Григорий Никифорович - Сорвать банк в Аризоне
— Лио, - сказал он с ударением на «и», — это начальник нашей университетской полиции лейтенант Фрэнк Санчес. Он сказал, что хочет задать тебе несколько вопросов.
— Как поживаете, мистер Голубифф? — подхватил лейтенант. — Не найдется ли у вас несколько свободных минут? Мы могли бы поговорить в оффисе мистера Льюиса, если он не против.
— Надеюсь, это ненадолго? — сказал Сэм, давая понять, что начальник здесь все-таки он.
— Да нет, — ответил лейтенант Санчес, улыбаясь еще покровительственнее, — с полчаса, не больше. Кстати, я бы просил вас, мистер Льюис, тоже присутствовать при нашем разговоре.
— О'кей, лейтенант — согласился Сэм, став еще мрачнее. — Мой оффис в вашем распоряжении.
В целом все это выглядело довольно мирно, но я испугался. Конечно, лейтенант Санчес мог расследовать что-нибудь, вовсе не имеющее ко мне отношения. Все равно я почувствовал, что сердце стало биться чаще, а руки и ноги онемели, пускай только на пару секунд.
— Пойдемте, мистер Гольюбев, - проговорил лейтенант. Я поднялся и даже нашел в себе силы поправить его:
— Моя фамилия — Голубев. Но вы можете называть меня просто Лио, - ответил я. Я перестал пытаться заставить американцев произнести имя Леонид или даже просто Леня еще лет пять назад.
— Спасибо, Лио — обрадовался лейтенант Санчес. Но сам называть себя просто Фрэнком не предложил, что мне не понравилось. Впрочем, это еще не означало, что лейтенант хочет соблюсти официальную дистанцию между подозреваемым и офицером полиции. Это могла быть просто бессознательная реакция на мою невежливость. Я ведь не сказал Санчесу, как положено, «Очень приятно с вами познакомиться» в ответ на его «Как поживаете?».
Мы направились в оффис Сэма, вошли, расселись и закрыли за собой дверь. Сэм уселся за свой стол, спиной к окну, а мы — на стульях для посетителей лицом к Сэму. И хотя вопросы ко мне были вроде бы у лейтенанта Санчеса, первым начал Сэм.
— Лейтенант — сказал он, по-прежнему без малейшей улыбки, — вы, надеюсь, понимаете, что мы — люди занятые. Хотелось бы, чтобы ваши проблемы не слишком отвлекали нас от наших дел.
Это было странно для обычно сдержанного Сэма. Слова, и, главное, тон, которым они были произнесены, были резковаты для обычного американского делового разговора, почти на грани грубости. И, действительно, теперь уже полицейский перестал улыбаться и неприязненно посмотрел на Сэма.
— Мистер Льюис, — жестко произнес лейтенант Санчес, — у меня нет никаких проблем. Проблемы есть у вас — в вашем отделе, которым вы пока что руководите. И они настолько серьезны, что, похоже, нам, полиции, придется решать их за вас. Может быть, вам привычнее разговаривать у нас, в отделении — я ничего не имею против. В сущности, я оказываю вам услугу, придя сюда.
Видно было, что Сэм нашел бы, что ответить лейтенанту, но все-таки он сумел сдержаться:
— Простите, лейтенант, — сказал он примирительно, — вы ведь знаете, до сих пор в моем отделе не происходило ничего, что могло бы заинтересовать полицию. — Лейтенант неопределенно хмыкнул. — Поэтому объясните пожалуйста, в чем дело?
— Я же сказал, у меня есть вопросы к Лио. — Лейтенант Санчес снова расслабился и повернулся ко мне. — В сущности, это только один вопрос, потому что все остальное я уже и так знаю. Зато мой вопрос стоит полтора миллиона долларов. Лио, где эти деньги сейчас?
Слава Богу, подумал я, это какое-то недоразумение. А вслух спросил:
— Я не понимаю, о чем вы говорите. Какие миллионы? При чем здесь я?
— Лио, — ответил Санчес, — не прикидывайтесь. Вы прекрасно знаете, в чем дело.
Сэм откинулся на спинку своего кресла и сказал:
— Вообще-то я тоже не понимаю, о чем речь.
— Сейчас объясню — сказал лейтенант, теперь уже вполне серьезно, — но учтите, Лио, один шанс вы уже потеряли. Сегодня кто-то ограбил «Твенти ферст бэнк оф Аризона» — взломал защиту центрального компьютера и увел со счета университета полтора миллиона долларов.
