Владимир Бацалев - Убийство в "Долине царей"
— А где он жил?
— Снимал квартиру на юго-западе. Она опечатана, ключи в милиции.
— Он владел русским языком?
— Да, поскольку его жена так и не удосужилась выучить английский. Типичный случай русского хамства в чужой стране, сказал Поглощаев. — Мне кажется, ее уровень — что-то среднее между продавщицей и кладовщицей, судя по рассказам Вани, то есть почти американский стандарт. Присосалась к нему, как клещ, а он, дурак, поверил всяким небылицам о русских женщинах, начитавшись Некрасова. Теперь вот его убили, а она не торопится…
— Как Шекельграббер с ней познакомился? Он жил прежде в Москве?
— Нет, она разошлась с первым мужем и ушла к Ване уже в Нью-Йорке, — сказал Кашлин. — Ребенок, по-моему, от первого брака, а может, и более ранний. От этой эмансипации женщины стали такие неразборчивые! Совсем потеряли стыд и голову. Готовы заводить детей чуть ли не после первого комплимента.
— Пока все, — сказал я и поднялся. — Загляну к вам завтра за досье на сотрудников. Если понадоблюсь срочно, то с пяти до семи меня обычно можно найти в одном из баров Дома журналистов.
— Вы журналист? — спросил Поглощаев напуганно.
Я покачал головой из стороны в сторону, дескать, и да, и нет.
Уже у двери я обернулся и спросил напрямик:
— Послушайте, для чего вам нужен убийца? Ведь Шекельграббера не воротишь. Учтите, самосуд я не допущу.
— Дело в том, — сказал Поглощаев, — что вчера в Сандуновских банях из моего пиджака украли портмоне с документами. Это может быть совпадением, но я не хочу рисковать.
— Пожалуйста, — сказал я, — подключите к телефону определитель номера и магнитофон.
— Мы не олухи, — ответил Кашлин, — уже подключили.
Покидая похоронное бюро, я взял со стола секретарши рекламный проспект.
— Правильно, — одобрила она. — Готовьтесь заранее, копите деньги.
— У вас большая зарплата? — зачем-то спросил я.
— Да уж побольше, чем у вас, — ответила она, бросив взгляд на мой костюм.
— А что вы такого полезного делаете?
— Ничего не делаю.
На том и расстались. В автобусе я пролистал проспект:
ФИРМА «ДОЛИНА ЦАРЕЙ» МЫ ПРЕДЛАГАЕМ ВАШИМ БЛИЗКИМ ВЕЧНОСТЬДальше следовал рассказ о том, какого рода Вечность предлагается. Покойника бальзамировали по всем канонам Древнего Египта. Мумию хоронили в пуленепробиваемом герметичном и влагоустойчивом саркофаге, который к тому же выдерживал вес в двадцать тонн. Фирма гарантировала сохранность тела в течение пяти тысяч лет. Фирма обещала, что в Судный день покойник будет выглядеть, как огурчик. Оживлять такого — одно удовольствие. Тут же были фотографии мумий фараонов, многие из которых я уже видел в директорском кабинете. Особой строкой, но ненавязчиво и даже галантно, подчеркивалось, что удовольствия фирмы — не для бедных.
Давно я не попадал в такие передряги, а если честно — ни разу. Знай Кашлин и Поглощаев, что я только пробуюсь на стезе частного сыска, они бы сразу показали от ворот поворот. Но им рекомендовал меня начальник отделения милиции и рекомендовал из своекорысти, потому что сыщик я был липовый, подставной, хотя и чувствовал какое-то мимолетное влечение к этому делу, начитавшись и насмотревшись детективов со счастливым для сыщиков концом, безмятежным мудрствованием в середине и озадачивающим ночным звонком в начале.
Вообще-то в природе я существую как безработный журналист. Прежде работа в газете, потом в журнале, опять в газете, и однажды подневольная писанина до того обрыдла, что я ни с того ни с сего накатал заявление об уходе из партийной газеты. Геройский поступок по тем временам. «Ну не может нормальный человек всю жизнь делать интервью с людьми, которые ему противны, или репортажи, от которых самого тошнит!» — объяснил я, но мало кто соглашался. Все тряслись за собственную задницу, причем тряслись задницей, так как мозги свои давно профунькали проституционным щелкоперством.
Я переоценил свои возможности и помощь друзей, тут же записавшихся в недруги. Надеялся работать на вольных хлебах в свое удовольствие и распихивать по знакомым редакциям, но просчитался: почти все двери передо мной захлопнулись, хотя перестройка уже была на излете, и путч только-только провалился. Единожды предавший, кто тебе поверит. Кругом открывались сотни новых газет, но в них надо было либо вообще не работать и, проев чей-то спонсорский фонд, разбежаться, либо писать такую гадость, какая даже в коммунистической прессе не снилась: по мне уж лучше слушать вранье партийного босса, чем беседовать с гомосексуальной парочкой или брать интервью у грошовой проститутки с трех вокзалов, которая после каждого вопроса требует стакан, а за следующий стакан предлагает отдаться.
