь, правда, большинство прогуливающихся поворачивали направо, в центр поселка и к школе. Но сейчас там была масса народу, а Рыжухе хотелось остаться наедине с этим равнодушным ко всему красавцем. И она не спеша повела Алексея в сторону мостика, но, не дойдя до него, взяла левее, и они оказались в небольшой ложбинке — на толоке.
— Какой ты, Алексей, неловкий! Ну чего бы тебе не забыть, что это я предложила прогуляться?
— Так я же... тот...
— Чтот? — ему в тон перекривила Рыжуха.
— Не могу присваивать чужие идеи. Это плагиат, — нашелся Алексей с ответом.
— Вот скажи, ты способен на сугубо мужской поступок? Что меня беспокоит, так это то, что в критический момент ты окажешься не способным на это.
— Не беспокойся. Придет время, и я покажу, на что способен.
— Какого времени ты ждешь? От юноши каждая минута требует мужества, мужественности, если быть точнее. Вот, как эта, например. Разве нет?
— Намек?
— Ага, — и Рыжуха, смеясь, ухватила его левую руку и положила себе на плечи. Сама же обняла правой рукой его за талию.
Мальчишке, кажется, это понравилось, он притих, даже дыхания его не стало слышно. Сердце забилось чаще и громче. Продолжая игру, девушка прижалась ухом к его груди.
— Слушай, у тебя сердце не больное?
— Не жалуюсь. А что? — Алексей остановился.
— Стучит, как «пламенный мотор».
Она ощущала, что Алексей сейчас отшатнется, вывернется из ее рук, и сегодняшний вечер для нее будет утрачен. Тогда снова лови оказию. Нет, сейчас так удачно соединилось его растроганность с элегичностью природы, что не воспользоваться этим — грех. И она играла свою роль дальше.
— Я не думала, что у мужчин так сердце бухает! Еще выскочит, — Рыжуха залилась смехом, немного искусственным, в котором тем не менее угадывалась нервозность. — Сейчас мы его уймем. Шагай со мной в ногу, вот так, вот так, — подталкивала мальчишку обнимающей его рукой.
Она мастерски отвлекала внимание от его руки, лежащей на ее плечах, от своей руки, обвивавшей его торс, от своего прижимания к нему и сосредоточивала его лишь на волнении в крови, поощряя мальчишку к более глубокому возбуждению.