Здесь я перепугался по-настоящему. Сотни раз до этого я говорил сам себе: бояться полиции нечего, никакой американский суд не может ко мне придраться. Но одно дело — представить себе возможное столкновение с законом, а другое — понять, что оно уже наступило. Сердце мое совсем упало, но рассудок, как ни странно, продолжал работать. Например, я сообразил, почему банковский компьютер отказался утром связываться с моим — на всякий случай они заблокировали любые подключения. Но отчаиваться было еще рано, и я нахально повторил:
— И все же — причем здесь мы?
— Мистер Льюис — обратился лейтенант к Сэму, игнорируя меня — вы, как я вижу, очень ответственный руководитель, и, как мне говорили, хороший специалист. Вы наверняка знаете, что такое — тут он вынул из нагрудного кармана блокнотик, заглянул в него, и прочел — «Ай-Пи адрес».
Сэм чуть было снова не вскипел, хотя Санчес, возможно, и не думал издеваться. Действительно, не всякий знает, что любому компьютеру, подключенному к какой-либо сети, автоматически присваивается так называемый «Ай-Пи» адрес. Обычно это комбинация из двенадцати цифр, по которой сеть узнает компьютер, позволяет ему подключиться к ней и идти дальше, например связаться с другим компьютером. Маленькие сети, как в нашем отделе, объединяются в большие, скажем в университетскую. И так далее, вплоть до глобальной сети Интернета. «Ай-Пи» адреса — это вроде как личные пароли компьютеров, без них компьютеры всего мира не смогли бы общаться друг с другом.
— Да, — сухо ответил Сэм, — я знаю, что такое Ай-Пи адрес. Что дальше?
— А вам известен такой адрес? — лейтенант перегнулся через стол и показал Сэму запись в блокноте. — Центральный банковский компьютер зарегистрировал взлом в два тридцать ночи. Он зарегистрировал и адрес компьютера-взломщика — вот этот адрес. Теперь понятно?
На лице у Сэма появилось непонимающее выражение.
— Лио, — воскликнул он — это адрес компьютера в твоем кубике! Ты что — увел из банка полтора миллиона?
— Не может быть! — воскликнул я в свою очередь.
Глава 2. Апрельское утро
И этого действительно не могло быть по крайней мере по трем причинам. Во-первых, в два тридцать ночи я либо уже спал, либо еще не спал, причем не один. Во-вторых, никакой нужды взламывать центральный банковский компьютер у меня никогда не было. А, в-третьих, я и вправду не помышлял спереть из банка полтора миллиона — ни вообще, ни тем более сегодня.
Наоборот, сегодня я проснулся расслабленным — не по звонку будильника, а от того, что солнце светило мне прямо в правый глаз. Окно — это сильно сказано. На самом деле это довольно узкая щель, высотой примерно в два фута и шириной футов пять. Она расположена почти под самым потолком, но при моем среднем росте в метр семьдесят пять я вполне могу дотянуться и приоткрыть ее — потолки невысокие. В моем собственном доме я предпочел бы нормальное окно с видом на озеро или лесок, а на ночь задергивал бы плотные шторы. Но — и дом это не мой, и город не очень знакомый, и даже страна не моя — так к чему волноваться?
Первым делом я взглянул на будильник, и убедился, что уже около восьми часов. Хотя будильник был поставлен, как всегда, на пять тридцать — я не поленился проверить, — но вовремя он не прозвонил. А может и звонил, все три раза с перерывами в семь минут, как положено, но я почему-то не расслышал. Это показалось мне странным, поскольку вообще-то сон у меня довольно чуткий.
Однако я тут же понял, что произошло. На столике рядом с будильником лежала короткая записка: «Целую. До встречи. 6.10.». Значит, Инка проснулась по будильнику и решила поехать домой, хотя могла бы и не спешить — мы знали, что Джим вернется только к субботе. И, наверное, заглушала будильник всякий раз, как он начинал звонить снова. А как выключить полностью, не догадалась, на это ее гуманитарного образования не хватило. Впрочем, главное в ней было не образование.
Главное было то, что всю сегодняшнюю ночь, со вторника на среду, эта огненно-рыжая тридцатилетняя женщина с очень белой кожей и немалым сексуальным аппетитом провела в моей постели. И оба мы — за себя я ручаюсь, — остались друг другом довольны. Я — поскольку вот уже почти полгода жил один, вдалеке от моей семьи и моей жены, а она — не знаю, почему. Может быть, ее американского мужа ей было мало. Может быть, в постели приятнее разговаривать на родном языке — если захочется еще и поговорить. А может быть, кто знает, я вдруг оказался мужчиной ее мечты.