Какое-то время я перебивался в коммерческом издательстве, правя корректуры, но книги тут упорно не рождались, одни выкидыши на стадии оригинал-макета. Конечно, издательство приказало долго жить другим коммерческим издательствам. Я уже подходил к крайней черте бедности и потихоньку распродавал имущество. Единственным средством существования был дом журналистов: там иногда подворачивалась халтура у старых знакомых, например, смотаться за кого-нибудь в творческую командировку, пока сам командированный творит новую любовницу, но чаще ребята, работавшие в барах и ресторане, просили что-нибудь поднести, разгрузить машину с пивом или подежурить за кого-нибудь, кому срочно понадобилось уйти со службы. Если б Кашлин и Поглощаев знали, почему меня можно почти каждый вечер застать в домжуре, то-то бы посмеялись!
И вот неделю назад я встретил Квочкина, начальника отделения милиции. Когда-то я написал о нем три статьи и способствовал его продвижению по службе. Квочкин оказался мужиком добропамятным. Мы посидели в его кабинете, уговорили пару бутылок и, выслушав историю моего падения, Квочкин предложил мне стабильный заработок и практическое ничегонеделанье.
— Это элементарно, Ватсон, — сказал он, — если преступление не раскрыто по горячим следам, то шанс, что оно будет раскрыто потом — чистая случайность. Но и ее со счетов никто сбрасывать не собирается… А если, скажем, в установке истины заинтересованы люди состоятельные, а дело двигается туго — у милиции все руки заняты, — но двигается? Чувствуешь? тут золотое дно лежит на поверхности. Я говорю заинтересованным лицам, что милиция им вряд ли поможет, хотя и постарается изо всех сил. Но милиция сама перегружена, а вот есть на примете частный детектив с отличной школой и репутацией. Почему бы не пригласить его? Этот детектив — ты. Основные твои задачи внимательно выслушать клиента, задать десяток неглупых вопросов и взять аванс на текущие расходы. Аванс мы делим пополам. Потом ты будешь изредка звонить клиенту и передавать то, что узнает милиция. Ну как, согласен?
Под влиянием выпитого я согласился, не думая, и мы ударили по рукам. На следующий день он вызвал меня по телефону, от которого я уж думал отказываться ввиду неплатежеспособности, и поведал о «Долине царей», очень довольный собственной хитростью.
И вот я посетил Кашлина с Поглощаевым. Странно, но их история заинтересовала меня всерьез. Случается же такое с профанами! Почему бы и не попробовать? — думал я. — Времени — ешь — не хочу. Ну, не получится, так хоть с людьми новыми познакомлюсь, глядишь, и сам в этой «Долине» кем-нибудь пристроюсь. — Из телефонной будки я позвонил любовнице Шекельграббера, Марине Степановне Размахаевой, представился и напросился в гости ближе к вечеру. Потом пошел в отделение милиции, как на Голгофу. Двести долларов приятно грели карман и душу, но мысль, что с половиной сейчас придется расстаться, лишала жизненной потенции, а исчезнуть из поля зрения Квочкина выглядело бы просто глупостью: еще два десятка подобных «дел», и я — миллионер в рублях, а с учетом инфляции и везения, глядишь, мультимиллионер… и весь в рублях…
— Молодец, — похвалил Квочкин, пряча стодолларовую купюру почему-то в кобуру. — Выпьешь за упокой Шекельграббера и за мою изобретательность.
Что-то легла у меня душа к этому убийству, — сказал я. Кстати, вчера у Поглощаева тоже украли документы.
— А нам, дурак, не сообщил, — сказал Квочкин. — И чем только люди перед смертью думают!
— Может, я всерьез займусь делом?
— Да брось ты эти игры. Тут свои законы и правила, а ты в них — как свинья в апельсинах.
— Но я уже принес неизвестную тебе информацию.
— Ну представь, ввяжешься ты, чуть что — тебя загребут, спросят: какого рожна лезешь? Ты ответишь: позвоните майору Квочкину, он объяснит. — А подать сюда Квочкина! По какому праву вы, товарищ майор…
Он еще долго разыгрывал этот спектакль одного актера, и только потребность выпить заставила его прерваться.
— Зачем же я буду подводить тебя? — сказал я. Все-таки у меня удостоверение журналиста, я им всегда прикроюсь.
