Алексей Биргер - Тайна утопленной рамы
Он заранее снял все размеры с балюстр балкона, срисовал их резьбу, посчитал, сколько надо заменить, и в то утро привез восемь новеньких, идеально выточенных балюстр, и теперь помогал отцу устанавливать их взамен совсем развалившихся. Мы с Иваном были "на подхвате" - если где надо было что придержать или заранее выдрать старый проржавевший гвоздь, то это делали мы.
Солнце светило с другой стороны дома, балкон закрывала приятная прохладная тень. Работа шла весело и быстро, мы продвигались от одного конца балкона к другому, болтая о том и о сем, и прошли, наверно, две трети перил, когда Гришка сказал:
- Да, слышь, Семеныч, не доходило до тебя, что по деревням опять скупщики икон появились?
- Скупщики икон? - отец удивленно вскинул брови. - Я думал, в наших краях уже и скупать-то нечего.
- Выходит, ещё может чего-то найтись! - усмехнулся Гришка. - Они и ко мне подкатывались - не знаю ли я, кто готов по дешевке иконы сплавить.
- Почему они именно к тебе обратились? - спросил отец. - Из-за старой твоей репутации?
Мы с Ванькой жадно слушали, и даже забыли про старый гвоздь, который следовало удалить, прежде чем отец пройдется по этому месту рубанком.
- Навроде того, - ответил Гришка. - И ещё потому что я многих знаю. Ко мне до сих пор за советом идут, если надо что барыгам побыстрее продать. Вот, только на днях был случай, как раз с иконой. Есть мужичонка один, он у нас в цехе прибирается да ещё время от времени всякую подсобную работу выполняет. Пьющий, в общем, мужичонка. И спрашивает он у меня, не знаю ли я, кому можно икону продать. Хорошая, говорит, икона, семнадцатого века. Я поинтересовался осторожненько, откуда она у него - мне ж, понимаешь, Семеныч, с любыми сомнительными вещами и за версту иметь дело нельзя. Сцапают, скажем, мужичка, да узнают, что именно я дал ему наводку, куда краденую икону сбыть, пусть даже и не зная, что она краденая - меня ж на всю катушку укатают за соучастие, припомнив старые грехи. Но этот мужичок заверил меня, что все чисто, у него бабка старая умерла, и икона её, из поколение в поколение передававшаяся. Он, мол, давно на эту икону покушался, но бабка ни в какую - святыня для неё семейная, и все тут! А теперь, после её смерти, у него вроде как и руки развязаны.
- И сколько ж он хотел за икону? - поинтересовался отец.
- И я то же самое спросил! - охотно откликнулся Гришка. - Он почесал в затылке и говорит: "Много, очень много. Я ж понимаю, что икона ценная. Меньше, чем за семьсот рублей не отдам".
Отец насмешливо присвистнул.
- "Очень много"! Да для икон семнадцатого века даже самый скромный счет на многие тысячи идет, так?
- Все так, - ухмыльнулся Гришка. - Но ведь этот мужик в других категориях мыслит. Бутыль самогона - десять рублей, а кое-где и по восемь сторговаться можно. Чуть не сто бутылок самогона выходит - это ж почти до Нового года можно жить себе в удовольствие!
- И что ты ему ответил? - спросил отец.
- Посоветовал к отцу Василию обратиться, - сообщил Гришка. Отец Василий - это был наш местный священник, человек редкой энергии и доброты. Отец иногда, добродушно посмеиваясь, говорил ему: "Ну, вы, батюшка, прямо полковой поп! И грехи замолите, и под огнем не сробеете!" "Все верно! - в тон отцу отвечал отец Василий. - Только не полковой, Семеныч, а партизанский. Потому что все, что я делаю - сплошная партизанщина!" "Партизанщиной" отец Василий называл организацию бесплатных обедов для бедствующих пенсионеров, сбор одежды для детей из "трудных" семей и прочие подобные дела. - Я, значит, сказал мужичку, что, надо думать, отец Василий деньги достанет, а икона при этом в должные руки попадет, не к спекулянтам каким-нибудь. Все-таки, говорю, если для твоей бабки это святыня была, так уважь её волю, чтобы икона в дурные руки не попадала. А то, говорю, ты ведь знаешь, нарушать волю покойничка - это себе в убыток бывает. Он и согласился...
- И был он у отца Василия?
- Нет, - ответил Гришка. - Через два дня, когда он опять появился, я спросил у него, как у него с иконой. "Да никак! - ответил с досадой. Сеструха с мужем из своей Твери мигом примчались - мол, мы тоже наследники и без нас бабкино имущество продавать нельзя. Ни единой мелочи, говорят, трогать не смей, пока мы с тобой все официально не поделим, кому что. Так что икона, можно сказать, арестована." Ну, и попросил, конечно, пятеркой его выручить.
- Выручил? - спросил отец.
