Дональд Уэстлейк - До седьмого пота
– Ты бы мог меня шантажировать!
– Я мог – что?
– Родерик, у тебя было бы вещественное доказательство против меня. Ты бы мог, шантажируя меня, с комфортом прожить до конца жизни. Признаюсь, я бы лучше до конца жизни терпела тебя в качестве шантажиста, нежели Чарльза – в качестве мужа. Потому что знаю, дорогой Родерик, – ты станешь держаться в рамках разумного. – Ее усмешка становилась все холоднее и злее. – Разве не так?
Ее мысль становилась пугающе ясной.
– Ты, ты хочешь, чтобы я...
– Ничего я от тебя не хочу, – отрезала она. И добавила:
– Знаешь, не было еще человека, который бы мне отказал. Мне даже не надо просить – они сами все делают. Интересно, что бы случилось с тем, кто посмел бы мне отказать?
– Ты давно это задумала, да? Поэтому и наняла меня, так?
– Ты просто глуп, неужели ты и вправду думал, что мне нужно кого-то нанимать? Я терпела твое слабоумие по необходимости, но теперь могу сказать, что испытывала отвращение, платя тебе за услуги, так же как когда ими пользовалась. Вот это удар.
– Ты не жаловалась, – выговорил я.
– В самом деле? Ладно, Родерик, мне надо идти. Чарльз будет с минуты на минуту.
– Подожди, – попросил я.
– Подождать? Чего?
– Мне нужно подумать...
– Едва ли на это есть время, – усмехнулась она.
У меня не было времени ни выслушивать ее, ни отвечать. Надо было решать, что делать.
Убить мужа? Что, если я действительно убью Чарльза Эвинга, хоть и в жизни никого не убивал и вообще самый щепетильный человек на свете? Убив его, я стану до конца жизни шантажировать Марго.
И что? Шантажировать Марго? Мне? Соперничать с ней в той дуэли двух дьявольских умов, которой явится этот шантаж? Она заполучит признание – и через полгода я в могиле.
Что же тогда? Отказ? Смогу ли я стать первым человеком, сумевшим отказать ей в ее притязаниях?
Марго смотрела на меня.
– Ну? – спросила она.
***
Прошло двадцать минут. Я ждал, пока ты придешь домой, Чарльз, и вот ты здесь, и я все тебе рассказал. Прости, что тебе пришлось выслушать все это под дулом пистолета, просто я сомневался, что ты согласишься со мной разговаривать.
Вероятно, осознав себя рогоносцем, ты меня ненавидишь – не важно. Рога, которые я повесил тебе на лоб, ничто по сравнению с проблемами куда более весомыми на данный момент.
Признание Марго вон в том конверте, на столе возле тебя. Я подожду, пока ты прочтешь и удостоверишься в правдивости моего рассказа.
Собираюсь ли я исполнить требование Марго? Намереваюсь ли убить тебя?
Ладно. Я подумал вначале об альтернативном решении – сложном и вместе с тем удовлетворительном. Взгляни еще раз на это признание, Чарльз, и ты увидишь, что его некоторым образом можно интерпретировать как записку самоубийцы. Следишь за моей мыслью?
Ну да. Я бью Марго по голове чем-то тяжелым – ну вот, скажем, рукояткой этого пистолета – и дожидаюсь, когда ты вернешься домой. Затем стреляю в тебя – ведь если Марго покончила с собой из-за раскаяния после твоего убийства, значит, тебя надо убить, – потом выбрасываю Марго в окно, спешу в Центральный парк, чтобы выкинуть пистолет, и наконец навсегда избавляюсь от вас всех.
В кабинете, где она сидела за столом, я занес пистолет...
И не смог этого сделать.
Нет. Я не столь кровожаден. Марго, морализируя, забыла одно: трусость – гораздо сильнее, чем совесть. И если я не мог убить ее, которую боялся и ненавидел, еще менее вероятно, что я могу убить тебя.
Нет, Чарльз, ты умрешь не от моей руки. Но Марго может найти другого – если ты сам не перейдешь в наступление.
Вот мое решение: как Марго натравила меня на тебя, я теперь натравлю тебя на нее. Ты, мне думается, посильнее меня и быстрее добьешься успеха. А если нет. Марго чудненько справится с тобой сама. Так что самым искренним образом желаю удачи.
А сейчас, прости, мне надо бежать.