- Выручил, - хмыкнул Гришка. - Он ведь и ещё придет. А как до двадцати рублей долг набежит, я его отработать заставлю. Часть огорода мне перекопать, или что там. Он ведь в соседней деревне живет.
Гришка жил не в самом Городе, а в деревне неподалеку от города, минутах в пятнадцати от шоссе, огибающего дальний, глубоко вдавшийся в сушу, край заповедника.
- Хитер! - покачал головой отец.
- А с такими, как этот мужичок, иначе нельзя, - возразил Гришка. Если они не будут знать, что всякий долг отрабатывать придется, они без конца будут из тебя пятерки и десятки тянуть.
- Так что с этими скупщиками икон? - вернулся к началу разговора отец.
- Так вот и появились они сразу после этой истории! Я даже посмеялся про себя, что прямо как мухи на мед. То ли этот мужичок так болтал о своей дорогой иконе, что слух далеко пошел, то ли вообще они нутром чуют, когда где всплывает, чем можно поживиться. Ну, и навестили меня. Не старые еще, но и не сказать, что молодые. Одетые прилично. Ну, оно и понятно. Без шика, понимаешь ведь, Семеныч, но так, чтобы было видно: у человека деньги есть, небольшие, правда. Ну, и чтобы доверие внушать. Нам, говорят, рекомендовали к вам обратиться, потому что вы, мол, вероятней всего знать будете, кто здесь иконы и другие предметы старины готов продать. Мы, мол, художники, коллекцию для себя составляем, нам это и по работе надо, чтобы лучше русское искусство изучать и представлять, а в цене не обидим. Какой-нибудь бабушке на всю зиму на хлебушек будет. Как же, думаю, художники, держи карман шире! Но эти сомнения я при себе придержал, а им ответил просто: не знаю я таких людей. Вы, мол, сами походите, порасспрашивайте. На том, в общем, и разошлись. Но они мне бумажку с адреском черканули: вот, если что, мы в гостинице, в таком-то номере.
- В какой гостинице? - рассеяно поинтересовался отец.
В городе было две гостиницы. Одна, пошикарней, называлась раньше "Интурист", а теперь её переименовали в "Княжескую", а другая, как и прежде, называлась "Туристская" и была намного скромнее.
- В "Княжеской", - ответил Гришка. - Сказали, что пробудут где-то с неделю.
- С неделю? - отец на секунду задумался. - Выходит, рассчитывают на какой-то хороший улов. Такие люди временем дорожат, и зря на одном месте целую неделю сидеть не будут.
- Да, насчет улова, - сказал Гришка. - Я сегодня собираюсь на ночной лов рыбы и, если ты не против, мог бы пацанов прихватить. Они ведь давно просились.
Мы с Ванькой затаили дыхание, разрываемые надвое восторгом и мучительными сомнениями: а вдруг отец не разрешит? Он, вообще, обещал отпустить нас как-нибудь с Гришкой, который был отличным рыбаком - но вдруг как раз на сегодня у него запланированы какие-нибудь дела по дому, из-за которых мы поехать не сможем?
Отец пожал плечами.
- Пусть едут, я не против. Им только на пользу.
- Ура-а! - закричали мы с Ванькой.
- Тогда я заеду за ними часам к восьми, - сказал Гришка. - Просто причалю, так что пусть спускаются к берегу. И пойдем на дальнее озеро, за Удолицу.
Удолицей называлась небольшая речка, впадавшее в дальнее озеро. То есть, кроме этого дальнего озера были озера и ещё дальше, ведь весь наш край - это сплошные цепи озер и судоходных рек и каналов между ними, но на озере, которое мы для себя называли "дальним", проходила северо-западная граница заповедника и кончались владения отца. На Удолице, речушке между довольно крутых берегов, с ответвляющимся от неё оврагом, по которому некогда проходило её русло, пока природа (или люди?) не пустила речку по другому пути, находилась самая дальняя из баз отдыха (или гостевых комплексов, называйте, как хотите), с теплым домом, охотничьим домиком, навесом для машин, сауной и русской баней. Из бани был сделан спуск прямо в речку, типа детской "горки", так что можно было прямо из парной плюхнуться в холодную воду, лихо промчавшись на "пятой точке". А ещё эта речка была известна тем, что именно в неё весной шла на нерест щука и вода прямо кипела от рыбы. Но на Удолице ловить рыбу было ещё нельзя, без специального разрешения, которое выдавал отец. А вот дальше, вне охранной зоны заповедника, можно было рыбачить сколько угодно. Поэтому Гришка и хотел пройти за Удолицу. Конечно, разрешение на лов в водах заповедника отец бы ему дал, но Гришка старался как можно меньше "напрягать отца" и всем своим видом показывать, что он соблюдает абсолютно все законы и правила.
- К восьми мы будем готовы! - заявил Ванька, опережая меня.
- А пока что не спите, - сказал отец. - Почему этот гвоздь ещё не выдран? Хотите, чтобы я лезвие рубанка попортил?
